Теперь он остался один – жен потерял, а детей не нажил. Зарабатывал вполне прилично, но не рвался к большему. Четко очертив свое личное пространство, он сидел там как бирюк в дальнем волчьем углу, лишь изредка наведываясь в большой мир, чтобы потешить свое самолюбие новой победой над какой-нибудь зазевавшейся прелестницей.
А жизнь проходила, неспешно, но неумолимо, и была она пуста и стерильна, а приступы самобичевания приходили все чаще и становились все более жестокими…
Именно в один из таких моментов застал Шатолина этот странный господин в кожаном плаще с прозрачными глазами, которые, как казалось Владимиру Алексеевичу, пронизывали человека насквозь и видели гораздо больше, чем тому хотелось показать.
Напускная суетливость нового попутчика была очень кстати. Шатолин несколько отвлекся от своих мыслей и стал помогать Марковичу в сервировке стола, который постепенно обрастал стандартной поездной снедью – запеченный целиком цыпленок, отварная картошка, соленые огурцы и помидоры, пирожки с капустой и курагой. Весь этот натюрморт отдавал сермяжной домашностью, и Шатолин удивился, кто это собрал командировочному все эти баночки-кулечки, но спросить постеснялся. Похоже, что у разбитного Марковича была в Ряжске зазноба.
– А вы по какой части работаете? – Спросил он старика для приличия, чтобы как-то наладить общение.
– Я-то? Я страховой агент. – Сказал Маркович, наполняя серебряные чарки пахучей темной жидкостью.
– Я и не знал, что страховые агенты ездят в такие дальние командировки. Вы ведь из Нижнедонска, кажется?
– Ошибаетесь. В Нижнедонске у меня дельце на пару дней, а потом я в Молдавию. – Ответил Маркович, радушно улыбаясь. – Но обо всем по порядку. Ехать нам далеко, еще надоем вам своими рассказами. А сейчас давайте-ка отведаем этого благородного напитка! Ваше здоровье!
Шатолин охотно опрокинул свою чарку в рот и с удовольствием почувствовал, как огненная струя обожгла язык и горло, и смягчаясь, скатилась волной вниз, наполняя грудь приятной теплотой. В висках застучали вдруг и тут же стихли бодрые молоточки, в сердце что-то кольнуло, оно споткнулось и тут же застучало вновь, но уже как-то по-другому, требовательно и энергично.
– Вижу, есть контакт! – Сказал Маркович, вновь берясь за бутылку. – Однако нельзя останавливаться на достигнутом. Между первой и второй, как говорится, промежуток небольшой!
– Не думаю, что это пойдет мне на пользу. – Шатолину хотелось выпить, но он все же сказал это приличия ради, в надежде, что Маркович будет убеждать его в обратном, и не ошибся.
– А вот и нет, дорогуша! Любое лекарство требует правильной дозировки, иначе и принимать его не стоит. А это лекарство, уверяю вас, начинает действовать с магического числа три. Так что мы только подходим к экватору. Пейте и ничего не бойтесь! Я с вами.
Действительно, после третьей рюмки голова Шатолина чудесным образом прояснилась, он почувствовал легкость, тягостные мысли вдруг побледнели, потеряли свою интенсивность и рассеялись как утренний туман под лучами солнца. Он наслаждался пустотой сознания, как даром божьим, боясь спугнуть это странное, доселе незнакомое чувство освобождения от самого себя.
Тут-то и начался тот странный разговор, детали которого Шатолин, как ни старался потом, никак не мог вспомнить.
– Так что же вы все-таки страхуете, и отчего? – Спросил он Марковича, хрустя крепеньким соленым огурцом. – Почему вам приходится ездить в такие дальние командировки?
– О! Вы и не представляете, насколько дальние командировки. – Ответил Маркович, мечтательно закатывая глаза, будто ничего лучше этих поездок в мире не существовало. – Я занимаюсь особым видом страхования. География моих поездок определяется серьезным научным анализом и многолетними наблюдениями. Вы когда-нибудь слышали о феномене альтернативности истории?
– Возможно. Это что-то из научной фантастики?
– Можно сказать и так. Ведь если рассматривать научную фантастику во времени, то она, являясь сегодня сказкой для обывателя, завтра становится его действительностью. То есть, это не беллетристика, а план развития человечества на ближайший период, скажем в сто-двести лет.
– А какое отношение это имеет к страхованию?
– Самое прямое. Вы не обидитесь, если я назову вас обывателем?
– Нисколько! Это как раз самое точное определение моего состояния души.
– Ну и славненько! – Маркович снова разлил по полрюмочки и они, чокнувшись, выпили. – С обывателем легче говорить о чудесах.
