— Ну-ну, — кажется, Краюхин не ожидал от меня такого напора. — В том, что ты за свои слова отвечаешь, у меня нет никаких сомнений. Только что я в обкоме скажу? Что ты мне честное слово дал?
— Мы вот как поступим, — я ждал примерно такого вопроса и уже знал, как убедить Анатолия Петровича. — Я подготовлю материал с комментариями специалистов и завтра лично привезу вам его на согласование. При необходимости объясню каждую строчку, каждое слово…
— Ладно, — Краюхин остановил меня, подняв широкую ладонь и выставив ее вперед. — Я по партийным каналам тоже узнаю все, посоветуюсь со старшими товарищами. А ты вот что, Кашеваров. Готовь материал, но не разводи панику. В статье про чернобыльца расскажи, какой он герой, какие они все герои. Немного упомяни, что есть, мол, жалобы на здоровье. Но в набат не бей, про две сотни пострадавших не пиши. Парочку других примеров можно, только без перегибов. Это мои настоятельные пожелания. А завтра пришли мне готовый текст на согласование. Придумаем, что можно сделать и как. У тебя все?
— По интервью — все, — подтвердил я.
— Тогда свободен, — устало буркнул Анатолий Петрович. — В завтрашний номер интервью-то пойдет? Или на следующий отложишь?
— Если одобрите, то уже в завтрашний, — я кивнул, вставая из-за стола.
— Отправь кого-нибудь из своих, пусть завезут, — предложил Краюхин. — Если успеешь сегодня до шести, хорошо. Нет — уже завтра посмотрю вместе со статьей о ликвидаторе. И давай без самодеятельности, Евгений Семенович. Не рискуй карьерой.
Последнюю фразу первый секретарь произнес с нажимом, буравя меня глазами из-под нахмуренных бровей. Я снова кивнул, вежливо попрощался и вышел из кабинета.
Чую, этот номер обойдется мне еще дороже, чем предыдущий.
* * *
Наступил вторник, день икс для газеты. Бродов по-прежнему лежал в кардиологическом отделении ЦРБ, посещать его пока еще не разрешали, но самое главное, что Арсений Степанович был стабилен. Шикин справился вместо него, подготовив совместно со старушкой Метелиной обязательные партийные полосы. Все остальные журналисты тоже не подкачали, вовремя сдав все свои материалы и даже немного поиграв с заголовками.
По договоренности с Громыхиной мы поместили небольшое объявление о конкурсе иллюстраторов, так что хотя бы здесь все получилось как надо. Интервью с первым секретарем было готово еще вчера, так как расшифровать аудиозапись для меня давно уже не составляло никакого труда. Я потратил кучу времени лишь на печать, но уже по привычке сначала набросал карандашный черновик, на чем в итоге и сэкономил — не нужно было повторно набирать на машинке, внося правки. Как мы и договаривались вчера, я лично отвез черновик интервью и расширенную статью о Павлике в райком, но вот уже обед вторника, а ни одобрения, ни запрета — ничего. Краюхин молчал. Мне даже не удалось с ним увидеться, гранки из моих рук приняла холодная красотка Альбина, нехотя объяснившая, что первый секретарь уехал по срочным делам в район.
А когда я вернулся, ко мне в кабинет взлохмаченным вихрем ворвалась запыхавшаяся Соня Кантор. Выпив два стакана воды кряду и немного успокоившись, она затрясла блокнотными записями.
— Накрыли, Евгений Семенович! — радостно закричала она, смутилась и понизила голос. — Вы были правы, это Максим Воронин!
Сердце в моей груди учащенно забилось. Отпрыск красного директора, разворовавший в девяностые Андроповский ЗКЗ, начал еще при советской власти. А Соня и Кайгородов по моей наводке его прищучили, взяли за хвост. И что же тогда получается? История будущего должна поменяться? Так, для начала нужны подробности.
— Младший Воронин заведует на ЗКЗ отделом снабжения, — принялась рассказывать внучка прославленного военкора. — Мы со Всеволодом начали его раскручивать, причем поначалу он сомневался, а потом все же согласился работать в этом направлении.
— Кто сомневался? — не понял я. — Воронин?
