«Вам кого, милостивые государи, угодно?» – хорошо поставленный и очень уверенный в себе голос принадлежал той, с лорнетом.
Агаша заметалась в поиске милостивых государей, но, поняв, что обратились к ним с Федей, просительно заулыбалась:
«Просим прощения, мы без приглашения и вообще не знакомы…»
«Мы Ваши соседи из дома напротив», – взял инициативу в свои руки Федор. – «Наши окна выходят на Ваши», – и он для убедительности выписал в воздухе какие-то пассы рукой. Из-за двери за рукой внимательно и молча проследили.
«Мы позволили себе нанести Вам визит ввиду возникших обстоятельств и в связи…» – что и с чем было «в связи» Федор не договорил, запутался. Дверь закрылась буквально на десять-пятнадцать секунд, видимо на военный совет, и, приоткрывшись на дюйм, старческим звонким голосом возвестила:
«Мы не готовы принять Вас сейчас. Ждем к вечернему чаю, к семнадцати ноль-ноль» – и захлопнулась.
«Файв-о-клок!» – проблеяла Гафа, не вполне еще осознавая все последствия своего интереса.
«Что и следовало ожидать» – прокомментировал Федька, подхватывая свою ошалевшую супругу подмышки.
«Щекотно!!!» – заверещала Агафья и осеклась. «Милостивые государи, ну и, конечно же, государыни не орут на лестничных клетках, как прищемленные мыши. Муж с женой переглянулись, церемонно взяли друг друга под руку и выверенными шагами, почти как в менуэте, покинули парадное. В свой подъезд забегали, хохоча и держась за животы: «Что это было?» – Агафья недоумевала искренне. «Куда мы попали?» – слезы от хохота текли из глаз ручьями.
«Серьезней, леди! Вы же слышали – «Пятичасовой чай! Пожалуй, нас позвали в Лондон!» – Федор чувствовал себя, как новорожденный; от облегчения даже слегка звенело в ушах – больше всего он боялся увидеть в дверях молодого, стройного плейбоя.
В семнадцать ноль-ноль при полном параде, Федор даже в галстуке, с коробкой зефира в шоколаде (решили, что «Грильяж» может оказаться не по зубам) и охапкой разноцветных тюльпанов – по случаю знакомства – визитеры преданно взирали прямо в дверной глазок. Позвонить не успели – из-за двери раздался бой старинных напольных часов и она распахнулась: «Милости просим!»
В ярко освещенном, но узеньком коридоре, им предложили тапочки: Гафе с милым помпоном, на каблучке, гобеленовые, вышитые золоченой нитью – мечта всей жизни! Федору – основательные, кожаные с закрытым носом, сабо. Далее их провели к веселому старенькому с зеркалом, рукомойнику, висевшему над круглым ушатом с ручками, стоявшему на табурете. Умывальник, впрочем, тоже имелся, но был видимо не в чести. Полотенца на крючках с изящными завитушками пахли ландышем и были ослепительно белоснежны. Строго проследив за мытьем рук, их пригласили в гостиную. За столом, круглым, покрытым скатертью с узором точь-в-точь совпадавшим с узором на Агафьиных тапках, восседали две сухонькие, элегантно одетые, с прическами и маникюром, точно успели посетить парикмахерскую, бабульки. Да нет же! Их нельзя было назвать ни бабульками, ни старушками – за столом, гордо и прями держа спины, старшая с лорнетом, сидели две очень преклонного возраста дамы. За их спинами стоял самый настоящий камердинер, несмотря на возраст всем своим видом гарантировавший дамам безопасность и подобающее обращение.
Федор представил Агафью, представился сам, вручил дамам с легкостью поделенный надвое букет, а лакею – зефир и склонился в поцелуе над элегантно протянутыми ручками.
«Нужно взять на вооружение, – мелькнуло в голове у Агаши. – Это, наверное, очень приятно, когда тебе целует руку мужчина», – своего опыта у нее не было.
«Аполлинария Генриховна» – поклон в сторону лорнета и седых кудрей. «Елизавета Алексеевна» – поклон в сторону дамы помладше с гладко зачёсанными в тяжеленный низкий узел каштановыми волосами. Глубокий бархатный баритон никак не вязался с обликом этого высоченного и абсолютно лысого сморчка.
Агафья, неожиданно для себя, подхватила юбки и присела в глубоком реверансе. Одновременно в голове метнулась мысль: «Слава Богу, Федю послушала, джинсы не натянула, а ведь хотела…». Сели за стол. Чаепитие проходило церемонно первые пять минут, пока Евграфий Петрович, вот оказывается как! – разливал кипяток из самого настоящего старого самовара. Федя заозирался, поискал по углам сапог. Агафья с наслаждением понюхала чай, он пах лугом, ветром и лимоном. Пока разливали чай, Федор величественно поведал о причинах их появления в жизни и доме хозяек. Те мило заулыбались, покивали друг дружке и, видимо, не усмотрев в пришедших подвоха и угрозы, разрешили Евграфию Петровичу удалиться. Тот секунду помедлил, посверлил оловянным взглядом Федьку и возвестив, что: «Если что, он напротив» – гордо удалился за пределы квартиры.
Конец ознакомительного фрагмента.
