Летописцу трудно было сделать из этого факта соответствующие выводы, но мы, оглядываясь на столь далекое прошлое, вправе сделать переоценку деятельности Олега.
Димитрию известно, что Золотая Орда на этот раз выступила всеми силами. Ему также известно, что Олег якобы перекинулся к хану. Московское войско оказывается в окружении. Но вместо того чтобы ехать в Орду, везти туда выкуп и мириться с Мамаем, Димитрий спокойно собирает войско со всей русской земли и выступает навстречу Мамаю, даже не оставив серьезной силы для обороны Москвы и Кремля.
Его огромное войско движется по рязанской дороге на Коломну. Мамай еще далеко... Не ударить ли по пути на Рязань, чтобы вывести из игры Олега Рязанского?
От Коломны до Рязани всего лишь один переход. Ни Мамай, ни Ягайло ни при каких обстоятельствах не успели бы на помощь Олегу.
Историки прошлого столетия единодушно говорят, что Димитрий не ударил по Рязани из-за душевного благородства, из высоких нравственных побуждений, не желая осквернять высокую цель похода избиением русских.
Нравственные соображения — вещь, конечно, важная, но какой бы они обернулись безнравственностью, если бы Олег Рязанский во исполнение соглашения с Мамаем ударил по тылам московского войска? Чем бы это кончилось для священного похода Димитрия?
Димитрий не собирался ударять на Рязань, ибо Олег в это время был тайным его союзником в стане врага.
Именно Олег беспрестанно сносится в это время с Димитрием, сообщает ему каждодневно о передвижениях Мамаевого войска, именно Олег передает сообщения и о движении Ягайлы.
Димитрий поворачивает от Коломны не на Рязань, а на Лопасню, в Лопасне ждет опаздывающие полки.
В Лопасню к нему приходит Владимир Серпуховский, правая его рука в борьбе с Ордой. В Лопасню приходят и союзные Димитрию литовские князья Андрей Полоцкий и Димитрий Стародубский. Все трое присоединяются к правому флангу московского войска в самый последний момент приближения Мамая к рязанским границам.
Почему же они медлили? Князья литовские, брянские дружины и Владимир Серпуховский двигались не торопясь, они прикрывали правый фланг Москвы от Ягайлы, двигаясь параллельно его движению.
А какие войска охраняли фланг Москвы, если бы ему грозила опасность слева?
На левом фланге у Димитрия стоял с дружинами Олег. Но кто он? Друг или враг?
Если бы Олег был врагом, то в час, когда сошлись войска Мамая с Димитрием, или ранее, когда Димитрий, оставив все заботы о Москве, переправился через Оку и двинулся быстрым маршем к Дону, рязанцам было бы самое время ударить по Москве. Ничто не могло в те дни помешать Олегу сойтись на Оке и с войсками Ягайлы. Московское войско ушло в степь, и перед ним уже маячил враг.
Летопись сообщает, что Димитрий особо приказал своим войскам не наносить никакого урона рязанцам. Это почему же? Не была ли это помощь Олегу, учитывающая оппозицию его политике в Рязани? Именно этот приказ Димитрия лишал возможности сторонников нападения на Москву давить на Олега.
Ягайло подошел на один переход к московскому и Мамаевым войскам. По договору вступить в сражение он был обязан только при условии соединения с войсками Олега. А Олег не стронул с места свои войска. Он по-прежнему загораживал левый фланг московского войска и стоял на пути Ягайлы к Москве.
Не дождавшись рязанских войск, Ягайло не тронулся с места и не вмешался в ход сражения на Куликовом поле. Битва была очень тяжелой для московских войск, шла она с переменным успехом, удар соединенных сил Олега и Ягайлы в тыл Димитрию решил бы исход сражения в пользу Мамая.
Олег не тронулся с места.
Удар литовских войск и без рязанских дружин поставил бы тоже под вопрос исход сражения на Куликовом поле, но Ягайло не тронулся с места.
Что же его удерживало?
За спиной Димитрия стояла лишь одна сила, которая могла удержать от предательского удара Ягайлу, — рязанское войско, Олег Рязанский.
Так кого же предал Олег Рязанский? Димитрия или своих союзников, в решающий час держа над ними занесенный меч, а до этого сообщая о каждом их шаге Димитрию?
Немного прибавили бы силы московскому войску рязанские дружины на тесном поле на берегу Непрядвы. Исход битвы был решен не числом воинов московского князя, а их выучкой, мужеством и опытом воеводы Димитрия Михайловича Боброка-Волынского. Но рязанские дружины Олега, стоящие за его спиной, остановили Ягайлу и были заслоном Москвы.
