Князь Георгий. Но ведь я князь Георгий, а не кто-нибудь другой; этого никто не должен был бы забывать… Только что тут был солдат с вестями из лагеря. Он не преклонил колена, когда говорил со мной.
Священник. Он не преклонил колена?
Князь Георгий. А ведь он сделал бы это перед царицей; он сделал бы это и перед калифом Востока. Одну минуту мне пришла мысль снести ему голову.
Зайдата. Царица приближается. Исчезает.
Князь Георгий. Вот слышишь. Тут сидит ее супруг, и ему докладывают: царица приближается! И когда царица придет, я не сяду вместе с ней, я буду сидеть здесь внизу. У нее большая свита, я вмешаюсь в свиту и буду одним из ее офицеров. За ней идет музыка, а за мной нет. Духовник ее игумен, а мой — священник.
Священник. Да, но я, собственно, должен был бы быть игумном. Почему бы мне и не быть игумном?
Князь Георгий. Тебе, священник? Другим тоном. Да, и в самом деле, почему бы тебе и не быть игумном?
Священник. Царица поступила со мной несправедливо, и потому я озлоблен против нее.
Князь Георгий. Разве ты можешь чувствовать озлобление, ты, который так кроток.
Священник. Встает. Я? Да ты шутишь?
Князь Георгий. Правда, шучу. Ты можешь чувствовать великое озлобление. Хочешь ли ты послужить мне?
Священник. Да, хочу.
Князь Георгий. Ты мне нужен. У меня нет никого другого, кто бы помог мне. И теперь для меня пришло время победить или пасть.
Священник садится. Что же ты хочешь?
Князь Георгий. Я хочу победить! Тарас прислал из лагеря сказать мне, чтобы я приехал, и я ответил: приеду через несколько дней и ночей.
Священник. Ответ может быть неправильно истолкован.
Князь Георгий. Тем, кто его не понимает, я говорю, что я хочу проверить мой лагерь — неожиданно ночью осмотреть его и наказать спящих. Но тебе, священник, я говорю, что в этом ответе есть особое значение.
Священник. Я теперь вижу, что есть. Твои глаза стали такими дикими.
Князь Георгий. Мы воюем с ханом Карса. Он в наших руках. Если я нападу на него этой ночью, он погиб.
Священник. А!
Князь Георгий. А если не нападу и пропущу время, он отступит в ущелье и спасется. Если я пощажу его, чего я могу за это ждать от хана?
Священник. Вечной благодарности.
Князь Георгий. Так вот я и пощажу его сегодня ночью; а если завтра ночью я явлюсь к нему и проведу его войско в спящий лагерь царицы и наполню его молчанием и смертью — что сделает тогда хан? Священник всплескивает руками.
Князь Георгий громко. Тогда он мне во всем будет помогать в будущем.
Священник. Вижу твой великий план.
Князь Георгий. И ты должен быть моим послом к хану — с этим предложением.
Священник. Я?
Князь Георгий. Потому что ты озлоблен.
Священник. Я не могу.
Князь Георгий. У меня, кроме тебя, нет никого. На тебя я полагаюсь. Ты должен передать мое письмо хану.
Священник. Я сделаю это, потому что у тебя нет никого другого, на кого бы ты мог положиться. Но обдумай все, князь Георгий; я трепещу за тебя, ибо ты, как тот, кто с зажженным фонарем ищет своей погибели.
Князь Георгий. Так пусть же будет благословенна погибель! Я поступаю так, потому что я в крайности. В течение долгих мрачных лет я обдумывал это; теперь я не хочу больше думать. Или в твоей мудрой голове есть для меня другой совет?
Священник. Это опасный план. Но если ты хочешь быть царем — ты должен на многое решиться.
Князь Георгий. Царем? Я не хочу быть царем.
Священник. Не хочешь быть царем?
Князь Георгий. Нет.
Священник. Ты разве не хочешь завоевать владения царицы и самому сесть на ее трон?
Князь Георгий. Ты ошибаешься, я хочу завоевать царицу.
Священник. Я не понимаю. Ведь царица твоя?
Князь Георгий. Я лгал. Царица не моя.
Священник. С любопытством. Ты говорил, что она тебя любит?
Князь Георгий. Она не любит меня.
Священник. Ты мне сообщаешь великую новость.
