В основном, «взрослый» разговор ничем не отличается от обычного. Немного выше градус пафоса и какая-то особая проникновенная грусть в интонациях. Навряд ли она напрямую связана как с поводом, так и с тобой лично. Просто люди, подводя даже самые незначительные итоги, имеют свойство несколько увязать во времени. Каждому слову предшествует флешбэк, который необходимо переварить заново, и любой спич, таким образом, превращается в лаконичную ретроспективу пережитого лично с неизбежной констатацией возмутительной скоротечности времени в финале. Порой мне кажется, что каждое предложение, каждое слово, когда-либо сказанное человеком, – это фрагмент бесконечного послания самому себе, даже если при этом оно адресуется совершенно другим людям, даже если не адресуется никому.
Ты сидишь в торце стола, загроможденного тарелками, блюдами, салатницами и прочей утварью, полной домашней еды, ловишь фразы, с трудом прорывающиеся сквозь какофонию из рюмочных камертонов, лязга столовой стали и глухого шума беспрерывно перемещаемой по периметру стола посуды. Определенно, в застольях есть что-то варварское, первобытное, сохранившееся с тех пор, когда люди охотились стаями и каждый раз, убив мамонта, всем племенем рвали его на части. Иллюзия цивилизации привнесла в этот процесс иллюзию цивилизованности, однако суть осталась прежней – банальное рефлекторное употребление приматами жиров, белков и углеводов в неограниченных количествах, пусть и под благовидным предлогом.
Тем временем, по мере развития торжества ты начинаешь улавливать в какофонии ритм и даже мелодию, а само действо постепенно теряет хаотичность и приобретает почти симфоническую форму.
– …чтоб ты был удачлив во всех своих начинаниях…
Снова стоп.
Почему «мы»? Почему всегда «мы»? Откуда эта уверенность, что все остальные думают так же? Не знаю почему, но меня всегда бесила эта церемониальная унификация пожеланий. Хуже этого – только чтение вслух глупых поздравительных стихотворений из числа тех, что обычно печатают броскими шрифтами на разворотах глянцевых открыток:
«Без лишних слов, без лишних фраз,С глубоким чувством уваженияПозволь поздравить с Днем Рождения!В день светлый твоего рожденья!»
Боже, какая чушь. Кстати, если я все-таки не выдержу и расплачусь от рифмы «рождения – рожденья» (а я действительно могу), то существует почти стопроцентная вероятность, что окружающими это будет расценено как «слезы счастья».
Вообще, это довольно распространенное заблуждение. Никаких слез счастья не существует да и быть не может. Счастливый человек не станет плакать ни при каких обстоятельствах, как не станет танцевать, хлопать в ладоши или хохотать. Счастливые люди больше похожи на блаженных: их взгляды бездонно пусты, лица словно подсвечены изнутри, а в уголках губ пульсирует отрешенный намек на улыбку. Нечто подобное я наблюдал, когда первый раз своими глазами увидел человека, вводящего себе в вену морфин: те же стремительно ниспадающие шоры пустоты, то же фосфорное свечение, та же пульсация в уголках губ. Тогда я и сделал один из главных выводов в своей жизни: вне зависимости от способа его достижения, счастье – это бегство, сиюминутная бесплотная эмиграция в иную реальность, потому что эта – не лучшее место для счастливых.
– …быть востребованным и успешным…
Ну вот. Успешность. Краеугольный камень современного общества, пик чаяний, надежд и устремлений почти каждого его соучастника, высококачественный суррогат персонального счастья. Высококачественный, но, разумеется, не идеальный. Что-то вроде фаллоимитатора анатомически безупречной формы или мегаэластичной сайберскиновой вагины. Разработан специально для достижения чувства самореализации у людей с четко определенной прикладной целью и поэтапно спланированным механизмом ее достижения. Проще говоря, для уебков.
Да-да, именно так, ведь на текущем этапе данности успешный человек – это прежде всего перфектный, выкристаллизованный уебок, уебок высшей пробы. Особь с намертво пришитой улыбкой, безукоризненным пробором в монументально уложенной прическе, о которую при желании можно вскрыть вены, и непобедимым флером конструктива, скрыться от которого решительно невозможно. Смертельно уставший задолго до начала старости, ежедневно миксующий антидепресанты с тяжелым алкоголем, системный, плановый – регламентированный – человек.
Такие люди обычно помнят все мало-мальски торжественные даты, у них всегда имеется в наличии несколько анекдотов и присказок для наиболее типовых жизненных ситуаций, даже сексу или мастурбации в их персональном графике отведено строго определенное количество времени по нечетным дням, потому что по четным вместо этого у них фитнес.
