Лудовико Ариосто
Лирика
Павел Алешин
Иллюстратор Елена Алешина
© Павел Алешин, 2017
© Елена Алешина, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4485-1267-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Лудовико Ариосто (1474—1533), один из величайших поэтов эпохи Возрождения, известный в России, в первую очередь, благодаря эпической поэме «Неистовый Орландо» (в русском переводе – «Неистовый Роланд»1), был также и замечательным лириком. Вниманию читателей предлагается перевод всех его сонетов и мадригалов, а также одной канцоны и двух капитоло.
Главная тема лирики Ариосто – любовь2. «Доминирует любовная тема, причем, не только в тех поэтических поджанрах, которые её по традиции обслуживают, таких, как канцона или сонет – любви посвящены в основном даже многочисленные ариостовские капитоло, что уже идёт вразрез с традицией, ибо эта стихотворная форма соотносилась, как правило, с нарративным или дидактическим содержанием. Дидактизма и тем более морализации в ариостовой лирике нет, но нарративность даёт о себе знать – и в содержании (причем, не только в капитоло), и в интонации. Любовь побуждает поэта не заглядывать в себя, а оглядываться вокруг: ему лучше, чем восходящей к Петрарке традиции, видна и возлюбленная, и вообще окружающий мир… Мир становится определенно богаче и многоцветнее; он включает в себя если не элементы быта, то элементы обыденности, которые, разумеется, преображаются в свете поэзии, но не полностью забывают о своём происхождении. И сама любовь, оставаясь чудом, не создаёт для себя особого пространства, не знакомого с пространством повседневной жизни и повседневных отношений. В ней больше телесности, чем в итальянской лирической классике, и в ней больше радости: Ариосто, конечно, знает о её тревогах и скорбях, но ему куда ближе понимание любви как счастья, счастья возможного и близкого…»3. Поэт не разделяет и не противопоставляет Любовь Небесную и Любовь Земную (что характерно для философии ренессансного неоплатонизма), и в этом ощущении божественности земного, одухотворённости телесного его поэзия близка венецианской живописи.
В отличие от Данте и Петрарки, чьи чувства к Беатриче и Лауре соответственно были неразделёнными, Ариосто был счастлив в любви: он полюбил флорентийку Алессандру Бенуччи, и та, хотя и не сразу, ответила ему взаимностью. Безусловно, и у них были трудности. Когда поэт признался Алессандре в любви во Флоренции в 1513 году (об этом говорится подробно в I канцоне), она была замужем, но и после смерти в 1515 году её мужа, купца Тито ди Леонардо Строцци, в силу разных причин они скрывали свои отношения и даже брак их, заключенный в 1527 году, был тайным. Тем не менее, их любовь была взаимной4, и именно ею вдохновлена большая часть представленных в этой книге стихотворений, отражающих как радостные, так и печальные моменты в жизни поэта и его возлюбленной.
Сонеты
I
Зачем, Фортуна, дар, любовью данный,отнять коварно хочешь ты – булатом,слоновой костью, жемчугом и златомоспорить то, что каждому желанно?Преграды мне ты ставишь беспрестанно,беда – в нужде, любви враге заклятом;в саду, где яблоки сияют златом,и то не столь охрана постоянна.Амур мне указал дорогу к счастью,но много стражников у наслажденья,взаимною пылающего страстью.Виню его! Да – в сердце осужденье!О, почему не обладает властьюАмур в своём же собственном владенье?
II
Обмен, увы, не равен! За свиданьеминутное – печальная разлука,за счастья миг – томительная скука,за взгляд короткий – долгое страданье.Несправедлив Амур. Огонь желаньяво мне зажёг он, и стрелой из лукапронзил мне сердце; мне лишь – эта мука:вам не грозит огня того пыланье.Я думал: нам обоим эти сетиАмур расставил, но один в плену я,а вам уйти позволил он свободной.Лишился он добычи благороднойи показал, как неразумны дети:мальчишка он, стреляющий вслепую.
III
О, гавань верная, приют надёжный,где две звезды, прекраснейшие в мире,меня укрыли, мощь утихомирястихий, лучи струя на путь мой сложный.Прощаю морю каждый миг тревожный:без бурь, объемлющих морские шири,не мог бы ныне я вкушать на пиреусладу, что казалась невозможной.О, милый кров, о, комната родная,во тьме твоей и сладостной, и нежной,светлее дня намного ночь благая.Обиды терпкость, гордый гнев мятежныйзабудь же, сердце! Всё превозмогая,любовь их возместит тебе прилежно.
