Николай Белоцветов. Шелест. Вторая книга стихов (Рига, 1936)
«На незаконченной Твоей картине…»
На незаконченной Твоей картинеЯ лишь едва заметный робкий штрих,Простой мазок, одна из многих линий,Но Ты в трудах нуждаешься моих.
Настанет день, когда я нужен будуДля Твоего огромного холста,И без меня не совершится чудо,И не обожествится красота.
«В ответ на призрачность надежд твоих…»
В ответ на призрачность надежд твоихНа неуверенность их робких крылий,Таких же трепетных, как венчик лилий,В ответ на солнечный, цветистый стих…
В ответ на жалобу, на плач, в ответНа всю безоблачность твоих желаний,Таких же ласковых, как стадо ланейНа мирном пастбище ушедших лет…
На твой заливчатый, счастливый бред,На отшумевшую в летах лишений,На отгремевшую в громах крушенийВ ответ на молодость, в ответ на свет…
«В то черное, страдальчески немое…»
В то черное, страдальчески немое,Играющее месяца серпом,Пугающее маревом и тьмою,Сверкающее в блеске голубом…
Широкое, как рокоты органаВ готическом соборе, как хоралБожественного старца Себастьяна,Что в юности так часто я играл.
О, если мне увидеть хоть во сне быТо кладбище расплавленных планет,То черное, рокочущее небо,Которого над нами больше нет!..
«Не стенающий в просторах…»
Не стенающий в просторахГолос ночи снеговой,Не дубравы вещий шорох,Не угрюмый ропот хвой,Не колосьев лепет страстныйНа груди ржаных полей,Не торжественно-прекрасныйЗвон монахов-тополей,Не прибой, не шторм, не грозы,Не шуршанье камыша, –Шелест горестной березыВозлюбила ты, душа.На твоих страницах сухоШелестит осенний стих,И суровый ветер ДухаПерелистывает их.
«Если бы можно было…»
Если бы можно былоПерелетев столетья,Перелетев могилы,В теле восстать ином.
Как прилетают в клетиГолуби с вестью к милой,Как прибегают детиС песнями в отчий дом!
«Как блеклые стебли, колеблются мысли…»
Как блеклые стебли, колеблются мысли,Колеблются глуби, колеблются выси,Лениво колеблются бледные ветлы,Колеблются блики над заводью светлой,Под ветлами лебедь колеблется белый,Колеблются волны, колеблется тело,Колеблется всё, что покорно простору,И сердце твое заколеблется скоро.
«Я боюсь, что яблоневым цветом…»
Я боюсь, что яблоневым цветом,Сиротливой песенкой щегленка,А не летом, не румяным летом,Не осенней паутиной тонкой…Я боюсь, что яблоневым, сочным,Медоносным, розовым и свежим,В час, когда неотразимо неженЭтот мир в сияньи непорочном…Я боюсь, не осенью, не летом,А под всплеск весенних белых клавишПряным, сладким яблоневым цветомТы меня когда-нибудь отравишь.
СТЕНА
Порыжевшая от времени стенаВозвышается у самого окна,
Улыбается, приветствуя лучи,Обнажая желтозубо кирпичи.
Вся в морщинах, в черных впадинах она,Письменами давних лет испещрена.
И сегодня как-то явственнее следВсех тревог и всех невыплаканных бед.
Оттого ль, что эта старая стенаСветлой жалости лучом озарена,
Оттого ли, что прильнув к морщинам плит,У стены бездумно яблоня грустит.
ЖЕМЧУЖИНА
Нежит жемчужина взор претворенною в радость печальюЖен озаряет земных матовым блеском любви.Но лучезарней стократ переливы страданья людскогоНо ожерелье из слез носит Царица небес.
ТВОЯ КОМНАТА
Уродцы-кактусы танцуют на окне,Смешные скорченные гномы.Широкая софа причалила к стене, –Корабль, в ночную даль влекомый.
