На двери под блестящей биркой «Люкс № 1» в прорези уже стояла аккуратная белая полоска с надписью «Г. К. Ростоцкий» — это я. Сильно, сильно… Нужна ли такая афишка? Да пусть висит! Покрасуемся, раз так принято, что тут плохого может произойти.
Кстати, а почему «Люкс № 1», если других на судне просто нет, я план помню. Надо будет спросить у шкипера, благо, соседи. Напротив моего люкса соответствующей табличкой — «Капитан И. А. Самарин» — обозначена каюта капитана корабля, размеры те же, может, даже чуть побольше. Я с любопытством пошёл по узкому коридору, трогая рукой облицовку из панелей благородной древесины. Стюард сказал, что это палисандр. Вполне может быть.
Сразу за капитанским жилищем, так же, как и с моей стороны, на обе палубы выходили тяжёлые двери с латунными поручнями. Далее по короткому узкому коридору — выступ, внутри которого наверх выходит единственная труба парохода, а за ним спряталась каюта судового врача. Напротив — маленький туалет, душевая и еще одна каюта, на этот раз без надписи и бирки. Замыкал коридор музыкальный салон, так и записанный таблично. Толкнул дверь — не заперто. Оглядев неожиданно просторное полукруглое помещение, я сразу же оценил стеклянную панораму с видом на корму, сейчас частично задрапированную тяжёлыми бархатными шторами ядовито-лилового цвета. Много мягких стульев, составленных дугой вдоль стены, два академического вида книжных шкафа, где хранится небольшая библиотека книг, изданных лет 50–60 назад, и маленькое пианино, таких прежде я никогда не видел!
С другой стороны коридорчика красивый трап с массивными перилами винтом уходил вниз, на главную палубу, прямо к стойке ресепшн с одной стороны и ресторанчику с буфетом в носовой части — с другой. Там же, на главной, находятся и все остальные пассажирские каюты, класс первый, других нет, никаких трюмных бомжатников, пропахших тухлой браконьерской рыбой.
В передней части коридор верхней палубы заканчивался комнатой для бездельников, так и написано — «Клуб». Вот он заперт, жаль, надо бы разобраться с доступом, комфорт с видом по ходу судна мне интересен. Или здесь журфиксы?
Больше ничего интересного на верхней палубе не было. Выходит, я тут вообще один жилец, вот так вот. Впрочем, судя по цене люкса, уже только его покупка обеспечивала половину бюджета всего рейса. Несмотря на то, что я, конечно же, предварительно посмотрел в Сети на пароходик и доступные интерьеры на сайте, действительность, как всегда, оказалась несколько иной. Гораздо более живой, фактурной и, без сомнения, привлекательной.
Над верхней палубой находилась капитанская рубка с длинными крыльями ходового мостика. Шеф в белом костюме и чёрной с золотом фуражке стоял на левом крыле и согласно нормам ТБ или что там у них рулит осуществлял безопасный отход судна. Большая чёрная труба паровой машины дымила еле-еле, на маневре работал дизелёк. Командовал капитан в самый настоящий рупор.
На нас смотрела оживающая воскресная Дудинка.
А вот и мои стоят возле большой чёрной машины, помощник с водителем. Зрителей много, всем нравилось. Я тоже приосанился, приняв пластическую позу лорда Рокстона из «Затерянного мира». Отважный одинокий путешественник на верхней палубе под томными женскими взглядами, знатный холостяк. Сверкнули вспышки.
Первоначально судно было растянуто на двух концах, мёртво стояло.
— Отдать кормовые! — раздалось сверху без всяких театральных ноток.
Кто-то пробежал внизу, тихо выматерившись в ответ, что-то упало с жестяным звуком. Начались хитрые маневры.
— Руль лево на борт!
— Полный передний ход! Толчок машиной вперёд! Раз, два, три…
— Стоп! Прямо руль!
В результате маневра пароходик очень медленно начал продвигаться вперёд, арки огромных гребных колёс отодвинулись от причала, корма чуть дрогнула. Носовые канаты, в смысле, швартовы, кэп пока не отдавал, они страшно натянулись, мне показалось, что вот-вот порвутся! И тут корма как-то сама собой отошла от причала — отчаливаем! Легко и изящно. Из динамиков дебаркадера зазвучал какой-то марш.
После остановки капитан прокричал про задний ход, тут же скрывшись в рубке, и судно спокойно отошло от причала, не повредив ни его, ни свой драгоценный борт.
В знак победного начала над Енисеем полетел низкий протяжный гудок, который подхватили два буксира по соседству, на земле все заорали, замахали руками. Я тоже вальяжно махнул тройке девчат в цветастых кофточках, вернусь, мол, Мэри, не грусти. Как же это у меня курительной трубки не оказалось?