— Да нет же, — терпеливо объяснила Соня. — Кайгородов, следователь!
— Так-так…
— В общем, он списывал в брак и утерю часть каждой поставки, — продолжила Кантор. — Красители, «лепестки», спецодежду. Они на пару со Староконем, начальником кровельного цеха, и Небайло, замначальника цеха киноэкранов, организовали там целую схему. Воровали и на том, что на завод поступало, и на том, что производилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вот ведь сволочи! — вырвалось у меня, когда я услышал знакомую фамилию. — А по Староконю у меня еще фактура есть.
И я рассказал Соне о том, как рабочие кровельного грузили без средств защиты ядовитый краситель. Потом показал проявленные и распечатанные цветные снимки, сделанные заводским рабкором Нонной Мордатовой. Вот и пригодился мой заранее заготовленный компромат.
— Итак, София Адамовна, — я серьезно посмотрел на девушку, на ее легкомысленное для холодной осени пальтишко, на сбившийся в темных прядях волос берет. — Подготовьте материал к следующему номеру. Только тщательно! Сделайте так, чтобы это было ваше лучшее расследование! Сумеете?
— Да! — уверенно заявила Соня. И тут же гордо добавила: — Я могу и сегодня все очень быстро написать.
— Не надо торопиться, — я отрицательно покачал головой. — В таких делах спешка только вредит. Идите и готовьтесь.
Девушка решительно кивнула и вышла из моего кабинета. Я проводил ее взглядом, заранее уверенный в том, что это расследование Софии Кантор точно войдет в историю. И, может, в следующем десятилетии Андроповским ЗКЗ будет руководить более достойный руководитель вместо проштрафившегося Воронина-младшего. Вот только Спартак Антонович, нынешний директор, может серьезно сдать после предательства сына… По прошлой жизни я помню, что он серьезно заболел после распродажи завода. А теперь? Здесь, в этом времени? Не хватит ли его удар раньше срока?
Эх, жаль, что благие дела всегда сопровождаются риском! Но Максим, имея такого героического отца, сам принял решение податься на темную сторону. И все происходящее — исключительно его ответственность. Но все-таки червячок сомнения, что и я мог приложить руку к страданиям старика, с причмокиванием ел мою интеллигентскую натуру.
Я решительно отогнал сомнения. Время не ждет, у меня еще не сдан номер. Однако я, уже наученный опытом, заранее оформил с метранпажем Правдиным все готовые полосы, в том числе свой расширенный материал о Павле Садыкове. Катя и Люда принесли мне истории еще нескольких чернобыльцев, которые я добавил к своим, сделав в итоге неплохую выборку. Про сто семьдесят девять человек я все-таки решил пока не говорить, послушав Краюхина. Достаточно и тех, о ком я упомянул. Это потом можно будет подготовить продолжение, сделать цикл «Андроповские борцы с мирным атомом»… Анатолий Петрович прав, спешка сейчас повредит. В целом-то он на моей стороне. Молчит вот только до сих пор — и по поводу интервью, и по поводу статьи о ликвидаторах.
А ведь именно этим своим материалом я по-настоящему гордился — столько всего там использовал. Парни, которых я отправил в библиотеку, нарыли для меня в книгах нужные цитаты, бережно выписав их с указанием авторства и выходных данных источников. Леня сделал крутые кадры из больничной палаты. Зоя собрала мнения нескольких врачей, в том числе и профессора Королевича, а также главврача ЦРБ Валькенштейна. В общем, меня поддержала тяжелая артиллерия, и у Краюхина не должно теперь остаться сомнений. Вот только сам Павел стал чувствовать себя хуже — об этом мне сообщила Аглая. Сама позвонила на мой рабочий телефон, рассказала подробности и пообещала дальше отслеживать его самочувствие.
Время шло, Краюхин молчал. Я не выдержал и позвонил в приемную. Секретарша Альбина ответила, что Анатолий Петрович вернулся, но сейчас очень занят. Тут же успокоила, что волноваться незачем, о материалах первый секретарь помнит. Отправит гонца с ответом как только, так сразу.
Она положила трубку, оставив в моей душе нехорошее предчувствие.
[1] Члены Пионерской организации имени Эрнста Тельмана в ГДР.