Князь Георгий. Долгие, долгие годы вел я с царицей тайную борьбу. И я был один, а у нее был старый игумен. Бросила ли она на меня когда-нибудь взгляд? Никогда. Не смотри на него — сказал старый игумен. Или я должен был-пасть перед нею и умолять ее? Кричит. Нет, нет!.. И так проходило время. Я делал вид, будто Зайдата, Юаната и Софиат — мои возлюбленные, а царица делала вид, что не верит этому.
Священник. Но в действительности она верила?
Князь Георгий. Да, верила. Но не хотела этого показывать. Никогда. Ни одним взглядом. Должен ли был я просить ее о чем бы то ни было? Нет, говорю я. И так мы боролись.
Священник. Никогда мне не приходилось слышать большей новости.
Князь Георгий. Я тебе все рассказываю, чтобы ты мне помог.
Священник. Но твой великий план?
Князь Георгий. Это вовсе не великий план. Не я его так назвал.
Священник. Ты ведь хочешь уничтожить целое войско?
Князь Георгий. Маленькое войско. У царицы есть еще войско. Я хочу смирить царицу. Она не должна думать обо мне с пренебрежением. Когда я буду стоять перед нею с войском хана, я не сниму шапки и скажу: Тамара, вот супруг твой, ясно ли ты видишь меня?
Священник. А земля, а государство?
Князь Георгий. Пусть все это неприкосновенным лежит у ее ног. Но я мог бы все взять, вот в чем сладость, поп!
Входят слуги и открывают завесы в глубине сцены. Комната наполняется ярким светом, виден ландшафт с зелеными, озаренными солнцем, горами. Вдали слышна музыка, она приближается. (Деревянные инструменты, лютни и литавры).
Священник. Никто не дерзал на большее, чтобы захватить то…
Князь Георгий. Чтобы захватить все. Я хочу владеть всем.
Приближается множество солдат с короткими копьями и выстраивается, занимая часть лестницы и зала; на них серые широкие шаровары и куртки с меховыми рукавами; на поясах у них сабли и кинжалы. Головы у всех обнажены. На офицерах серые кафтаны со шнурками на груди. Через вторую дверь входят девушки и слуги и переглядываются через плечо. Адъютант князя Георгия открывает дверь, обитую железом, и кричит: «сюда». Входят двое пленных грузин, — они скованы вместе ручными кандалами, — на них нет кафтанов, а только длинные синие рубахи. Музыка стихает. Входит офицер в красной черкеске с опущенной саблей, идет к трону царицы и становится около него. Через минуту входит второй красный офицер, тоже с опущенной саблей, и становится рядом с первым. Слышен звук трубы.
Царица появляется во входе на носилках. Солдаты опускают копья. Носилки ставят на землю, и царица выходит и идет, кланяясь направо и налево, среди кликов толпы, к авансцене, Когда приветственные клики смолкают, она обращается к иконам и крестится. Среди свиты Фатима, дочь князя Эрзерумского. ее лицо совершенно закрыто затканным золотом покрывалом, которое достигает до колен. Она оборачивается к иконам, но не крестится. За царицей идут ее дети Георгий и Русудан, за ними игумен, затем монахи, офицеры, писцы, девушки, слуги; все они крестятся. Царица. Привет вам всем. Тебе, князь Георгий, первому мой привет.
Князь Георгий. А говоришь ты мне последнему.
Царица. О, я слыхала, что ты устал. Победы утомили тебя.
Князь Георгий. Идите ко мне, дети мои. Обнимает и целует их.
Царица. Смотри, как они выросли. Они почти уже такие, как я.
Князь Георгий. И как я. Все перерастают меня.
Царица. Каким странным приветствием встречаешь ты нас. Поступила ли я против твоего совета, проиграл ли ты битву?
Князь Георгий. Нет, вот потому-то я и одержал новую победу.
Царица. Пусть звучат трубы в честь моего супруга, великого воина.
Трубы и барабаны, рукоплескания. Царица кланяется в знак привета.
Царица. А теперь в честь победоносной веры. Опять трубы.
Царица. Могу ли я себе поверить: и ты, Фатима, рукоплескала с прочими?
Фатима. Да, царица, и я рукоплещу в честь моей веры.
Царица. Вот что. Все так же противишься. Хорошо! Побольше кротости, о, побольше кротости! Ибо ты будешь побеждена, милая Фатима.
Фатима. Да спасет меня от этого Аллах!
Князь Георгий. У меня важные сообщения и мало времени, Тамара.
Царица. У тебя всегда мало времени.
Всходит на одну ступеньку к своему трону.
Князь Георгий. День короток, а сегодня ночью мне нужно быть в лагере.