Минуло два года. Мамай был разбит Тохтамышем, бежал в Кафу, и там его убили генуэзские солдаты. В Золотой Орде воцарился последний ее могущественный самодержец — Тохтамыш, способный, авантюристического склада полководец, смелый и жестокий.
В 1382 году он внезапно перебил всех русских торговых людей в Орде, всех русских монахов, запер выходы для заморских купцов на Русь и быстрым маршем устремился к Москве, рассчитывая на внезапность нападения. Его войско шло, не останавливаясь на привалы, не разжигая костров, шло по прямой, как пущенная из лука стрела. Димитрий имел с Ордой мирный договор, он не ждал нападения, залечивая раны после Куликова поля. Первым узнал о движении Тохтамыша Олег Рязанский. Он послал гонцов в Москву, а сам кинулся к хану навязываться в проводники. Предательство? А что мог сделать Олег? Выставить против огромного войска рязанскую дружину и положить ее снопами под ордынские копыта?
В чем спасение для Москвы в тот грозный час? Только в одном: князю Димитрию нужно было время, чтобы собрать войско в северных землях княжества, поднять в поход союзных северных князей. Время ему могла дать только осада каменного Кремля Тохтамышем. Чем дольше Тохтамыш задержался бы с осадой каменной крепости, тем больше было возможности у Дрмитрия нанести ему удар спешно собранными дружинами.
Куда же повел Олег Тохтамыша? Он повел его не в Переяславль на Плещееве озеро, где Димитрий собирал войско, а на Москву, к каменным неприступным стенам Кремля, к тому времени защищенного первыми на Руси пороховыми пушками.
Спрашивается, а без Олега Рязанского не нашел бы разве Тохтамыш Москвы, не нашел бы бродов на Оке?
Тохтамыш не смог взять приступом Кремля. Расчет Димитрия был правилен. Тогда Тохтамыш обманом заманил москвичей на переговоры, а когда те вышли из города, ворвался в Москву, разорил ее, сжег и разграбил...
Олега не было в переговорах с москвичами, он не давал им обязательств за Тохтамыша.
Дни, потерянные Тохтамышем под Москвой, решили дело. Димитрий собирал войско в Костроме, а князь Владимир Серпуховский (после Куликовской битвы получивший наименование Храбрый) выступил против Тохтамыша. И, едва столкнувшись с его передовыми отрядами, двигавшимися с северо-запада, Тохтамыш повернул войско и ушел из Москвы.
Так кого же предал Олег Рязанский?
Летописец, а вслед за ним и наши историки не догадались, кого предал Олег, но Тохтамыш догадался и учинил полнейший разгром Рязанскому княжеству.
Для современников этих событий — для князей и бояр, для дружин и рядовых воинов, для летописцев — Олег Рязанский — предатель, его имя предано проклятию.
И только для одного человека он не оказался предателем. Для Димитрия Московского, внука Ивана Калиты, победителя в Куликовской битве. Если бы Димитрий считал, что на Куликовом поле Олег его предал, что под Москву он привел предательски Тохтамыша, ему ничего не стоило бы покарать предателя, власти у него для этого достало бы.
Не есть ли Димитрий самый для нас главный свидетель? Его свидетельство в защиту Олега не только договор с Олегом о военном мире. В 1385 году Димитрий Донской выдает замуж свою дочь за сына Олега Рязанского... А как он дочь-то сумел убедить, что выдает ее замуж к друзьям, а не к врагам?
Стало быть, были у Димитрия Московского доводы в защиту Олега Рязанского. Не прислушаться ли и нам к этим доводам?
Федор Шахмагонов.
Старым повесть, а молодым память
Над статьей писателя Федора Шахмагонова размышляет историк Андрей Надиров.
Историк Д.И. Иловайский писал:
«На Олеге (Рязанском.—А. Н.) очень ясно отразились современные ему княжеские стремления к собиранию волостей. Видя, как два главных центра, в Северо-Восточной и Юго-Западной России, притягивают к себе соседние волости, он хочет уничтожить эту силу тяготения и стремится инстинктивно создать третий пункт на берегах Оки, около которого могли бы сгруппироваться юго-восточные пределы...» К тому же все — от происхождения и традиций до личной заинтересованности — бросало Олега на борьбу с Москвой. Потомок мятежного рода князей черниговских, он не мог не испытывать острой боли, горькой зависти при одной мысли об удачливых выскочках из недавно еще захудалой Москвы, осветивших себя памятным сиянием ненавистного черниговским Рюриковичам киевского престола.
