«Где ты нас собираешься дожидаться?» – не поняла Женщина и стала озираться по сторонам.
«Я там ждала долго-долго, когда же вы наконец встретитесь и поженитесь. Я решила, что рожусь только у вас, я за вами следила, оттуда» – девушка хитренько прищурилась и подняла лицо к потолку.
Где-то там, гораздо выше, ей подмигнула Полярная Звезда.
Свет чужого окна
И надо же было ей проснуться посреди ночи. Так поздно легла, крутилась с боку на бок, как бабка-подружка бессонницы. И только заснула легко, незаметно, крепко – как кто-то как-будто сказал в ухо: «Дождь». Гафа подхватилась и босая, стараясь не топать, ринулась на балкон – спасать белье. Виданое ли дело – весь день она перестирывала зимние вещи, машинка была старая, много не тянула, вот и приходилось делить на небольшие партии свои и мужнины свитера, теплые брюки, шарфы, ласины и пайты с шапками. Настирано было – тьма. Вещи висели плотными рядами и под, и за балконом и представить, что все это богатство вымокнет под обещанным дождем и весь завтрашний, ой, то есть уже сегодняшний день придется заново с ним возиться – о нет, увольте! И так отпуск псу под хвост, домашних дел оказалось столько, что проще было внушить самой себе, что с возрастом стала неподъемна, ленива. Да и муж остался без отпуска, а куда ж ехать то одной?
Стремглав распахнув занавески и тюль, Гафа стукнула балконной дверью, замерла в испуге, прислушалась: спит. Пара минут и абсолютно просохшее белье кучей легло в огромную корзину, прищепки горой полетели сверху – пора в постель. Женщина зевнула, потянулась и выглянула за балкон: россыпь близких и ярких, как в горах, звезд мерцала на черном бесконечном небе, но луны не было. Темно. Но вот окно в доме через двор на том же, что и их, этаже ярко светилось против всех правил. Да еще и шторы отдернуты – сон как рукой сняло. Гафа сбегала на кухню, отсыпала на блюдце мороженой малины – аромат в ночи был одуряющим – и устроилась поудобней, облокотившись на перила. Ягоды за щекой таяли медленно и как будто замораживали её саму – не хотелось шевелиться, думать; сонным взглядом Гафа глазела в чужое окно – никого не дождалась, и, уже доедая последнюю ягодку, опомнилась, высунула ладошку – дождя не было.
Утро выдалось яркое и чистое; а главное – это было утро выходного дня. Выспавшись до боли в боках и чуть не поссорившись с подушкой, Гафа разбудила мужа и двинула на кухню – день без кофе не наступал.
«Знаешь, Федь, я решила. Я в следующей жизни буду синоптиком» – перекрикивая кофемолку сообщила Гафа.
«С чего это, ты же вроде в актрисы хотела податься?» – мужчина доставал с дальней полки воскресный сервиз на две персоны: и блюдца и чашки имели форму сердечек и размер чуть больше наперстка.
«Нет, артисткой я передумала – вечно враки про них в газетах и за хлебом без макияжа не выйди – за каждым кустом папарацци. А синоптиком благодать: настроение прекрасное – все, обещаешь потепление; на ногу в метро наступили – всем снег с дождем; сын двойку схлопотал – вообще ураганный ветер. И к психологу ходить не надо – медитируй себе на здоровье над картами – циклон-антициклон. Никакой ответственности» – Гафа разлила кофе по наперсткам и водрузила на стол вазочку с творожным печеньем.
«С понедельника худею», – возвестила в район потолка и прибавила к сервировки тарелку с сыром и колбасой.
«А что это тебя так проняло, приснилось что?» – колбаса вслед за сыром разлеглась на ароматные белые горбушке.
«Так синоптики эти ливень обещали. Я ж пол ночи, вместо что б спать, с бельем на балконе гарцевала, спасала его, а хот бы капля…» – женщина приблизила мизинец к большому пальцу и потрясла ладонью у себя под носом.
«Да ладно! Ты что, ночью вставала? Я не слышал ничего – ни как ходила, ни как балкон открывала».
«Смотри, соня, украдут жену, а ты и не заметишь. Проспишь!» – озорно расхохоталась Гафа и, замолчав вдруг, мечтательно засмотрелась вдаль.
Как ее только не дразнили в детстве: и Фифа и Фафа и Агаша-Ягаша, но Федьке ее имя понравилось сразу. Даже не то чтобы понравилось, а на душу легло: Агафья. Хотя жили они и в разных городах, но часто встречались на сборах и соревнованиях: Агаша была талантливой синхронисткой, Федор же прыгал в воду с трамплина, там же в бассейне и познакомились. Эта худая, конопатая девчонка со странным именем и зелеными кошачьими глазами полонила его с первой встречи и так и не отпускала до сих пор. Мать его двоих, уже выросших детей, слегка округлившаяся и повзрослевшая, она была дорога для него, как в первый день их встречи. И так же загадочна.
