— От супруга, который полагает, что решение проблемы лежит за пределами пяти человеческих чувств. — Холмс покачал головой. — Никогда еще не сталкивался с загадкой, которая не имела бы рационального решения, сколь бы странной она ни казалась внешне. Уверен, что и эта не отличается от других.
— Значит, вы решили взяться за дело?
— Да. Поскольку леди оказалась столь предусмотрительной, что приложила расписание поездов, я позволил себе послать телеграмму с сообщением, что мы прибываем в двенадцать двадцать три. Полагаю, ваши пациенты смогут обойтись без вас день-другой?
— Холмс, если хотите, чтобы я вас сопровождал, с пациентами можно договориться.
— Конечно хочу, Ватсон! Поездка в Уорвикшир будет долгожданным отдыхом от промозглой лондонской весны. К тому же, не желая отстать от коллег, как я могу обойтись без того, кто опишет мои старания? — улыбнулся Шерлок и тут же задумался. — Аббатство Лаффорд, — медленно проговорил он. — Знакомое название, но не могу вспомнить, при каких обстоятельствах слышал его. Ладно, у нас еще есть время до отхода поезда, постараюсь разузнать…
Долгие взаимоотношения с Шерлоком Холмсом, последовавшие за отставкой с военной службы, научили меня быстро собираться в путь. Договориться о том, чтобы моими пациентами занялся один из помощников, оказалось несложно, поэтому я вернулся на Бейкер-стрит задолго до назначенного времени. Мы с Холмсом отправились на Юстонский вокзал, где увидели на платформе неожиданно много народа. Нам, можно сказать, повезло — мы заняли купе первого класса. Однако наше уединение длилось недолго: уже когда барьер закрывался, по платформе пробежал какой-то человек и после секундного колебания вошел к нам в купе. Средних лет, высокий, крепкого телосложения, он выглядел так, словно в молодости был атлетом и продолжал тренироваться по сей день. Вежливо кивнув нам обоим, он устроился в противоположном углу и, достав из кармана блокнот, начал что-то в нем писать, то и дело справляясь со стопкой бумаг, разложенных рядом с ним на сиденье.
Холмс бросил на незнакомца испытующий взгляд, но, увидев, что наш спутник явно не намерен навязывать свое общество, расслабился. Несколько минут он молчал и глядел в окно, пока поезд набирал скорость, оставляя позади Лондон и его пригороды. Я счел за лучшее не мешать его размышлениям. Но вот наконец он откинулся на спинку сиденья и привычно сплел пальцы.
— Я не ошибся, Ватсон, когда говорил, что место нашего назначения мне знакомо. Как вы знаете, у меня есть привычка сохранять вырезки из газет, которые могут представлять интерес или как-то влиять на будущие дела, и на сей раз она принесла свои плоды. В заметке из «Таймс» за июль прошлого года сообщалось о смерти при необычных обстоятельствах английского путешественника. В Абвиле упал камень с церковной колокольни, под которой джентльмен имел несчастье стоять. Мгновенная смерть. Звали несчастного мистер Джулиан Карсвелл, а местом его жительства было аббатство Лаффорд в Уорвикшире. Это не может быть…
Слова моего друга прервал возглас третьего пассажира купе. Отложив свой блокнот и бумаги, он переводил с Холмса на меня и обратно быстрый проницательный взгляд, в котором чувствовалось не банальное любопытство, а нечто более серьезное. Поняв, что от него ждут объяснений, он обратился к нам негромким приятным голосом:
— Прошу прощения, джентльмены, но я случайно услышал ваш разговор о мистере Карсвелле и месте его жительства, аббатстве Лаффорд. И имя, и название хорошо мне знакомы, это объясняет мое удивление. Особенно если учесть, что услышал я их из уст Шерлока Холмса. А вы, сэр, — кивнул он в мою сторону, — надо полагать, доктор Ватсон. — Заметив мой удивленный взгляд, он с легкой улыбкой добавил: — Я слышал, как ваш друг обращался к вам по имени. К тому же вас нетрудно узнать по портретам в журнале «Стрэнд».
— У вас преимущество перед нами, сэр, — вежливо сказал Холмс, — и все задатки детектива.
— Меня зовут Флаксман Лоу, — представился наш спутник, — и я в некотором роде тоже детектив, хотя вряд ли вы обо мне слышали.