IV
Когда отцу подобны всем – когтямии оперением, и клювом тоже —орлята, но с ним в зоркости не схожи,орёл не признаёт их сыновьями.И потому не видит он очамииных достоинств их, и то – негоже.Пример не для влюблённых сей: быть строжев любви зачем – гоняться за мечтами?Пусть не богиня та, что так любима,пускай когда-то о другом мечталаона любимом; это – не преграда.Так не ищите же, прошу, не надо,различий вы меж нами: их так мало!В любви мы будем непоколебимы.
V
О, счастлива звезда – та, под которойродилось солнце, в чьём горю огне я;и счастливы холмы – те, что, яснея,лучей его вобрали пламень скорый;та счастлива, что избрана опоройему, с рождения его лелея.И лишь оно становится светлее,вокруг всё полнится отрадой спорой.И счастлива земля его родная;благословеньем высшим осиянна,она прекрасней Индии и рая.Но благом одарён тот несказанно,кто этим солнцем жив, в огне пылая:в том пламени и смерть ему желанна.
VI
О, дева, красоту не без причинысвою отдали вашим одеяньями лилия, и амарант, сияньемсвоим что столь чисты и благочинны.Как белизною лилия, невинныдушой вы, каждым сердца излияньем;а амарант хвалу благодеяньямявляет вашим, в верности единый.Как сей цветок, что даже и немоюпорою зимнею, лишённый влагии солнечных лучей, цветёт, чудесный,так облик ваш божественный, небесный,фортуне не подвластен, и, всеблагий,он неизменен летом и зимою.
VII
Прелестно древа одного цветенье:всегда зелёное, благоухаетсильней, чем мирт и ель, и распускаету вод прозрачных ветви для плетенья.И имя той имеет, чьи веленьядуша моя законами считает.И пусть меня Цирцея соблазняет —не откажусь от своего стремленья.И если чувство, что владеет мною,и милосердная ко мне планетавеличия ведут меня стезёю,пусть коронует голову поэта,ни лавром Феб, ни Вакх своей лозою,но та, чьё имя носит древо это.
VIII
Не может сердце биться хладнокровно,полёт желанной мысли веет страхом,и восково-льняные крылья прахомв огне предстанут, тлеющем неровно.И сердце, вслед желанью, их любовнорасправит, ввысь взлетит единым взмахом,но всё закончится, я знаю, крахом:в том будет слабость разума виновна.Боюсь, что сердце в жажде озареньядостигнет высоты такой опасной,что упадёт, лишившись оперенья.И будут слёзы все мои напрасны:увы! такое страстное гореньеи воды моря потушить не властны.
IX
Как сети – волосы златые эти:в них спутались мои все ожиданья;опасней, чем стрелою попаданьевзор этих глаз, прекраснейших на свете.Я ранен ими и пленён, в ответеони за сердца моего рыданья,но, несмотря на все мои страданья,люблю я ту, попался в чьи я сети.Моей тоски и гибели благаяпричина столь нежна, что я ликуюв своей тоске, о гибели мечтая;случайным взглядом радость мне такуюона дарует, пусть о том не зная,что с наслаждением и смерть приму я.
X
Смогу ль воспеть достойно и свободновсю неземную вашу красоту я?О волосах одних лишь запою я —сплетается язык бесповоротно:высокие все стили непригодны,что латиняне с греками, ревнуяо красоте, её живописуя,придумали, чтоб славить благородносиянье их златое, волновое,меня что вдохновляет неустанново славу их на пенье роковое.Как Гесиоду, лавр нанес мне раны!Я буду петь, и будет песнь живою,пока не упаду я бездыханно.
XI
Хоть сердца моего смертельны раны,что нанесли вы, я не сожалеюо том, ведь всё, что милостью своеюдаёте вы, – мне всё желанно.Не признавать страданья было б странно,забыть о боли, жить спокойно с нею,но открывать ключом я не умеютайник моей печали неустанной.Сказав о ней, я сам не буду веритьсебе, но если и моё томленье,и пламя, что в груди мне не умерить, —не доказательство, в чём – исцеленье?Нет, поздно! Только смерть удостоверитьсумеет вам любви моей стремленья.
XII
