и приятен…
Полотняная мебель
Жарко. Заходящими мессерами тяжело гудят слепни. Воздух стоит вязким студнем. Вздрагивает от проходящих по Большой дороге машин. Яркие глаза летних георгинов наполняются пылью.
Лисенка с Волченкой сидят в тени. Шьют мебель. Сгибают в каркас мягкую алюминиевую проволоку. К ней крепят ткань. Дети ровно и мерно кладут стежки, обшивают разноцветными лоскутами серебристые проволочные изгибы.Лисенке скучно. Она откладывает надоевший кукольный стульчик в сторону и задумывается. Впрочем, это скорее видимость задумчивости. Так, разморённость жарой. Хитрые георгины подмигивают, заговорщески.
– Я попить.
Алюминиевый ковшик лязгает по зубам. Капли коридорным холодом текут по шее. Девочка, уволенная из мебельного производства, ложится в кровать, под прохладный полог.Невидима и свободна…
Сине-зелёные стрекозы
Синие, зелёные стрекозы. Сбежавшие от Альфонса Мухи. Их эльфийские, осыпанные самоцветной крошкой крылья просто скреплены, как маленький веер, узким суставчатым тельцем-палочкой. Лисенка наблюдает над осокой их неспешный танец, хочет поймать.
Плюсса – река холодная, с омутами, лозами. А летнее солнце нещадно печёт Волченку, что собирает на песчаном косогоре малиновые свечки смолянок.Он склеивает и расклеивает чёрные пальцы, сжимает угольный букет с огненными прострелами цветов и думает:
– Если она оборвёт им крылья, мы их приклеим смолой и поставим на растяжку.
Коллекции, гербарии. Убитая красота. Когда ты перестанешь их собирать, милая Лисенка? Когда?
Купание коня
Зелёный велосипед, красные шины. Лисенка разгоняет его пробежкой, вспрыгивает на ходу. Далеко впереди полощется надутая ветром рубаха брата.
– Волченкаааааааа……
Свистящий ветер сносит голос назад. Придорожная трава хлещет по лодыжкам, колёса идут юзом в песке. Вперёд, вперед, пригибаясь к рулю, насилуя педали. Нет, не догнать.
Только у реки они снова рядом, заведя велики по втулки в воду, моют пуками травы блестящие серебристые спицы. Смеются. Колышут в воде отражение солнечной колесницы, и смущенный Феб останавливается протереть золотые спицы ватой облаков.
Время застывает, удлиняя и так бесконечный день детства.
Сирень на Пажинской
За деревней синий вечер. Прохладно. Две огромных сирени осыпаны росой и лунным пеплом. Глубокие тени прячутся между оливковыми сердцами листов.
Завернутые в махровые полотенца кустов, трое детей прижимают к пузам влажные лиловые пуки. Их росный бархат нежит запахом мокрые носы, холодит лица.
Художники разводят жирное масло, красят голубой краской мятый жестяной кувшин.
Взошедшее солнце упрётся в него янтарным глазом. Раскроет этюдник.
Звездный август
Волченка, Лисенка и Зайченка на гладкой тарелке поля, уставив носы в огромный, блистающий купол-крышку. Кажется, миг и Божественный людоед снимет ее, чтобы стало очевидным, как дети вкусны и воспитаны.
Проносятся корпускулы времени, купол вращается, серебристые спутники играют в pinball, обрушивая быстрые звезды желаний, а дети? Дети замирают сладким десертом, облитые звездным молоком.
Гыса
Белая, ладная, в больших чёрных пятнах. Дикой прибилась, знатный мышелов.Даётся только кормить, и только бабушке:
– Матрёна, Матрёша, кис-кис…
Лисенке с Волченкой обидно:
– Гыс-гыс…ГЫса…
Дети лежат на полу с кочергой, загонщики. Гыса шипит из-под шкафа. Тигры и джунгли.
Вбегает бабушка с мокрой тряпкой, спасать любимицу.
В сентябре уезжают в город, кошку оставляют в соседском доме. Она бежит за машиной, доколе хватает сил, и орёт, надрывая сердце. В дом входит осень и сворачивается на любимом кошкином месте.
У соседки бабы Нади тепло, налито молоко, в углу огромная голубая икона "Крещение Христа". Золочёные виноградные лозы оклада. Заянский поп сколько лет для церкви просит, не отдает.
Матрёна столбиком садится на лавку.У бабы Нади лучистые, голубые глаза, цвета воды в Иордане. От них лучатся морщинки.
– Ты потерпи, Матрёша, потерпи, отпустит, – тихо говорит она.
Поправляет лампадку и крестится:
– Вот зима пройдёт, и отпустит.
Автобус мчит детей по тряской грунтовке навстречу школе, в окошке мелькают охапки золотых шаров, лиловые подсолнухи больших георгинов. Волченка, Лисенка и Зайченка смеются, они прощаются на короткий срок, до весны, лишь до весны, когда зеленая дымка мая окутает окрестные леса…