«Неужели намеренно? – проползла усталая мысль. – Свидетели утверждают…» Ему тоже показалось странным это происшествие. Никаких помех не было на шоссе. Грузовик словно нарочно вильнул в его сторону, протаранив дверцу «Хёндэ», и тут же уехал. Номеров, конечно, никто не запомнил, вернее, их вообще не было видно – заляпаны грязью. Нарочно так делают. Значит, намеренно. Кто, зачем? Те, кто звонили ему и развязно-насмешливо намекали на последствия, если не перестанет «возникать»? «Ну ты, мечтатель хренов… Не лезь не в свое дело. Ты лечишь по-своему? И лечи. А в чужие методики не суйся. Ах, ты ученый? И ученых учишь? Ты свое здоровье береги. А то, если не уймешься…» Голос был незнакомый, но словно измененный, как бывает, когда положишь орехи за щеку, и лексика какая-то неинтеллигентная. Он не запомнил всего, но смысл был ясен – с ним посчитаются, если проявит упрямство. Вот и прозвенел обещанный звоночек. Убить хотели или напугать?
Евгений вспомнил напрягшееся лицо и злой взгляд профессора Сухиничева, впившийся в него, когда с трибуны конференции Акиншин заявил о бесперспективности методик лечения стволовыми клетками. Слишком много возложили на них надежд. А эффект лишь временный. Дальше – тупик, стагнация. Этим новомодным изобретением дурачат людей, и вообще, в медицине оно уже вчерашний день.
– А у вас есть что-то лучшее на сегодняшний день? – выкрикнули из зала.
– Есть! – парировал Евгений, вызвав шум и волнение в зале.
– Тогда поделитесь с нами, бездарями, вашим гениальным изобретением… – ехидно поддел Сухиничев.
Не время, ох не время было дразнить эту сплотившуюся вокруг больших денег команду. Говорила ему Лора, чтоб не брякнул чего лишнего, пока не закончит эксперименты. А он брякнул. Покусился на святая святых – на кошелек авторитетных, с учеными степенями, коллег. Сухиничев и все его окружение десятки тысяч рублей берут за имплантацию фетальных тканей и стволовых клеток. Тяжело больные люди машины, дачи продают, чтобы вернуть себе здоровье. А авторы якобы суперсовременных методик покупают особняки, ездят отдыхать в Ниццу, на Багамы… Это возмущало Евгения, но не из зависти, а потому, что лечение мало что давало пациентам, он это знал. Иногда помогало – на начальных стадиях, тем, кто мог бы справиться с болезнью и другими, общепринятыми способами. Но разрекламированное как чудодейственное, средство привлекало массу больных, а значит, массу денег, на которые покупались новые рекламные публикации. Неудачи относили на запущенность случая, индивидуальное состояние и так далее. А Акиншин, кандидатишка, каких миллионы, замахнулся на такие авторитеты! Вздумал открыть людям глаза…
Он уже опубликовал статью в журнале «Врач». Знакомая журналистка крупной газеты обещала раскрутить проблему, провести журналистское расследование. На Пречистенке, куда он вырулил, чтобы отвезти ее домой, догорала на обочине чья-то иномарка. Пожарные уже сворачивали свои шланги, из салона сочился вонючий дым от её пластиковых внутренностей, рядом стоял обалдевший, в какой-то прострации хозяин машины.
– Вот так, наверное, будет и со мной, – сказал Евгений.
– Почему? – спросила журналистка.
– Уже грозили.
Но вышло по-другому. Пока.
Сгоряча объявив на симпозиуме, что владеет чем-то более совершенным и эффективным, чем методики Сухиничева, Евгений покривил душой: его работа не была закончена. И хотя результаты экспериментов обнадеживали, до окончательной победы было еще далеко. Да и будет ли победа? Евгений досадовал на свою неосмотрительность: неизвестно, дадут ли ему теперь закончить эту работу. Над чем он теперь ломает голову, никто, кроме Лоры и Андрея, не знает. Но ведь могут и узнать…Тема, которая числится за его лабораторией, давно выполнена, но Евгений не спешит рапортовать об этом, чтобы под ее прикрытием делать свои тайные, никому не ведомые исследования над бессмертными клетками, великой загадкой природы, которая вот-вот обретет решение. И оно, возможно, окажется простым, как все гениальное…
– Больной, к вам посетители, – заглянула медсестра.
– Кто? – тревога плеснулась в его глазах: уж не те ли, кто его «заказал», решили проведать, каково ему сейчас?
– Родственники.
– А-а… – От сердца отлегло.
Натянуто улыбаясь, с настороженностью в глазах вошли брат и отец.
Рваный, несвежий больничный халат, контрастировавший с белоснежной рубашкой брата, спадал с его плеча, мешая держать сумку с гостинцами. Он поискал, куда ее поставить, и, не найдя, сел, примостив ее на коленях.
– Ничего себе кокон, да? – слабо улыбнулся Евгений. Забинтованный поверх гипса чуть не со всех сторон, он, высокий и стройный, казался сейчас большим тюком.
– Замечательный кокон, – отозвался отец, обрадованный тем, что все не так страшно, как могло бы быть. – Живой, выползешь из него новой бабочкой. И гипотенуза эта, – он ткнул пальцем в подвешенную загипсованную ногу, – зарастет, и привет, скачи дальше! Так что возблагодарим Бога…
– Да уж… – поддержал брат. – Между прочим, вчера на Академической громыхнула машина: столб пламени, залп обломков во все стороны – прямо как в голливудском боевике! – Брат рассмеялся. – Просто счастье, что прохожих рядом не оказалось.
– Ну и что тут смешного? – удивился Евгений.
– А то, что эту машину угнали. Навороченную иномарку у какого-то крутого. Угонщик осмотрелся на дороге, успокоился и остановился по пути перекусить в кафешке. Едва расслабился за столиком, как рванул этот фейерверк. Машина-то с подарком оказалась, подложенным в дружеской разборке! Бедняга даже крестился, говорят, творя молитву, – ну и времена настали, уж и машину нельзя угнать со спокойной душой!
– А уж крутой, наверное, как крестился – миллионы рублей взлетели на воздух, зато сам цел, – покачал головой отец.
– Да-а, – вздохнул Евгений. – Бытие, от которого теряешь сознание…
Поговорили о криминале, прущем изо всех щелей, беспризорщине, о детях и очереди в детский сад, которая никак не подойдет, а Лоре надо на работу…
– Дай-ка я немного проветрю, – предложил отец.
Фрамуга с грохотом поддалась, и прохладный, пахнущий талой водой и тополиными почками воздух ворвался в палату. Он не сразу справился с плотным «коктейлем» из карболки, лекарств, казенных щей, «уток» под кроватями и чего-то еще, трудно определимого, вместе составляющего специфический запах больницы. За окном медленно, крадучись прокладывала себе дорогу весна, слишком ранняя, чтобы ей доверять, и деревья стояли по-зимнему голые, выжидая и не решаясь раскрыть навстречу теплу набухшие, изготовившиеся почки. Кисеей повис над ними мельчайший дождь, невесомый и неощутимый даже для поверхности луж.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
