«Отсугробились сугробы…»
Отсугробились сугробы,Отдымили,Отплясала суматошная метель.Мы о стужах и о вьюгахПозабылиВ эту звонкую апрельскую капель.
Да и нам ли не забытьО непогодье,Если морем разливается рекаИ на льдинах лиловатые разводьяРазбегаютсяПри вспышке ветерка…
За ночь инеем чуть-чуть посеребрены,ХорошиНеобозримые поля:Воды вешние веселым перезвономВ даль зовутИ призадуматься велят.
«Избы отцовской сени…»
Избы отцовской сениМне дарят тихой просиниЗадумчивую милость.Сюда как будто осениСама душа вселилась.
Сюда, к лесной сторожке,Неслышные, сторожкие,Как лоси к водопою,Сошлись тихони-стежки —Ни сна им, ни покою!
Толпятся в сенцах тениНа невидимках-лапахЗнакомо и туманно.Укропа крепкий запахКолдует безобманно.
Вдыхаю сумрак пряный,Родной,Извечный,Странный.И вдруг — мороз по коже:Неужто я прохожий?!
ИСКРА
В глухомани глухариной,На задворках у мшарин,Как журавль,Ногастый, длинный,Жил мужик,Не дворянин.
Никогда он не был ловким,Не скопил рублевки впрок.Но, однако, сынаЛёвкойНа потеху всем нарек.
С этим именем нездешнимЖил я, весел и здоров:Рос,Гонял по водам вешнимКраснолапых гусаков.
И пришло, —Раскрылось словоВещей силой колдовской:БатяИменем ТолстогоВзбаламутил мне покой.
Хоть не сам себя,Так сынаВысоко решил взмахнуть:От сохи да от овина —На крылатый песни путь!
Я не знаю, может, этоИ заставило меняПуть прокладыватьВ поэты,—Нет же дыма без огня!
«Опять меня тревожат журавли…»
Опять меня тревожат журавли,И, чуя непогодье, ноют раны.Опять не спится:Вижу, как мы шлиСквозь полымя и стужу,Партизаны.
Молчал сторожко дьявольский простор,Погибель и спасение сулящий.Октябрь костры червонные простер.А жизнь, что день, милей,А клюква слаще…
Измаянных,Израненных в бою,Чуть сплоховал —Болото хоронило!Над нами журавли в косом строю,Срезая ветры, торопились к Нилу.Внимал их крику неоглядный мохИ набухал туманом и тоскою.Я слушал ихИ к лютой боли глох,Сжимал ей горло слабнущей рукою.
Который день тянулись прямиком,Под стать тревожной и печальной птице.Тебя, болото,Будто отчий дом,Мы покидалиС клятвой возвратиться.
Не только мох осилили,—ПрошлиПути иные — этих не короче.Знать, потому о прошлом журавлиОпять трубят —И сердце кровоточит!
«С плеч избитых…»
С плеч избитых,С израненных спинДула черных зрачковНе сводили.В ельник частыйЗа дальний овинНа расстрел партизан уводили.
Над землейКровоточил восход,Стыл над гумнами месяц глазастый.Два мальчишкиВ последний походОтправлялись по хрусткому насту.
Шли раздетые,Шли босиком,След багровый в снегу оставляли.Их в деревне за каждым окномНаши матери благословляли.
Сколько пролили женщины слез,Пряча скорбные очи в косынки…А у нихДаже в жгучий морозВ потемневших глазахНи слезинки!
РУССКАЯ ДУША
Воевал четвертый год,Свыкся,Битва — как работа,Только сердце жгла заботаНеуемней всех невзгод.Сквозь огонь вела солдатаДень и ночь —Вперед, вперед,В ту страну, что виноватаВ бедах русского бойцаДо кровинки!До конца!
Но пришел далекий срок —Долгожданная расплата:На чужой шагнул порогС наведенным автоматом.Фриценята у стеныЖмутся в кучу, как зверята,—Дети горя и войны…
В окна ластится закат,Догорает день на склонах…А в груди —Набат, набат!А в глазах — огней зеленых…«Дочка!Доченька Алена!..
Вот он,Вот отмщенья час —Полоснуть из автомата!..» —Воин зло сощурил глаз:— Что, спужалися, ребята? —И, скривив в усмешке рот,Из мешка достал краюху:— Ничего, бери, народ.Ни пера вам и ни пуха!Эх!..—И вышел из ворот.
СОВЕСТЬ
Бывает, пооблепит леньТягучей паутиною…Тогда — как совесть —Давний деньВстает с тропой лосиною,С медвежьей Васькиной спиной —И я за ней,Как за стеной…
Ты мог послать на мост меня —На страшное и вечное.И все же самВ разгар огняУшел тропой приречною.Ушел,Чтоб я остался жить:Довоевать и долюбить…
С тех пор,Василий, побратим,В тяжелый часИ светлый мигВсё помню тяжкие пути,Что наперво душой постиг,И твой последний,Главный бой, —Он стал мне клятвойИ судьбой,Стал радостью и маетой!
Тот бой несу,Что крест литой,Как взрыв,В душе упрятанный,—Кровавый,Незапятнанный!
НАЧАЛО
Деревни вдоль реки,Как поезда,С проулками,С ольховым ломким тыном…Мне по душеВ вагонах тех езда.Но, кажется,Я снова опоздал:Прослыл в своем селеньеБлудным сыном.
Но в чем моя вина?Безус, простоволос,Из дома бросился,Что из вагона,—И кубарем скатилсяПод откос.А поезд громыхалПо перегонам.
Я шел в огонь,Вжимаясь в землю, полз,От злости в голос выл,Совсем по-бабьи.Деревню,Как потрепанный обоз,Бросало, будто в пропасти,В ухабья.
Что человек усердно натаскал,Как муравей,По бревнышку веками,Подмял огнемОрды откатный вал.Попробуй вновьДома поднять руками!
На тех печищахБабы, старики,Не изменивПривычкам и заботам,Ложили не венцы —Смолистые венки,Осыпанные, как росою,Потом.
А я тогдаНа Балтике служилВ заглавном чинеСтаршего матроса.На вахте потихонечку тужилПо августовскимВыбеленным росам.
И вот пришелК началу всех начал:Ходил на промыслы,Пахал, ковал подковы.И даже, каюсь,Дедов поучал,Как хлеб раститьИ чем кормить корову.
Но до сих порВ тот поезд не попал,Который не подвластенРасписанью:То ль проскочил разъезд,Иль попросту проспалИ на вокзал приехалС опозданьем…
И тешусь только тем,Что новая строкаДеревне-поездуПодможет выйти в кручу,Что стих прочтет землякНавернякаИ обо мнеПодумает получше.
«Открыли купавы лица…»
Открыли купавы лицаНавстречу восходу,До света:И ноченькою не спится —В разгаре недолгое лето.
Июнь —В полях расцветанье,А это ведь что-то значит.Они сошлись на свиданье:Тихонько смеются и плачут.
На грешной земле,Не в сказке,На глине, что бомбы рвали,На ржавой двурогой каскеЦветы молодые встали!
«Поет над родимым болотом…»
