Крича, мама иногда надрывала голос. Она совсем издергалась. У нее были тик и бессонница. Другие жители тоже выскакивали или орали из окон и с балконов, грозили, но ничего не действовало. Все это была чепуха. Люди решили, что наш двор – уборная, и делали то, зачем пришли. Но почему они так поступали? Конечно, потому, что в СССР общественные туалеты были известной проблемой. Их было так мало, и содержали их в таком ужасном состоянии, что советские люди не могли на них положиться.
Моя мама говорила, что мы в СССР живем как в Средневековье. А нам в школе говорили, что мы живем в самой прогрессивной стране мира и самой светлой. Люди у нас самые сознательные. Добрее советских людей на свете нет, не бывает душевнее и сердечнее. Обойди земной шар хоть сто раз и сто раз убедишься, что только в Советской стране проживают самые лучшие люди. Мы, советские, всех жалеем – всех угнетенных на всех континентах, всех борющихся за свои права, и всех, кто трудится. А моя мама продолжала выскакивать во двор, и ее никто не жалел.
Иногда она гневалась, иногда умоляла: «Пожалуйста, ну поймите нас! Ведь у нас тоже маленькие дети!» Иные люди стеснялись и убегали, некоторые злились, кричали в ответ. Никто никогда не извинялся. Некоторые, наоборот, выходили из себя. Пьяные бросали в маму мусор, пару раз ее ударили. И однажды пришел день, когда она перестала выбегать во двор. Ее охватило странное безразличие.
Маму я запомнила замкнутой, неулыбающейся женщиной, которая пожертвовала уютом и покоем в пользу естественных надобностей наших советских граждан. Такую же жертву принесли все остальные жители нашего дома.
Когда я подросла, я узнала, что многие наши соседи годами писали письма властям, в газеты и на телевидение, но помощь так и не пришла. Еще я узнала, что все мечтали поменять свою квартиру и переехать в другой район. Это было невероятно трудно, так как те, кто приходили по объявлению, в ужасе покидали наш двор. Ах, это так понятно! Моя мама тоже пыталась перевезти нашу семью в другой район города, но у нее ничего не вышло.
Но разве на автовокзале и на рынке не было туалетов? Были! Однако наши советские люди почему-то не принимали это в расчет. Некоторые, наверное, не знали, что туалеты всегда готовы их принять, в любую минуту. Иные торопились на автобус, отправляющийся в другой город или в какое-нибудь село, и справляли естественные нужды там, где, как им казалось, попалось по дороге первое подходящее место.
И вот что удивительно: у нас был дворник, но он убирал только утром и поверхностно – он, видимо, считал свой труд бесполезным. То есть однажды он убедился в этом и убеждение не поменял. И, похоже, люди его навсегда разочаровали, потому что он редко с кем разговаривал. И часто он работал пьяный. Уже к полудню в нашем дворе было очень грязно.
Мне противно вспоминать наш двор в любое время года, к примеру, зимой, когда все вокруг бело. Или осенью, когда идут дожди. Или весной, когда сходит снег. И вот что я скажу еще: с той поры, с детства, у меня странный рефлекс – я всегда гляжу под ноги. Боюсь наступить сами понимаете на что.
Но какова же основная причина такого нехорошего, равнодушного и упрямого поведения советских людей? Когда я стала взрослой, я все поняла. Конечно, отсутствие религиозного воспитания. Ведь наша великая христианская религия учит: не желай ближнему своему того, чего не желаешь себе, поступай с ближним так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой. Но советские люди жили по другим заповедям. У них не было страха перед Богом. И вот к чему это привело. Они вредили ближним своим и никого и ничего не боялись. Думали в первую очередь о себе.
СССР я не люблю, не хочу обратно ни за какие коврижки. Люди были равнодушные, недобрые, не имели сострадания. Моя мама помешалась и стала инвалидом. А у меня не было полноценного детства. Что тут хорошего?»
Евгений До – ский, 1961 года рождения: «Мой двор был большой – три девятиэтажных дома и в каждом по два подъезда. Во дворе – детская площадка, площадка для волейбола, гаражи и место для сушки белья – там торчали столбы и между ними натянуты веревки. Лавки, газоны, деревья. Обычный двор в СССР, и обычная спокойная, милая и уютная жизнь.
Грязи не помню. Мусор не валялся. Пьяные люди не бродили, хулиганство случалось только мелкое, из озорства. Все мальчишки шалят, шалили и мы – напишем что-нибудь мелом на гараже, не ругательство, а что-нибудь вроде: «Здесь под землей лежит клад, берите кто хотите». Люди читали, улыбались. Ребята постарше играли в волейбол, некоторые ездили на мопедах. Помню, все они носили кепки, сдвинутые на лоб, даже летом. И присматривали за нами! Например, не позволяли баловаться спичками, а уж если замечали у нас папиросы или сигареты – отвешивали оплеуху, а табак забирали. Грозили кулаком: «Мал еще – легкие портить!» Отнимая табак, говорили: «А ну, отдай папаше!» При нас никогда не сквернословили – берегли наши уши и души, и мы, когда подросли, тоже так поступали.