И фолиантами отягощенный стол,И классики в обложке синей,И Флавий на столе, и лампы ореол,Как солнце над твоей пустыней.
Проходит часто здесь веселый караван,Шагают важные верблюды,И смуглые купцы из неоткрытых странИсполнить рады все причуды.
И только иногда проносится самум,Удушливой швыряясь пылью,И кактусы дрожат, и горный слышен шум,И пальмы клонятся в бессильи.
«Настоем неба крепким и густым…»
Настоем неба крепким и густымУпился день и стал еще печальней.Как многогранный колокол хрустальный ,Оранжерея светится сквозь дым
В ней до сих пор затворницей веснаБлагоухая нежится без неба.День отсинел и, кажется, что не был,И стеклянеет влажно тишина.
И в тишине так внятна дробь дождя,Так пряней запах мяты и корицы,И так легко соблазну покориться,Средь орхидей и кактусов бродя.
Пусть только миг дано продлиться снуИ никогда не будет повторенья,Но видеть вновь то робкое горенье,Той первой встречи первую весну…
«Прибоем снов вспененные покровы…»
Прибоем снов вспененные покровыПодушек легких. Жар и полубред.Лежишь, грустишь под тяжестью лиловойЧасы стоят. Замешкался рассвет.
Все ночь да ночь! Соседка с ундервудомИ детский плач за дальнею стеной.Автомобиль случайный с грозным гудомПроносится по пустоши ночной.
Нет, не грусти, что двор так мал и тесен!Мир — не квадрат, очерченный окном.В тумане дня и в сумраке земномТакой простор для плача и для песен!
Так хорошо почувствовать вблизиСвой смертный час, безветренный и ясный!Но над судьбой душа твоя не властна,И не поднять визгливых жалюзи.
«Бессонница… Тревожно бредит дом…»
Бессонница… Тревожно бредит дом.Исходит пес в истошном хриплом вое,Томится ночь под звездным колпаком,И бег часов, как сердца перебои.
Трещит мотор, как четкий пулемет.Заполнен сумрак уханьем орудий.Далекий зов… О, кто его поймет!Услышит кто тоскующих о чуде
Сомкни глаза! Забудь телесный вес,Забудь себя, развейся и исчезниВ купели звезд, в прозрачной зыбкой бездне!Не подымай с грядущего завес!
«Как стекол боль в заплаканный, осенний…»
Как стекол боль в заплаканный, осенний,Дождливый день, как призраков томленье,Как вечного забвения река,Как пламя свеч великого Пятка,Пылающих над скорбной Плащаницей,Как черный сон, что осужденным снится,Как тихий свист летящего копья,Как взмах косы, как смерть, – печаль твоя!
«Так раскрываются лишь Царские Врата…»
Так раскрываются лишь Царские Врата,Так всходит чаша золотая,Так неустанно от подножия крестаМолитвы отлетают стаей…Так с пастбища под колокольный звон стадаК вечерней тянутся прохладе.Так с неба падает звезда,Так масло теплится в лампаде…Так из святилища твоих певучих устЗвенит призыв запретных далей.Но разоренный дом как древле слеп и пустИ верен призракам печали …
«Думаешь, по улице мы с тобой гуляем…»
Думаешь, по улице мы с тобой гуляем,Пьем, едим, смеемся, спим и в гости ездим!Это заблужденье! И давно мы знаем,Что летим навстречу золотым созвездьям.
И, должно быть, вечно мы бы так летели,Если бы не этот запоздалый выстрел,Если б не дробинка, что застряла в теле,Если б не усталость, что пришла так быстро.
Помнишь рой свинцовый! Помнишь, как растроясь,От беды скрываясь, вновь расправил крыльяИ на юг умчался журавлиный пояс!Только мы отстали, изошли в бессильи.
Это не улыбка… Это — кровь сочится.Это не беспечность… Это — агония!Это две большие голубые птицыС плачем ниспадают на поля нагие.
«Горевать и плакать мало толку…»