– Почему?
– Потому что он их жаждет, как выигрыша в лотерею. Это нормальное стремление человека, иметь больше чем он того заслуживает. Так вот, с точки зрения обывателя, мое занятие как раз и является таким лотерейным билетом.
– Что-то вы все загадками говорите. Поясните.
– Давайте попроще, на обывательском уровне… Э-э… В вашей судьбе были такие узловые точки, когда ваша жизнь резко меняла направление, причем окончательно и бесповоротно?
– Разумеется. У каждого в жизни бывают такие точки. – Уклончиво ответил Шатолин.
– А хотелось бы вам вернуться обратно и дать своей жизни вторую попытку?
– Ну вы скажете тоже! Разве такое возможно?
– Не в полной мере конечно, но определенные решения, позволяющие оздоровить будущее за счет корректировки прошлого, существуют. Пока что эти решения наиболее действенны для настоящего момента. Сначала нужно правильно определить приближение переломного узла. Для этого важно следить за состоянием энтропии процессов. Близость критической точки сопровождается резким ростом ее величины…
– Э нет! Не так быстро, Маркович. Для начала скажите, что такое энтропия, и с чем ее едят.
– Энтропия, это вероятность развития многосложной системы по какому-то необратимому сценарию. Например, от чего зависит возможность избежать столкновения двух авто?
– От многих факторов… Но больше всего, пожалуй, от скорости.
– Верно мыслите. Если бы машины ездили со скоростью в двадцать километров, то столкновений было бы в сотни, а то и в тысячи раз меньше, а уж количество травм и смертельных исходов вообще стремилось бы к нулю. Но давайте пойдем дальше. Что заставляет машину ехать быстрее?
– Нажимаешь на газ, и она едет. – Пожал плечами Шатолин.
– Ну а что заставляет давить на акселератор? Не знаете? Воля! Вот в чем секрет всех исторических катаклизмов любого масштаба. От проблем в личной жизни до мировых войн. Именно воля дает предпосылки для зарождения необратимых процессов, а значит и роста энтропии. Чем сильнее воля, тем выше энтропия системы, а значит и риск возникновения неконтролируемых однопоточных процессов. Человек слишком мало осведомлен, и не отличается хладнокровием и рассудительностью, чтобы принимать решения, которые потом нельзя отменить.
– Но нам ведь всегда приводили в пример людей волевых, инициативных, уверенных в себе…
– Нормальный штамп, утешение карлика перед громадной вселенной. Вспомните Наполеона, ставшего кумиром молодых людей множества поколений. Просто ходячая энтропия в рейтузах и треуголке! Но почему-то никто не помнит Кутузова, старого одноглазого командира средней руки, который интуитивно угадал, что бороться нужно не с Наполеоном, а с повышением энтропии, противопоставляя его воле, свое безволие. Он постоянно ускользал из ситуаций, где требовалось быстрое однозначное решение, о котором чаще всего приходится жалеть, и отдавал эту привилегию своему противнику. То есть он снижал энтропию, предлагая Наполеону множество сценариев, которые казались тому мелковатыми, недостойными его великого предназначения. И конечно его выбор оказался проигрышным и необратимым.
– Ну и что если так? Кому в наших условиях мешает эта энтропия?
– Всем мешает. Все хотят жить стабильно, все предпочли бы планировать свою жизнь наперед. А для этого всего лишь нужно поддерживать в системе такое состояние, которое максимально гарантировало бы множественность исходов последующей стадии развития этой системы. Говоря об истории и о судьбе, я бы сказал, что если вовремя притормозить принятие окончательного решения, дать возможность человеку или обществу получить больше информации и разобраться в ней, то возможно, эта самая судьба не имела бы таких резких изломов.
– И что же делаете вы?
– Я не один. Мы работаем в команде. Каждый занимается своим направлением. Кто-то следит за состоянием энтропии. Кто-то изучает набор возможных исходов. У меня свой узкий сектор – страхование. Я обеспечиваю минимизацию уровня энтропии в точках, которые вызывают наибольшее беспокойство.
– И что это дает?
– Вот представьте, что вы попали в безвыходную ситуацию, как в сказке. Направо пойдешь, налево пойдешь – нехорошо, а прямо – так совсем отвратительно.
– Я как раз в такой ситуации.
– Ваша ситуация не настолько безвыходная, бывает и хуже. Так вот, моя работа заключается в том, чтобы обеспечить вам не три, а сто три возможных решения, среди которых некоторые будут вполне приемлемы, и каждое ответвление будет иметь также множество обратимых решений.
