– И что это дает?
– Вот представьте, что вы попали в безвыходную ситуацию, как в сказке. Направо пойдешь, налево пойдешь – нехорошо, а прямо – так совсем отвратительно.
– Я как раз в такой ситуации.
– Ваша ситуация не настолько безвыходная, бывает и хуже. Так вот, моя работа заключается в том, чтобы обеспечить вам не три, а сто три возможных решения, среди которых некоторые будут вполне приемлемы, и каждое ответвление будет иметь также множество обратимых решений.
– Мудрено все, слишком мудрено. Ну, предположим, что я принял на веру весь этот бред. Тогда возникает вопрос – зачем все это нужно?
– Как зачем? Процесс пойдет мягко, ваша жизнь будет развиваться плавно, постепенно, а значит и жизнь тех, кто находится вокруг вас. В глобальном масштабе, скажем, можно избежать какого-то политического кризиса или войны… И есть еще один аспект этого явления. Дело в том, что рост энтропии и следующий за ним необратимый процесс, это своего рода нарыв, травма, последствия которой еще долгое время влияют на будущее и мешают его нормальному развитию. Резкий исторический излом сопровождается разрывом всех причинно-следственных связей, в результате чего образуются некие вневременные «карманы», которые продолжают существовать в параллельном измерении и периодически прорываются как застарелые нарывы, привнося в настоящий момент элементы прошлого, несовместимые с реальностью. Эти карманы нужно чистить, иначе с их накоплением может возникнуть реверсивные явления, подобные Средневековью. Но не нужно далеко ходить. Мы сейчас переживаем момент, когда прорвался один из таких карманов, образовавшийся после революции. Этот всплеск ненависти и насилия напрямую связан с тем временем, но он нам отольется позже.
– Я вот вас слушаю, и мне кажется, что вы надо мной просто издеваетесь. Не настолько уж я пьян, чтобы вешать мне на уши такую откровенную лапшу. Но я терплю это чтобы не остаться наедине с сами собой. – Шатолин пытался накачать себя, вызвать раздражение, чтобы выпалить насмешнику в лицо какие-нибудь резкие слова, но от одного взгляда на добродушную, слегка сочувственную физиономию Марковича, весь пыл угасал. – Вот скажите мне, вам не стыдно?
– Я на работе. А работу свою я привык делать качественно, так что стыдиться мне нечего. И вы вскоре в этом убедитесь, Владимир Алексеевич. Я занялся этим делом очень давно, убедившись на своем горьком опыте, как одна необдуманная фраза, брошенная мимоходом, может сломать жизнь многим людям. Иногда, даже не совершенный по малодушию или из вредности поступок может, может стать катализатором целой трагедии. Особенно если эта фраза сказана, или этот поступок не совершен на фоне максимального роста энтропии в данном отрезке исторического континуума…
* * *
Просыпался Шатолин мучительно. Сон не отпускал его, обволакивая липкой двусмысленной белибердой, которая казалась настолько реальной, что даже во сне у него волосы вставали дыбом. Он открывал рот, чтобы закричать, позвать на помощь, но лишь впустую тратил силы – горло уже хрипело и саднило, но вокруг царило космическое безмолвие, наполненное колышущимися зыбкими тенями. Наконец ему удалось слегка разлепить глаза, и узкая полоска утреннего света, просачивающегося сквозь ресницы, стала для него соломинкой, за которую он отчаянно схватился и вытащил себя из объятий сна.
«Слава богу! Ничего этого не было!», подумал он с облегчением, «Не было странно осведомленного старика с его заумной теорией об исторической альтернативе, или альтернативной истории. Не было каких-то туманных намеков на что-то стыдное, нехорошее…»
Но чем больше он просыпался, чем быстрее возвращался в реальный мир, тем больше росло какое-то необъяснимое беспокойство, как бывало в детстве, когда нашкодишь и ждешь, что твои художества вот-вот вскроются, и придет справедливое возмездие.
В голове слегка гудело, значит все-таки выпивал вчера. «Может и старик не приснился?» Он открыл глаза и осмотрел купе, стараясь не шевелиться, чтобы не выдать раньше времени своего бодрствования. Полка напротив была пуста, видно было, что белье не измято, значит, никто здесь ночью не спал. Внимание его привлекли два странных вздутия на простыне в углу. При более внимательном рассмотрении он с ужасом понял, что это бюстгальтер, белый, кружевной, и не из самых маленьких. «Этого еще не хватало! Неужто старый фантазер был еще и тайным фетишистом?» Только тут он отдал себе отчет в том, что лежит под простыней совершенно голый. Из одежды на нем почему-то остались только носки. «Так! Фетишизмом тут видимо не обошлось. Полное моральное разложение. Однако нужно привести себя в порядок, ведь хозяйка лифчика может нагрянуть в любой момент». Он сел на кровати и оторопело уперся взглядом в стол, на котором красовалась пузатая бутылка коньяка и по бокам все также стояла бравым адъютантом одна из вчерашних серебряных чарок. «И мальчики кровавые в глазах… Когда же я успел так надраться? Ведь в бутылке осталось не меньше половины! Да и не факт, что все это мне не снится. Подождем!»