Встречный ветер приносил с акватории запахи водорослей и рыбы. Перегнувшись через ограждение, я посмотрел, как два мальчишки матроса начали убирать с главной палубы несколько большущих коробок и пяток тяжелых ящиков. Мешки, корзины… Боцман, тоже не старик, маленький кругляш лет двадцати пяти, весело подгонял подчинённых, что называется, солёными словами — они сразу подействовали. Берег стал удаляться, шеренга огромных портальных кранов, уменьшаясь в размерах, качала клювами, а я пошёл по палубе назад, некоторое время успевая компенсировать ход корабля.
Кормовая часть, куда выходят окна музыкального салона, тоже маленькая, Под пологом с рюшами стоят два сложенных шезлонга и сервировочный столик между ними, как же это я трубочкой не разжился?! Хорошо посидеть в тиши под ветром, посмотреть на проплывающие красоты. Пых-пых…
Наклонился вниз, заглядывая на корму главной палубы, и обмер.
Внизу стояла пушка! Вот так вот!
На поворотном лафете, причём на штатном месте, судя по дощатым упорам и пазам. Медная такая, блестящая. Да нет, бронза, конечно. Я как-то сразу понял, что пушечка настоящая, деловое оружие. Угол обстрела примерно сто восемьдесят градусов, поднята выше ограждений. Длина ствола… ну, метр, примерно. Сбоку от орудия лежала старательно сложенная пирамидкой кучка тёмно-серых ядер, фотография на тысячу баксов. Вокруг пирамидки набиты рейки квадратиком, чтобы снаряды не раскатились. Могу предположить, что от воздействия обывательских слюней в чугуне периодически прорастают маленькие ножки, ядра, крадучись, уходят в совершенно неизвестном направлении. Зачем они в хозяйстве? И тут же почувствовал, что мне хочется поступить по-воровски. Вот ведь дурь мальчишеская…
Нет, подождите, это что же, выходит, она реально пуляет ядрами? Отчаянно захотелось стрельнуть, будет, что рассказать друзьям на алтайской охотбазе, это вам не с вертушки краснокнижных горных баранов бить.
С левого борта на талях висит белая штатная шлюпка, с правого — серая с оранжевым RIB-лодка с подвесным мотором. Какие-то баки в изобилии, белые мешки штабелями — уголь, что ли? Очень много дров, разложенных прямо на палубе. Интересного вокруг много, однако взгляд мой снова и снова возвращался к орудию. Как магнитом тянет!
— Ваше меню, господин Ростоцкий!
С трудом оторвавшись от созерцания корабельной артиллерии, я оглянулся.
Стюард уже вошёл во вкус, всё нужное про меня вызнал и теперь стоял с показательной чайной паузой. Худощавый, даже тщедушный парень, на котором свободно болтался белый сюртук, узкобедрый, в отглаженных брючках, пушок на скуластом лице — первые следы будущей жиденькой бородёнки, чуть монгольские глаза. Я вытащил книжицу, папку вернул, на хрен она мне. Он взял у меня синюю кожанку с логотипом, скользяще улыбнулся, как-то заранее виновато… Нет уж, вас разбаловать — раз плюнуть, потом шагу без бабла не сделаете! Не рвись, мальчик, за деньгами, рвись за трудами.
— Спасибо, любезный, ступайте.
Мальчишка, хлопнув широкими полотняными штанами, удрал, я же машинально полистал плотный картон. Так… Вполне ожидаемый стандарт горячего: солянка, куриный с потрошками, уха стерляжья. Отбивные, сижок запеченный, жульенчик, салатики всякие. Расстегаи, в скобках особо записано, что маленькие. Пирожки, пирожки, пирожки, кулебяки какие-то… господи, да куда столько выпечки! Заливное есть! Это хорошо, очень люблю, если правильно приготовлено. Обед, вполне благоразумно отнесённый капитаном на ужин — когда ещё вся суета уляжется — через полтора часа, вполне можно дотерпеть. Не кусочничать, как говорила мама. Аппетит, кстати, уже имеется, и он в динамике.
Чайки, как по расписанию, появились дружной стаей, захватив пароход в своё пользование. Запахи пошли по всей палубе — на корабле вовсю начинала работать кухня. Группа детей внизу на корме кидала чайкам куски чёрного хлеба. Было довольно интересно наблюдать, какие фортели жирные, откормленные белые птицы вытворяли в воздухе, бросаясь в воду за едой. Сытые твари, избалованные. Первая хватала кусок и тут же бросала, не оценив угощенье — булку сдобную подавай! — вторая тоже брезгливо выкидывала. Только третья, что послабже телом и статусом, с удовольствием съедала намокшее угощение. Всё, как у людей.