«Говорят же, женщины с другой планеты и нам их не понять. Только загадка загадке рознь. Вон у Тошки жена дочку ему оставила, а денежки себе прихватила и ищи ветра в поле, один теперь дружок кукует и за отца и за мамку. А Дениска со своей – развестись через неделю после свадьбы сына, оказалось, что терпели друг друга только из приличия, ждали, когда ребенок вырастит» – Федор сокрушенно покачал головой. – «Откуда эти мысли взялись?» Он заозирался: Агафья с кем-то болтала по телефону, стоя на балконе. Взгляд ее тонул в окне дома напротив.
«И что она там высмотрела?» – мысль скользнула поодаль и исчезла, до поры до времени притаившись в подсознании.
Дни шли своим чередом. Будни закрутили и заставили с головой окунуться в каждодневную суету. И на какое-то время Гафа забыла про окно напротив, уставала, стала рано засыпать. Но вот однажды оно ей приснилось: будто светятся в ночи только два эти окна: их с Федором и то, напротив и соединяет их лунная дорожка. И там, в окне, за тонким узорчатым тюлем, движутся фигуры в странно замедленном и каком-то очень знакомом танце.
Проснувшись утром, Агаша босая побежала на балкон, тюль и штора так и были отдернуты и – никого; чисто вымытое стекло в деревянной раме. Портрет пустоты.
«Значит все-таки сон», – женщина разочарованно побрела обратно в комнату… Теперь это уже стало своеобразной игрой – наблюдать за светящимся окном в доме напротив: Агафья пряталась, света не включала и смотрела, смотрела. Ей было и неловко и интересно: вроде как в замочную скважину подглядываешь, но фантазии в ее рыжей голове обгоняли одна другую. А в окне напротив, как в театре на сцене зажигали свет и будто приглашали на понятный только режиссеру спектакль. Федор застал ее однажды и отругал, стыдно, мол, за посторонней жизнью наблюдать, нельзя лезть в чужие окна даже взглядом. А сам нервничал и как-то спросил: «Гафа, тебе не кажется, что ты ведешь себя странно? Будь добра, объяснись, кого ты там насмотрела?» – губы у мужа сложились в горестную складку, а пальцы рук от волнения подрагивали. Гафа поймала его эмоции, больше всего похожие сейчас на мотылька, увидевшего источник света, но понимающего, что как раз там он и опалит свои крылья, обожжется больно и безнадежно – не сможет уже взлететь и умрет.
«Что ты, Феденька, я за все это время ни разу там никого не видела», – меньше всего Агаша хотела ссоры с мужем. Итак у Федькиных лучших дружков, со школьных времен еще вместе – часто ли такое видано, жизнь полетела под откос и муж как-то после этого изменился, как будто притаился и ждал чего-то. Нехорошего.
«Я увидела там люстру. Она какая-то необычная, Федь, ну знаешь, как будто реквизит в кинопавильоне. Странно, ка это я раньше ее не разглядела?» – Агаша подсунула кулак под щеку.
«Нет там никакой люстры, свет только очень яркий, слепит», – муж пошел на диалог и, само по себе, это уже было хорошо.
«А давай сегодня ночью вместе посмотрим», – невинный женский взгляд уставился в самое нутро.
«Лиса, вот ты кто! Не буду я туда смотреть, зазорно это, книжки лучше читай или спи – по ночам спать надо» – голос у Федьки вновь дрогнул и мужчина, укоризненно покачав головой, ушел с балкона.
Дверной звонок прозвучал, на редкость, мелодично – страсти в семье накалились настолько, что решено было явиться к соседям напротив незваными гостями, объясниться и попросить задернуть штору.
«И хоть краем глаза взглянуть на диковинную люстру. Если удастся» – Агафья нервничала и дергалась, но Федор крепко держал ее за руку, как нашкодившего кота за холку. Мелодия звонка напоминала старинную, оставшуюся от бабушки, музыкальную шкатулку и успокаивала.
Дверь долго не открывали, за ней шло какое-то совещание, больше по интонациям похожее на выяснение отношений. Далее последовала тишина с характерным шуршанием ткани о дверное полотно – их рассматривали в дверной глазок. Федор оттащил Агафью на шаг назад – организовал перспективу для обзора. Щелкнул замок, другой, отворилась щеколда и загремела, натянувшись, дверная цепочка. Две пары глаз уставились на них, причем одна из них рассматривала супругов в золоченый лорнет.
