Что же она имела в виду, называя его Элф? — спрашивал себя Престайн.
Он был частым гостем лондонских тусовок хиппи; он был знаком с жаргоном, включая самые новые словечки; он хорошо одевался, разве что лишь чуть более умеренно, чем некоторые из его друзей; да и вообще, он шел в ногу с модой, если и не стремился забегать вперед. Но это словечко ему еще не встречалось. Элф.
Стюардессы старались быть с Престайном пообходительнее, но ничего необычного в этом не было. Несмотря на его шесть футов сплошных мускулов, стюардессы часто смотрели на Престайна, как на какого-нибудь малыша. Они — Престайна бросало в дрожь от одной мысли об этом, хотя он и знал, что это справедливо — они попросту относились к нему по-матерински.
Если эта пташка, что сидит рядом, тоже вздумает обращаться с ним, как с ребенком, ему, вполне возможно, придется проявить твердость.
— Вы раньше бывали в Риме? — спросила его между тем соседка, поглядывая на Престайна из-под отлично сидящих фиолетовых накладных ресниц. Она использовала косметику с чрезвычайным вниманием к деталям и в полном соответствии с текущей модой: глаза сильно подчеркнуты, нос припудрен, губы накрашены блестящей помадой, что, по мнению Престайна, придавало ей сходство с трупом.
— Да, — ответил он, поспешно отводя глаза от ее лица.
Бедняга, подумал он с некоторым состраданием, так потрясающе выглядит и такое творит со своим личиком. — О да. Я в Риме уже бывал.
— А для меня это первое путешествие. Я полна ожиданий — о, вы и представить себе не можете, как я предвкушаю эту поездку.
— Неужели? — вежливо переспросил Престайн, позабавленный ее непосредственностью и лишенной эгоизма сосредоточенностью в себе. Голос у нее был тонкий и чистый, без грана фальши. Девушка была одета в короткое темно-бордовое кожаное пальто и сейчас она ерзала, выбираясь из него и открывая взгляду переливчатое платье, сочетающее в себе зеленые, серебристые и мерцающе-розовые цвета. Престайну платье понравилось.
Он помог девушке освободиться от пальто и подождал, пока она вновь угнездится, гадая, чего это ради она вздумала сесть рядом с ним. По ту сторону прохода он видел еще одну девушку, светловолосую и вполне миленькую, накрашенную в той же эксцентричной манере, что и его соседка. Еще дальше сидел смуглый мужчина в невыразительном сером костюме делового покроя, носивший массивные очки в роговой оправе на тонком заостренном носу. Престайн никогда не отягощал себя никакими символами современности, если они его не устраивали. Сама мысль о том, чтобы напялить на физиономию пару толстых стекол только из-за того, что бытует мнение, будто это придает человеку солидный и внушительный вид, присоединяя его к классу тех, кто отдает приказы, вызывала у Престайна смех своей инфантильной глупостью. Однообразная манера одеваться выдает однообразные умы. Сам Престайн носил свой темно-серый дорожный костюм потому, что ему так нравилось; костюм этот был удобен. Очкам этого мелкого подлипалы еще предстояло вдоволь помучить его в Риме.
Девушка возилась со своей сумочкой, выудив оттуда в конце концов пачку сигарет и маленькую зажигалку, украшенную драгоценными камнями. Она предложила сигарету Престайну.
— Нет, спасибо, — отверг тот предложение, несколько оскорбившись. — Я уже бросил.
— Вот как, это все объясняет, — промолвила девушка с колкой улыбкой.
— Что именно объясняет?
— Я думала, вы американец, а потом решила, что я ошиблась и вы англичанин. Ну, стало быть… Опять-таки позабавившись над тем, как быстро выплыла наружу его двойственность в разговоре с этой девушкой, Престайн ответил:
— Я и то, и другое.
— Вот как, — заметила девушка, щелкая зажигалкой. — Вы везунчик.
— Да, — вполне искренне согласился Престайн.
— Меня зовут Фрицци Апджон.
Она произнесла это, будто представлялась ему по всем правилам, никак не меньше.
— Роберт Престайн, — откликнулся он тем же тоном.
«Трайдент» мчался вперед, прокладывая с помощью своих мощных двигателей ровный курс на большой высоте. Ненавязчивый и роскошный уют салона выглядел чистой фантастикой по сравнению со старыми пропеллерными самолетами, в свое время столь гордо попиравшими небеса. Отец Престайна как-то раз говорил ему, показывая одновременно как управлять с помощью проволоки собранной ими вместе замечательной моделью: «Авиация развивается почти слишком быстро, чтобы это могло пойти ей на пользу, Боб. Счастье еще для всех нас, что нашлось несколько дальновидных и уравновешенных людей, с чьей помощью мы кое-как выбрались из лужи, в которой сидели. Но в будущем возможностей выбраться из лужи станет гораздо меньше. Одна ошибка — и фьюить! — нет больше третьей планеты Солнечной системы».
Уже тогда молодой Престайн знал, что он-то будет не из тех, кто боится посмотреть в глаза реальности, защищаясь фантазиями от неуверенности и страха. Он смело встретил лицом к лицу тот отказ в Королевских воздушных силах. Но вот теперь рядом с ним оказалась эта девушка, Фрицци Апджон, с ее длинными ногами и славным личиком, изуродованным косметикой — и она воплощала в себе область жизни, с которой Престайн пока еще непосредственно не сталкивался.
Путешествие длилось своим чередом и Престайн сам заговорил с Фрицци в своей обычной чопорной и педантичной манере. Она сообщила ему, что была моделью, и это было элф знает, что такое — сплошной улет и обалдение и всякое такое прочее. Совсем юная — ей явно не исполнилось еще и двадцати — она источала животную самоуверенность и пыталась изображать из себя опытную и чрезвычайно наблюдательную девицу. Престайн обнаружил, что в него откуда-то проникает странное чуть насмешливое восхищение — его мысли в присутствии Фрицци начинали курчавиться по краям.
Она мгновенно распознала, что занимает мысли Престайна; возможно, ей помогли в этом его журналы.
— Я всегда говорила, что три двигателя лучше, чем два, а четыре — безопасней, чем три. Но я ведь всего лишь пассажир, с которого деньги дерут, и мое мнение для технического мира — ничто.
Престайн улыбнулся.
— Я тоже всего лишь пассажир, который платит деньги. Или, точнее, я пассажир, проезд которого оплачен. Я и сам предпочел бы побольше, чем один-два двигателя; но если парни с техническим и научным образованием говорят нам, что два огромных двигателя — это то что надо, нам остается им только поверить.
— Меня от этого всю дрожью пробирает.
Фрицци действительно задрожала, явив чрезвычайно интересное и благодарное зрелище для Престайна.
— Только подумайте, — продолжала она, патетически помахивая вялой ручкой. — Четыре, а то и пять сотен людей, втиснутые в сиденья, точно на империале автобуса, и вдруг один из этих чертовых огромных двигателей останавливается или еще что-нибудь такое. Да ведь самолет… он же…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
