XII
Не здесь ли, улыбаясь и играя,Амур опутал сердце мне сетями?А тот же ль я, и теми же ль мечтамиживу, как прежде им себя вверяя?Да, точно, здесь тот уголочек рая,где забывался счастьем я часами,где грудь, окованная холодами,зажглась моя, огнём любви сгорая.Но тот я, кто обманут был когда-то,и за надеждою, Амур, твоею,боюсь идти, исполненный сомнений,ведь знаю: чувством сердце чьё объято,не должен тот испытывать волнений.Я ж ныне трепещу и леденею.
XIII
Меня в темнице сладостной и нежнойне из обиды и ожесточеньямоя врагиня держит в заточенье,но из любви и милости безбрежной.В иной тюрьме страданье – неизбежно,но счастлив я: не боль, а облегченьеот боли, жизнь, не долгие мученьядушой я ожидаю безмятежной,но радостные встречи, сладострастьеобъятий долгих, жар ночных признаний,улыбки, ласки, игры, смех любимой,но сердцем всем желаемое счастьеи тысячи и тысячи лобзаний —любви взаимной дар неисчислимый.
XIV
Когда я нежный взгляд узрел впервые,и губ пурпурных сладостные розы,и кудри, вьющиеся, словно лозы,пленительные, светло-золотые,я думал, что достоинства иные,что небом вам даны, – ничто, лишь грёзыв сравненье с красотой, что их угрозыеё сияньем превзойти – пустые.Но я расстался с мыслями такими,ваш кроткий нрав всё больше узнавая:в его сиянье нет почти отличий.Они равны в божественном величье:соперничать, о нет, не смогут с нимини нрав иной, ни красота иная.
XV
Одни – прелестный лик, иль кудри доннысвоей поют, а белизну – вторые,природой коже данную, иные —очей прекрасных славят взор бездонный;Не смертной красотой заворожённый,пою я – нет, не так, как остальные:душа и нрав благие, неземные,дух, телом будто бы не отягчённый,и грация, любого мановеньяизящество и легкость, – вот те силы,что мне всегда даруют вдохновенье;и если бы стихи подобны былимои тем силам, с их благословеньяи статую они бы оживили.
XVI
Ах, если жить я мог бы ожиданьем!Ах, служба донне стала бы приятной!Но по тропе к усладам благодатнойидти запрещено моим мечтаньям.Я знаю, что не смертью, лишь страданьемАмур грозит мне, в силе необъятный,какой бы мукою невероятнойон не пытал, каким бы испытаньем.И что могу и должен делать – знаю.И если потерплю я неудачу,винить судьбу я буду только злую.Но все же, донна, вам напоминаю,что от коня и большую отдачувы можете иметь, его балуя.
XVII
Когда (глаза мои благословенны!)любуюсь, донна, вами я, быстрее,чем сокол в небе на крылах Борея,боль исчезает вся моя – мгновенно.Но взор лишь отведу, и непременнопечаль растёт, становится острее,воспоминания мои, хиреясо вздохом каждым, тают постепенно.Коль в сердце дивный образ ваш чудеснозапечатлелся бы моём навечно,не стал бы вас томить я повсеместно.Глядеть на вас хочу я бесконечно,мои хоть взгляды будут неуместны.О, сжальтесь ж надо мной простосердечно!
XVIII
Косуля та, завидуют которойстоль многие, любима нежно тою,кто, высшею сияя красотою,царит в сердцах невозмутимой корой.Но сражена была стрелою скоройеё косуля, и, томясь тоскою,мадонна приказала упокояотметить место памятником споро.Но ждёт меня ли милость и усладавознагражденья, коли за служеньекосуле даже явлена награда?Вы далеко, но сердце – в предвкушенье:ведь чувствуется после снегопадапоследнего конец зимы княженья.
XIX
Мадонна, что вдали от вас быть – трудно,не думал я, но раз увидев нежныйваш взгляд, душою понял я мятежной,сколь мысль моя была та безрассудна.С тех пор, как я забылся беспробудно,горя желанием любви безбрежной,без вас томится сердце неизбежнойтоской, и боль растет в нем поминутно.Разлука – яд, приносит мне мученья:не знаю, как же быть нам друг без друга,а встречи – краткое лишь облегченье.Со смертного одра поднять – услугасомнительна больному, коль леченьевслед не последует его недуга.
