Вокруг царил самый настоящий хаос. Между палатками бродили растерянные люди, одетые кто во что. Кто-то кого-то искал, громко выкрикивая имя, кто-то на повышенных тонах разговаривал с вооруженными военными. Испуганные дети жались к родителям, кутаясь в армейские синие одеяла. Возле передвижных бочонков полевых кухонь случилась давка, которая переросла в скоротечную драку.
Судя по одежде и поведению, все эти люди оказались в палаточном городке в спешке и не по своей воле.
В воздухе витали нервозность и страх.
Ближе к центру лагеря все чаще стали попадаться сотрудники МЧС, палатки экстренной помощи и закрытые купола с высокими антеннами радиосвязи.
Здесь Куликов поймал за рукав женщину в белом халате, спросил с мольбой в голосе:
– Простите, я родных ищу, из Города.
Женщина лишь указала на одну из палаток, возле которой, на столбе, белели длинные бумажные листы с колонками фамилий.
В списке Куликов обнаружил имена матери и младшей сестры, а также номер палатки.
Сестренка долго висела на шее радостно улыбающегося Виктора, всхлипывая и целуя небритую щеку. Потом Куликов обнимал мать, она заметно постарела с момента их последней встречи.
В шатре, куда определили семью Куликовых, коротали время еще десять горожан. На каждого приходилась кровать и небольшой ящик для личных вещей. Впрочем, вещей, кроме документов и денег, практически ни у кого с собой не оказалось.
– Так что произошло-то, Нина Васильевна? – наконец спросил Иван, наблюдавший за воссоединением Виктора с семьей.
– Да, – подтвердил вопрос товарища Виктор. – Что за чрезвычайное положение?
– Никто ничего толком не знает, – ответила мать. – Пять дней назад, ночью, за Городом что-то взорвалось, что-то большое. Говорят, самолет упал. Но взрыв был такой силы, что дом качнуло. Почти сразу же в ту сторону уехали пожарные машины, мы по сиренам слышали. А когда рассвело, увидели, как с той стороны по улицам наступает густой рыжий туман.
– Что за туман? – удивился Виктор.
– Если рыжий, значит, какая-то химия, – хмыкнул Иван.
– Я не знаю, – пожала плечами Нина Васильевна. – До нас туман не добрался, но вот весь центр и промышленную зону он накрыл очень плотно. Мы все только по слухам да по обрывкам разговоров знаем. Вчера солдатик один рассказывал, что в туман, как в воду, уходили спасатели, пожарные, врачи, военные и милиция. Пытались эвакуировать тех, кто попал в эту странную зону. Но назад вернулись единицы, да и тех описывают как безумцев с бельмами глаз и капающей из перекошенных ртов слюной. Потом началась паника, никто не знал что делать. Власти не стало, отрубили свет и воду. По ночам со стороны покрытых туманом кварталов доносились страшные крики и непонятные звуки. Иногда выходили люди, которых тут же забирали к себе военные. Было очень страшно.
Виктор погладил мать по плечу.
– Потом всех начали спешно эвакуировать. Сначала тех, чьи дома были ближе всего к этому эпицентру, потом остальных. Но все происходило крайне медленно. Спасатели говорят, что не хватало машин, вертолетов, средств. Тем, кто мог сам покинуть Город, предлагали временно уехать к родственникам. Многие уезжали, уходили, побросав вещи и квартиры. Говорят, что строят стену – Периметр, чтобы блокировать зараженную зону.
– Зараженную чем? – спросил Иван.
– Кто бы сказал, – развела руками мать Виктора. – Вчера всем проживающим в лагере объявили, что им присваивается временный статус беженцев, что в городе произошла экологическая катастрофа, что ничего страшного, скоро все наладится. Но пока, милые граждане, придется пожить где-нибудь в другом месте, до особого постановления. Когда будет это постановление, пока сказать точно невозможно, ситуация сложная. Желающим предоставят места в военных общежитиях, а также летние домики в старых пионерских лагерях.
– М-да, дела, – протянул Виктор. – Даже не знаешь, за что и хвататься.
– Я тете Любе позвонила, – сказала Нина Васильевна. – Она согласилась приютить на время.
– Что, совсем ничего хорошего ждать не стоит? – Куликову не хотелось покидать родные места. – Ничего утешительного не рассказывают?
– Всякую чертовщину рассказывают, – отмахнулась мать. – Туман, говорят, уже рассеялся, но от этого легче не стало. По ту сторону кордона народ пропадает, какие-то жуткие твари нападают. Над горизонтом марево голубое светится. Мы с Катюхой видели, как в город несколько танков и бронетранспортеров ушло. Назад не возвращались. Каждый день вертолеты раненых вывозят. Но нам так ничего не объясняют, военные и спасатели лишь отмахиваются, молчат. Что ни о чем хорошем не говорит. Так что, Витенька, ничего утешительного. Как бы ни хотелось в это верить.
