прощальную джигу с верёвкой на шее на городской площади — самый лёгкий и достойный финал моей никчемной жизни. Мне хотелось поступить по-мужски: принять неизбежность наказания, смиренно войти в дом своего друга и признаться во всём. Я понимал, что нет мне прощения, поэтому жаждал покаяться, взойти на эшафот и молча встретить смерть. Но я не смог. Я испугался позора и боли.
Я поступил как жалкий трус, как самый последний негодяй. Я бежал в другую страну, изменил имя… Мне хотелось навсегда забыть своё прошлое и стать другим человеком. Я много и усердно молился Богу в надежде, что Он простит меня, убеждал себя, что убил не Энджелу — не человека, а демона, а значит, совершил богоугодное дело.
Я стал часто посещать храм и слушать проповеди. Не пропускал ни одной казни на городской площади, тщетно надеясь притупить собственную боль созерцанием чужих мучений. На мои странные, по меркам обычного горожанина, привычки обратили внимание в Священной конгрегации, и однажды сам председатель Верховного суда вызвал меня для беседы с глазу на глаз. Моя настойчивость в молитвах и интерес к суду над еретиками были восприняты служителями церкви как искреннее желание очистить мир от еретической скверны. Так я оказался в рядах несущих Свет, став сначала помощником одного из местных инквизиторов, а затем — правой рукой главного инквизитора нашего города.
Со временем, городок Тристис стал для меня второй родиной. Я проявил себя верным слугой Господа и надёжным членом Священной конгрегации. Среди агентов Инквизиториума хватало и хитрых ищеек, и безжалостных палачей. Я же своё звание заслужил верой, упорством, соблюдением законов и правил. Дела мои пошли в гору. Я пользовался уважением Мастеров, городские простолюдины побаивались меня, а богачи и знать относились с определённой долей почтения.
Однако, чем лучше шли мои дела, тем острее я чувствовал себя здесь самозванцем, тем сильнее тяготило меня моё прошлое. Жил я уединённо, поэтому никто не видел, как иногда я топил свою тоску на дне бутылки крепкого эля или в объятиях какой-нибудь продажной девки.
По долгу службы, моему наставнику Мастеру Сейберу часто приходилось посещать небольшие церковные приходы и монастыри на окраинах Провинции. Сначала я сопровождал его в качестве помощника и телохранителя, а затем Мастер Сейбер стал отправлять меня одного в отдалённые приходы (особенно, если дело было не слишком важным и хлопотным). В одной из таких поездок я познакомился с человеком по прозвищу Чистильщик.
*****
Аббатство Сен-Иллюм, которое мне предстояло посетить, находилось возле маленького городка Сах-Дере на самом краю Провинции. Я приехал сюда только к вечеру. Встречу с аббатом назначили на утро следующего дня. Я решил не возвращаться в город, а остаться на ночлег в монастыре. В трапезной для меня приготовили простой, но вкусный и сытный ужин, а также любезно предоставили комнату гостевом доме аббатства. Туда меня проводил один из монахов.
Пока мы шли по извилистым дорожкам монастырского двора, завязалась беседа. Старика звали Ренар, оказалось, он был каноником, а не монахом, служил при библиотеке, изредка выполняя разные поручения аббата Гайла.
Ренар отвёл меня в гостевую комнату и собрался уже уходить, но я его остановил. Этим вечером мне было особенно тревожно и хотелось с кем-то поговорить. Мы философствовали, спорили, обсуждали самые разные темы до поздней ночи, а утром я отправился на встречу с аббатом, оттуда — сразу в Тристис, не успев попрощаться со своим новым знакомым.
В аббатстве Сен-Иллюм я побывал ещё пару раз по поручению Мастера Сейбера. Оба раза мы встречались с Ренаром. Конечно, это были встречи частного характера. Я бы даже назвал их дружескими. Философские беседы с помощником аббата оказались гораздо интереснее и полезнее для меня, чем тоскливые вечера в трактире в компании бутылки эля или случайной шлюхи.
Ренар удивлял меня своими знаниями во многих областях науки, искусства и богословия, а также своими вольнолюбивыми взглядами. Порой он ставил меня в тупик вопросами, которые потом ещё долго не давали мне покоя… Он называл себя Чистильщиком душ, потому что неистово желал понять, как победить силы Тьмы в душе каждого человека и направить все его мысли к Свету.
— Свет и Тьма обречены на вечную борьбу за человеческую душу, но кто из этих двоих победит? Кого, ангела или демона, мы больше любим и считаем своей истинной сутью? — тихо произнёс Ренар и замолчал, задумавшись о чём-то своём, будто вопрос был риторическим, и старик не ждал от меня никакого ответа.
— Послушай! Разве можем мы даже в мыслях допустить демона в свою душу? — разгорячился я, не понимая, как можно взвешивать на одних весах праведное и грешное.
Ренар выдержал паузу, а затем спросил, глядя мне прямо в глаза:
— Вот ты, Джон, кем ты сам себя считаешь? Добропорядочным, богобоязненным человеком или..?
Я промолчал, а про себя подумал:
— А ведь правда, как я, Джон Грей, могу носить гордое звание агента Инквизиториума? Я — тот, кто когда-то предал своего лучшего друга, совершил прелюбодеяние с его женой, а затем убил её?! И это я — предатель, убийца, прелюбодей — участвую в вынесении приговора еретикам и ведьмам, обвинённым в колдовстве. Большинство из этих бедных людей не знают даже, как пишется их собственное имя. Откуда же им знать все имена демонов Тёмного престола, чтобы призывать их для помощи в колдовстве?
Неловкое молчание длилось всего мгновение, я постарался не подать вида, что вопрос Ренара застал меня врасплох. Вместо этого я пошёл в наступление:
— Ренар, иногда ты удивляешь меня! Сейчас твои слова выходят за рамки дозволенного. Ты живёшь при монастыре, свято веришь в Господа, помогаешь аббату в его церковном призвании… Мы оба с тобой заняты одним благим делом!
— Нет… нет, не совсем так. Вы, инквизиторы, епископы и прочие… Вы заняты лишь тем, что уничтожаете то, что сами назвали Тьмой — порок, ересь, грех. Я же даю возможность Свету обрести свою истинную силу — окрепнуть, развернуть крылья и взлететь ввысь, чтобы там засиять подобно Солнцу, чей лик виден всем, кто поднимает глаза в небо, — старик остановился, чтобы перевести дыхание и продолжил:
— Но как Свет узнает, что он Свет, если не будет рядом с ним Тьмы? День и ночь, небо и земля, мудрость и святая простота, добро и зло… Всё это существует нераздельно друг от друга, и только в определении их различий рождается истина. Ибо сказано в Книге: «Свет и тьма, жизнь и смерть, правое и левое — братья друг другу. Их нельзя отделить друг от