XX
Укрыто было солнце покрывалом,что распростерлось надо всей землёю.шумели ветры лиственною мглою,и гром гремел в азарте небывалом.Боялся я, но и под снежным шкваломготовился бороться с быстриноючто сына солнца погребла волною,сражённого молниеносным жалом.Но вдруг мне засиял с другого брегаочей прекрасных ваших свет, слова я,Леандром словно став тогда, услышал.И из-за туч лик солнца светлый вышел,смирила гнев стихия роковая,и в небе разлилась благая нега.
XXI
Вот здесь связали волосы златыеменя и здесь я был смертельно ранен.И день, что для меня был столь нежданен,вы помните, дома и мостовые;такое было празднество впервые,и каждый был блаженством отуманен;не так справляли брак, что был желаненЮпитеру, во времена иные.Вы знаете, кто здесь меня пленила,пронзив мне сердце, но вам неизвестноо гибели моей и воскресенье,о том, что донна душу мне чудесносвою дала, мою как поднесеньеприняв, и в жизни нас соединила.
XXII
Я чувствую, когда любуюсь вами,чей образ в сердце высечен Амуром,подобно превосходнейшим скульптурам,что душу мне любви сжигает пламя.И, вашими пленённый чудесами,двум голосам, как будто трубадурам,то радостным внимаю, то понурымя сердцем: – Верь и следуй за мечтами!Ведь коль горит душа, то запылает,в ответ другая, божеству подвластна,хоть лёд её пока что покрывает.Но в то же время страх всегда пугает:– Скажи мне, если в чувствах вы согласны,зачем она тобой пренебрегает?
XXIII
О, как мне верить, что ты внемлешь, Боже,моим молитвам, редким и холодным,ведь знаешь, что молю о неугодном,что к радости не будет сердце строже?Что я тебе противлюсь, то – негоже,но помоги от чувств мне стать свободным,пока меня к пределам безысходнымХарон не переправил, в царство дрожи.Прости же мне, Господь, мои услады,из-за которых впал я в заблужденье,не видя меж добром и злом преграды.Простить просящего о снисхожденье,и люди могут, но от мрака адалишь Ты способен дать освобожденье.
XXIV
О, вздохи, сердца страстные призывы,о, слёзы, что с трудом я днём скрываю,о, просьбы, что бесплодно рассыпаю,о, стоны, повод чей – несправедливый;о, мыслей неуёмные порывы,желанье, что никак не обуздаю,Амур, надеждам чьим себя вверяю,то близким, то далёким, терпеливо;когда-нибудь смогу ль освободитьсяот вас я, или будете вы вечносо мной, от вас давно уставшим, рядом?Не знаю я, но вижу ясным взглядом,что – в том любовь виновна – бесконечносердечное страданье будет длиться.
XXV
Мадонна, вы прекрасны, столь прекрасны,что в мире нет вам равной красотою;и две звезды, сиянье чье святоевсегда мне путь указывают ясный,и нежные уста с их речью страстной,и волосы, с такою простотоюкоторыми, как сетью золотою,Амур меня опутал сладострастный,и алебастровые грудь и шея,и руки тонкие – в вас всё прелестно,чудесны вы, и всем известно это;но всё же дерзко я сказать посмею,что только, может, более чудесна,чем ваша красота, любовь поэта.
XXVI
Счастливая рука и труд блаженный,блаженный шелк, блаженнейшее златои благородный лён – богиней взятымоей как образец вы совершенный,чтоб сшить наряд, который бы бесценныймой мир, моё сокровище богатоукрасил, что на земли султанатаиль Индии не променял бы я священной.Вы счастливы; я счастлив буду тоже,коль чувствами, делами и словамилюбви явлю я образец ей вечной.Как вознесётся славою над вамиона, когда со мною будет схожаи в верности, и в нежности сердечной!
XXVII
Те ль это волосы, златые сети,что, собраны в косу ли, иль ветрамиразвеяны, иль лентой, жемчугамиукрашены, всегда стремлюсь воспеть я?Кто допустил, что были пряди этиразлучены с прекрасными чертамилица прекраснейшего, кто рукамиих разлучил, о, кто за то в ответе?Врач неучёный! Разве он иноене мог лечение придумать, прядине состригать чтоб эти золотые?Но, может, Феба то желанье злое,сурового, не склонного к пощаде:свои он кудри защищал густые.
XXVIII
