его время было на исходе. Он не удержался и упал, свернув свечу. Огонь, что горел почти сотню лет, погас.
Но меня не изгнало. Я всё ещё здесь, рядом с алтарём. Слова, что он произнёс, держали меня. А мою душу тянуло к телу.
Почти как тогда, в тот самый момент, когда меня прокляли в моём мире. Только тогда я чувствовал, как душа покидала умирающее тело. А сейчас было наоборот.
Сначала вернулась боль. Болел левый глаз, будто туда всадили ржавый раскалённый гвоздь. Болел бок, в котором засела пуля. Болела правая ладонь, обожжённая огнём свечи.
Боль, которую я так давно не чувствовал. И не только боль. Я чувствовал холодную землю и мокрую траву. Я чувствовал одежду, что прижималась к коже, я чувствовал обувь на своих ногах. Я чувствовал, как пряжка ремня впивается в моё тело.
Я чуял запах гари, и очень слабый аромат цветов на его фоне. Я слышал чьи-то стоны. В моём рту была кровь, я ощущал её стальной привкус.
У меня снова есть тело, хотя ведьма говорила, что я навсегда останусь проклятым духом.
Я вернулся, чтобы отомстить.
Павел Громов умер, и сильнее всего я чувствовал, как он ненавидел всех, кто напал на его род. Я и сам был бы рад отомстить, но теперь…
Я разорву их голыми руками.
Нужно только подняться. Простреленный бок болел слабее, всё вокруг раны онемело. Из-за пожара поблизости мне должно быть жарко, но я чувствовал только холод.
Надолго меня не хватит, но, раз уж меня призвали, я убью всех, кого достану.
Громовы и их родственники Климовы из этого же клана думали, что я их общий предок. Почти сто лет я прожил в этом алтаре. Время отплатить за их доброту.
— Тут кто-то ещё! — раздался голос. — Этих двух трупов не было! Обыщите тут всё!
Я медленно отошёл в кусты. Три наёмника, у одного дробовик, у другого револьвер, у третьего винтовка.
Ха, в моём мире не было такого громострела. Но семья, в которой я жил, умела разбираться в оружии своего мира, а я внимательно следил за ними.
Только сейчас мне оно не понадобится, да и стрелять я не умею. Нужно сделать всё тихо, чтобы никто меня не услышал. Так убью больше перед тем, как это тело умрёт.
Парень с револьвером подбирался всё ближе. В левой руке он держал фонарик, светя на кусты. Я медленно его обходил.
Повезло, что Павел Громов был в хорошей форме. Если бы вместо него меня призвал Андрей, парнишка весом больше ста килограмм, меня бы уже обнаружили.
Одна из черепах бултыхнулась в пруду. Наёмник повернулся на звук, а я взял его за голову и с хрустом повернул.
А вот это я не ожидал. Моя прежняя сила осталась со мной, потому что голова наёмника провернулась ровно в противоположную сторону. Это радовало.
Я оставил труп и медленно пошёл вдоль живой изгороди. Уже темно, эти люди плохо видят в темноте. А я вижу.
Правым глазом я вижу, как и когда-то давно, когда был человеком. А через ослепший левый я вижу также, как из огня свечи на алтаре. Моё зрение духа, оно поможет мне в темноте.
— Ты что там делаешь? — спросил наёмник с дробовиком.
Я быстрым шагом прошёл сквозь кусты и так залепил ему в морду, что нос ушёл глубоко в череп.
Неплохо, но остался последний.
Я побежал к нему. Раненый бок завопил от боли, но меня это не останавливало. Последний наёмник вскрикнул и вскинул винтовку с перемотанным проволокой стволом.
Плохо он следит за оружием. Я выбил его одним пинком и схватил наёмника за тёплое горло.
— Кто ты? — прохрипел он.
— Я… — горло саднило, а голос хрипел.
Но это мой собственный голос, а не голос Павла. Мой, привычный и хриплый, который так нравился Ханне.
— Я — палач.
Мягкие косточки горла хрустнули под моими пальцами. Я отбросил тело.
Что теперь?
Повсюду лежали тела. В основном враги, но и Громовых погибло немало. Среди них женщины, кто не оставил своих мужей на верную смерть одних.
Я знал несколько поколений этой семьи. И с каждым увиденным телом я всё сильнее хотел уничтожить всех, кто пришёл сегодня сюда с оружием.
— Дух великого предка, в день своего совершеннолетия клянусь перед тобой…
— Клянусь перед великим предком, что буду любить своего мужа и хранить…
— Занимайся лучше, Влад. Ведь дух предка смотрит на тебя!
— Он будет гордиться мной, папа, обещаю!
Я знал их всех лучше, чем какой-либо предок, которого здесь никогда не было. Но мой глаз духа показывал, что ещё ничего не кончено. Врагов много, а они уводят пленных.
Раненых, женщин, детей, стариков. Э, нет. Я здесь не только для мести. Выживших я тоже не брошу.
Я шёл к дому. Там трое, что склонились над деревянными обломками. Один глупо хихикал, а другой возмущался:
— Сказано же было спустить старика вниз!
— Так я и спустил! — ржущий придурок показал на выбитое окно второго этажа. — Вместе с его креслом на колёсиках. Как тебе полеталось, старик?
На земле лежал дед Матвей, патриарх рода, ему больше сотни лет. А они выбросили его из окна вместе с креслом-каталкой. Я огляделся и взял воткнутый в стену сарая топор для рубки дров.
Подойдёт! Тем более, когда-то я начинал свой путь палача с похожего. А скоро придёт время более подходящего оружия.
— Нам нужно было привести его живым!
— До похрену, кому нужен этот старый пердун? Да он ещё вроде живой, потащили его!
Он взял старика за ногу, а дед Матвей тихо застонал.
Я уже был близко.
Первым ударом топора я снёс хихикающему ублюдку голову. Второй удар оказался слишком сильным. Угрюмый усатый мужик скосил глаза, глядя на застрявший топор в своей переносице.
Но