Мы именно подражали старшим парням, перенимали их жесты, походку, манеры. Они казались нам взрослыми и умными, хотя им было по 15–16 лет. Впрочем, у некоторых из них уже росли усы. Усы были тогда в моде. Мы, мальчишки поменьше, мечтали стать усачами. Мечтали и о таких же расклешенных брюках и клетчатых рубашках. Когда у меня появились первые приличные «клеши», я был счастлив. Что тут говорить? Мы делали все, как наши старшие ребята. При девочках никогда не ругались. Реагировали на замечания всех взрослых – будь они из нашего дома или вовсе незнакомые. Если какой-нибудь взрослый человек просил об услуге – перенести что-нибудь, поднять, помочь погрузить, не помню, чтобы кто-то отказывался. Наоборот, мы были рады, что нас задействуют и похвалят.
Жили дружно. Многим делились. Если кто-то выносил во двор бутерброд, его делили на всех. Все приятели откусывали по очереди. По-моему, все так жили в Советском Союзе. У нас не было той глупой строптивости, которой отличались наши сверстники в капиталистических странах. Об этом нам часто рассказывали в школе. Говорили, что такие же подростки, как мы, в США или Великобритании все делают наперекор взрослым, перечат им во всем, не слушают никаких советов, дерзят и все поголовно пьют спиртное и курят. И поэтому у многих из них нет никакого будущего. Не знаю, так ли это было на самом деле насчет спиртного. Может быть, подростки в Америке или Англии и пили, а мы – нет. В нашем дворе редко кто из старших ребят бывал пьяным. За все время, кажется, был только один такой случай. Кто-то выпил портвейну то ли на чьей-то свадьбе, то ли на проводах в армию. И мы тоже не тянулись к спиртному. Не слышал, чтобы кто-то предлагал: «Давай выпьем!» Даже пива не пили, не то что портвейна или водки. И даже уходя на армейскую службу.
Ах, хорошо помню, как старшие ребята отправлялись служить в войска – нашей Родине! Они отдали нам свои часы, значки, кепки и кеды. Улыбались и говорили: «Ну, подрастай скорее!» Это был, безусловно, особенный момент. Мы завидовали им и мечтали поскорее вырасти и тоже пойти служить – на флот, в танкисты или в пограничники. Старшие ребята передали нам как бы дежурство по нашему двору, и мы его приняли. Присматривали за теми, кто помладше, не позволяли им курить, баловаться, обижать слабых. И они нас слушались.
Мне нравилась мода на соломенные шляпы с тесемкой, на манер ковбойских. Мы раздобыли их и ходили подряд два или три лета. Но чаще такую соломенную шляпу носили не на голове, а за плечами между лопаток – она болталась там, а тесемка была на горле. В волейбол мы почему-то не играли, зато увлеклись гитарами. Разучивали всякие песни, медленные, быстрые, шуточные и лирические, но пошлых или уголовных песен не было. Уголовная романтика обошла нас стороной, и я этому очень рад.
Когда старшие ребята стали возвращаться из армии, мы встречали их с восторгом и трепетом. С восхищением слушали их рассказы и частенько дрожали от волнения. Перед нами были окрепшие, возмужавшие парни, прошедшие огонь и воду. Именно так мы и представляли себе армейскую службу – огонь и вода. Рассказов было много. И мы тоже рассказывали, потому что ребята требовали у нас отчета – все ли в порядке в нашем дворе, пока они отсутствовали. Все мы получили от них подарки – солдатские ремни, кокарды, пилотки. Фотографии из армейских альбомов завораживали нас, как приключенческое кино. «Скорее бы забрали в армию!» – стонали мы. Это были искренние порывы: каждый из нас действительно мечтал поскорее стать солдатом.
Потом эти старшие ребята завели себе девушек и оставили наш двор. Многие пошли работать на завод, переселились в заводское общежитие. У них началась взрослая жизнь. Наконец и нам стукнуло по восемнадцать лет, и мы стали прощаться с теми ребятами из нашего двора, которым было по пятнадцать-шестнадцать. Раздали им наши соломенные шляпы, значки, кеды, кто-то отдал гитару. «Ну, подрастай скорее!» – говорили каждому, вспоминая, как когда-то и сам слышал эти слова. Дежурство по двору перешло теперь к ним, и они его приняли.