– Тогда нужно ехать, – Виктор посмотрел на напарника. – Ваня, ты как?
– А что я? – Сибиряк почесал щеку. – Фирма наша вместе с Городом тазом медным накрылась, так что тут меня больше ничего не держит. Давно хотел на родину махнуть.
– На том и порешили, – Куликов заботливо посмотрел на родных. – Вам собраться долго?
– Да чего тут собирать, – мать рассеянным жестом обвела нехитрый скарб. – Что успели схватить, то и так в сумках.
– Тогда давайте перекусим и в дорогу, – закрыл тему Куликов. – Вещи к машине я отнесу. Авось через недельку-другую все наладится.
Он хлопнул Ивана по плечу, и они вышли курить на улицу.
Надеясь на скорый конец этой истории, никто не знал, что произошедшее – только начало.
Глава 2
Виктор сидел в дальнем углу рюмочной, задумчиво крутил в руках стакан с дешевым коньяком. Полумрак заведения стирал лица находящихся в зале, превращал их в призраков, в теней, оставшихся после живых.
Из стареньких колонок тихо выплескивался кабацкий шансон, оставаясь где-то за гранью восприятия, словно шелест листьев в дождь. Одинокая пара танцевала в центре зала, шаркая ногами.
Куликов сидел, погрузившись в себя. Он только что получил расчет, мог позволить себе немного шикануть. Сегодня он выбрал селедку под шубой, блюдце с лимоном, графин с томатным соком и триста граммов коньяка.
Впрочем, тяжелые мысли о необходимости вновь искать работу никуда не делись. Как же опостылело все!
Жизнь так и не вошла в свое прежнее русло. Никто не хотел брать на работу бывших «беженцев». Никто не хотел связываться с теми, кто нес на себе загадочную печать покинутого Города.
Потому как странностей с ними действительно хватало.
С теми, кто пережил рыжий туман, происходили страшные и непонятные случаи. Кто-то из них навсегда застревал в стенах домов, просочившись сквозь каменную кладку. Их приходилось потом вырубать из бетона, словно тушу мамонта изо льда. Кто-то самовоспламенялся, сгорая за доли секунды дотла. Кто-то вдруг взрывался, раздувшись воздушным шариком. Некоторые просто исчезали. Уходили из дома и не возвращались.
Все это муссировалось в телепередачах, в кино, в книгах. С неосторожной подачи одного политика беженцев стали называть «зараженными». Их стали бояться.
Практически каждому работодателю Виктору приходилось доказывать, что в то злополучное утро его даже не было в Городе. Он собрал целый ворох справок от докторов всех мастей, подтверждающих его отменное здоровье и отсутствие отклонений от нормы. Тщетно. Сотрудники кадровых отделов лишь вежливо кивали, обещали позвонить на будущей неделе. Это в лучшем случае. В худшем – просто говорили: «Для «зараженных» работы нет».
Не наладилась и ситуация с Городом. Власти окончательно закрыли его, тем самым дав понять, что возвращение прежних жителей невозможно. Небольшие дотации, выплачиваемые правительством, вскоре иссякли, и оставшиеся не у дел «беженцы» остались предоставленными сами себе.
В то время Виктор наделал много ошибок, находясь на грани отчаяния. Ввязался в темное дельце, был ловко «кинут на деньги». Слишком жестко прошелся по обидчикам. В итоге пришлось даже временно покинуть страну, скрываясь и прячась.
Потом недолгая жизнь нелегала. Новые знакомства. Проблемы с властями. Вступление в Иностранный Легион. Два года ради надежды на большее. Разочарование. Ложь и подлость сослуживцев. Драка. Карцер. Позорное дезертирство.
Сдаваться в эмиграционную службу Виктор пришел уже угрюмым и нелюдимым одиночкой, который тяжело сходился с людьми и с подозрением принимал любую помощь. Таким он вышел из самолета на родной земле. Таким вернулся домой. И вновь окунулся в серость и беспросветность будней «зараженного». Но Виктор, сцепив зубы, терпел. Брался за любую работу, где не спрашивали, кто он и откуда. Разгружал вагоны, валил лес, таскал навоз на дачных участках. Естественно, о личной жизни не шло и речи. Зато нашлась «истина в вине».
Жизнь легла на дно и медленно задыхалась в грязи.
Виктор сделал большой глоток коньяка, бросил в рот дольку лимона. Тяжело опустил голову, закопавшись пятерней в волосы.