В это время послышался металлический звук отпираемого замка. Кто-то снаружи открывал дверь в купе. Шатолин вскочил, сорвал с полки простыню, завернулся в нее и стал похож на древнего римлянина после симпозиума.
– Чего испугался-то? – Сказала пышная блондинка в форме проводницы, захлопывая за собой дверь. – Я тут у тебя забыла кое-что. Спешила, станция была, так я впопыхах…
Шатолин вспомнил блондинку – она проверяла билеты при посадке и приносила чай. А вот имя ее он так вспомнить и не смог, не говоря уже о том, как ее лифчик оказался в купе. Возникло ощущение, что вовсе не старик заставил бедную девушку расстаться со столь важной частью своего туалета, и он легко догадался, что без его мушкетерства тут не обошлось. Тем не менее, более внимательно рассмотрев молодуху, он заранее одобрил свой выбор. Видимо даже в бессознательном состоянии его не покидали навыки придирчивого ценителя женской красоты. Блондинка была очень хороша собой и прекрасно сложена – ее монументальный бюст при более близком рассмотрении не казался таким уж большим и хорошо гармонировал с крутыми бедрами и узкой талией. Разглядывая проводницу, он почувствовал оживление внизу живота и стыдливо опустил глаза долу, однако тут его подстерегала неэстетичная картинка – на смятой простыне были отчетливо видны характерные пятна. «Да неужто я так надрался, что даже этого не помню!», подумал он с возмущением, и начал краснеть.
– Сейчас, Володенька, я все приберу. – Сказала проводница, уловив направление его взгляда. – А ты одевайся пока.
Она заперла дверь на защелку, спрятала свою принадлежность за пазуху, потом беззастенчиво сорвала с Шатолина простыню, бросила ее на полку и стала собирать белье в кучу. Шатолин в это время быстро оделся и присел на другую полку, не зная, как себя вести.
– Чего такой потерянный? – Спросила проводница, глядя на Шатолина добрым ободряющим взглядом. – Ночью такой был резвый…
Шатолин в душе поблагодарил девицу за ее искреннюю непосредственность, которая отчасти сняла неловкость, не перечеркнув, однако, всего произошедшего, так что Владимир продолжал совестить себя, сам еще не зная за что. Как раз это он и хотел сейчас выяснить.
– Извините заранее, но за неимением выбора буду с вами говорить начистоту. Только ответьте мне на один вопрос. Вы не против?
– Да чего ж я буду против, Володя! И на «ты» мы с тобой еще вчера перешли, брудершафт пили. Говори, спрашивай.
– Я вот о чем хотел… – Шатолин замялся, не зная, как признаться в полном своем конфузе, но поощряющий взгляд голубых глаз молодой женщины придал ему решимости. – Я вчера много выпил?
– Ах, вон ты о чем? Выпил-то немного, да захмелел сильно. Старик сказал, что от этого коньяка так бывает.
– И что?
– Так ты что, ничего не помнишь?
– Мне неприятно в этом признаваться, но это так, увы…
– Ладно, ты меня сегодня побаловал от души, так что ничего лишнего не приплету. Вел ты себя прилично. На жизнь, правда, жаловался, но не настаивал. А потом вдруг замолчал, и сидел как истукан с полчаса. Маркович сказал, что видно с коньяком он переборщил, мол, говорит, с вашим братом интеллигентом никогда не угадаешь дозу, но наказал, что с утра лучше допить бутылку, хуже не будет, а вот прояснение в мозгах обязательно наступит.
– А что потом было? Извините за нескромность…
– Потом суп с котом! Мы же договорились перейти на «ты». Или ты и моего имени не помнишь?
– К моему стыду, нет. – Шатолин понурил голову, ожидая отповеди, но ошибся.
– Тяжелый случай. – Проводница сочувственно покачала своей кукольной головкой. – Света я!
– Извините, Света. Надеюсь, я вас ничем не обидел?
– Меня обидишь, как же! Я всяких в дороге навидалась. Это уж ты меня извини. Получается, это я тобой попользовалась. Я же когда тебя укладывала, решила костюмчик снять, чтобы не измялся, а у тебя там такое образовалось… – Она невольно погладила низ живота, мечтательно закрывая глаза. – …что грех было уходить с пустыми руками.