Из каждого отпуска они привозят коллекционные вина боссу, конфеты – его секретарю и сувенирные магнитики – коллегам. И все это продолжается до тех пор, пока в один из стандартно успешных дней, без видимых, казалось бы, причин, вместо дежурных сувениров они приносят в офис обрез и все с той же нестираемой печатью конструктива на лице вышибают мозги всем вышеперечисленным прекрасным людям, не забыв в финале этого эффектного корпоративного перформанса еще раз проделать ту же самую процедуру, но уже с собой. В любой системе имеется риск сбоя – с этим ничего не поделаешь.
Разумеется, в стройном ряду успешных бывают и исключения, но ими, в большей степени, мы обязаны различного рода диссоциативным расстройствам личностной идентичности, нежели пресловутым человеческим качествам.
К слову, я давно взял за правило не обращать внимания на человеческие качества. Для меня куда важнее качество человека. Вы ведь не купите куртку только ради красивых пуговиц? То-то же.
– …словом, дай тебе Бог всего самого лучшего!
Бог.
С течением жизни к Богу накапливается так много вопросов, что поневоле начинаешь в него верить.
Согласитесь, это логично. Ведь если есть вопросы, то должен быть и тот, кому их можно задать. Даже если все они – риторические. Например, почему забота о будущем лишает тебя настоящего. Почему ты до дрожи любишь людей, которые причиняют тебе столько боли, сколько не удалось причинить всем твоим врагам вместе взятым. И главное: почему жизнь – это растянутый во времени суицид, а каждый прожитый день – очередное тому доказательство.
Вместе с верой приходит безотчетная вязкая тревога: нужен ли ты Ему, есть ли у него на тебя планы, не оставил ли он тебя на призволяще. Оставил ли тебя Бог – тот еще вопрос. Судя по тому, что ты все еще жив, – нет. Судя по тому, как живешь, – да, давно. Судя по тому, что ты до сих пор в относительно здравом уме и рассудке, – снова нет, однако, с учетом содержимого твоего персонального шкафа, который ломится от скелетов, с большинства которых еще даже не успела сойти плоть, то…
Эта игра в аргументы и контраргументы длится до бесконечности и, скорее всего, лишена всякого смысла, но, однажды приняв ее правила, ты уже не можешь остановиться. И, знаете, наверное, это нормально: здравая доля сомнения должна присутствовать в любом человеке. Как и здравая доля надежды.
– …С днем рождения!
На комнату с новой силой обрушивается скерцо гастрономической симфонии, без остатка растворяя в себе смысл только что произнесенных слов. Торжество традиционно набирает обороты.
Ты сидишь в торце огромного дубового стола овальной формы.
В просторной, светлой, красиво обставленной комнате.
Тебе – тридцать пять. Ну, плюс-минус… Самое время начать ощущать себя взрослым.
Правда, ты так до сих пор и не понял, что конкретно для этого нужно сделать.
Реверс
– …в общем, я туда-сюда, смотрю, а времени уже ебать-ебать, короче я ее хватаю и в халдея, а ехать-то куда – четыре утра, короче, забираю тачку, заезжаю в частный сектор и там, прямо в тачке, рою, а оно, сам знаешь, как оно – кидали водяного всю ночь, стояк безумный, а толку – такое ощущение, что чопик забили, короче, проелозил, смотрю – почти семь утра, ебать-ебать, через час на работу, короче, я эту собаку кидаю в первого попавшегося проходимца, вручаю ему пандыш, а сам домой – костюм, гастук, рубашка, вся хуйня. Побриться, правда, не успел. Приезжаю за три минуты до совещания – глаза шо у быка, полный рот жвачки, падаю в кресло, и тут начинается така-а-а-я ебля…
Тоха берет паузу и по очереди окидывает каждого из нас искрящимся интригующим взглядом. Он медленно, очень медленно поднимает пивной бокал, делает несколько глубоких глотков и артистично откидывается на спинку плетеного ресторанного кресла. Кадык несколько раз взлетает-опускается, поршнем проталкивая внутрь золотистую жидкость, лицо искажется гримасой мучительного экстаза, а искры в глазах заволакивает мутная слезливая пелена. Некоторое время Тоха молчит, уставившись невидящим взглядом в столешницу. Заметно, что он изо всех сил пытается удержать рвущуюся наружу тошноту, в конце концов ему это удается, он делает еще один глубокий глоток и накалывает на вилку прозрачный, почти невесомый кусок красной рыбы. Еще несколько секунд Тоха сидит неподвижно, будто решая, есть или нет. Затем он аккуратно кладет вилку с наколотой на нее рыбой в свою пустую тарелку, берет белую тканевую салфетку и тщательно вытирает губы. Он снова окидывает взглядом каждого из нас, и его глаза начинают искрить. Перерождение произошло. Наш Феникс в строю.