— Напротив, — сухо ответил мой друг, — я говорил о вас сегодня утром.
— Судя по вашему тону, что-то не слишком приятное, — сказал Лоу. — Мистер Холмс, я вовсе не обижаюсь, — продолжал он, опережая собеседника. — Очень многие разделяют ваше мнение, я к этому привык. Подозреваю, что наши с вами подходы и методы не сильно различаются. Разница в том, что в спектакле, где я играю Гамлета, вы — возьму на себя смелость утверждать — предпочитаете роль Горацио.
Я было испугался, что Холмс не отнесется к утверждению попутчика снисходительно, но мгновение спустя мой друг улыбнулся.
— Возможно, это не так и плохо, мистер Лоу, — заметил он, — поскольку в финале пьесы Горацио — один из немногих, кто остается в живых, в то время как принц Датский, надо полагать, из первых рук узнает, верны ли его взгляды на мир духов.
Флаксман Лоу рассмеялся в ответ:
— Хорошо сказано, мистер Холмс. — Затем лицо его посерьезнело. — Вы упомянули аббатство Лаффорд. Могу я спросить, чем вас заинтересовал этот дом и его покойный владелец?
Холмс пожал плечами.
— Что касается бывшего владельца, то я ничего о нем не знаю, кроме того, что он умер в прошлом году. Сам дом, однако, является целью нашей поездки, так что меня интересует все, что с ним связано. — Он задумчиво посмотрел на Лоу. — Думаю, не ошибусь, если скажу, что и вы направляетесь в аббатство Лаффорд и что позвал вас туда мистер Джон Фитцджеральд по весьма беспокоящему его делу.
— Вы совершенно правы, мистер Холмс, — согласился Лоу. — Мистер Фитцджеральд написал мне письмо, в котором спрашивал, не смогу ли я расследовать ряд событий, внушающих тревогу его семье, поскольку местная полиция не в состоянии с этим справиться.
— А мы получили похожее письмо от миссис Фитцджеральд, — сказал Холмс. — Судя по всему, мистер Лоу, есть возможность на практике сравнить наши методы. Интересно посмотреть, каковы будут результаты.
— В самом деле. — Лоу помолчал, переводя взгляд с одного из нас на другого. — Вы говорите, что ничего не знаете о Джулиане Карсвелле, не считая нескольких фактов относительно его смерти. Если позволите, я могу просветить вас насчет личности покойного владельца аббатства Лаффорд.
— Буду премного обязан, — ответил Холмс. — Пока я брожу впотьмах, и любые сведения, которые вы можете сообщить, крайне полезны.
— Не удивлен, что вам мало известно о Джулиане Карсвелле, — сказал Лоу, откинувшись на спинку сиденья и забросив руки за голову. — Знавшие этого человека люди, и я в том числе, считали, что у него задатки выдающегося преступника. Тем не менее он никогда не преступал человеческие законы.
Мой друг удивленно поднял брови.
— Вы хотите сказать, что он преступал иные законы?
— Да, мистер Холмс. Карсвелл интересовался оккультизмом или черной магией — называйте как хотите — и располагал средствами, позволившими ему полностью посвятить себя этим занятиям. Правда, о том, как он приобрел эти средства, ходило немало слухов. Он любил шутить о своих несметных богатствах, однако никому из тех, кого я знал, никогда не позволялось их увидеть. Мистер Карсвелл написал книгу о колдовстве, к которой с презрением относилось большинство читателей, пока не выяснилось, что он подходит к оккультизму с более практичной стороны, чем можно было бы предполагать.
— Практичной? — переспросил я. — В каком смысле?
Наш спутник немного помолчал, а затем с серьезным видом продолжил:
— Кое-кого из тех, кто имел дело с мистером Карсвеллом, постигла судьба, которую можно было бы назвать… странной. Например, некий Джон Харрингтон, написавший разгромную рецензию на книгу «История колдовства», умер при невыясненных обстоятельствах, а Эдвард Даннинг, можно сказать, спасся чудом.
На этот раз уже я издал удивленный возглас, и Холмс с Лоу повернулись ко мне.
— Эдвард Даннинг, член… ассоциации? — спросил я.
— Да, — с некоторым любопытством ответил Лоу.
Холмс озадаченно воззрился на меня.
— Вы что, его знаете?
— В некотором роде, — ответил я. — Он пришел ко мне по рекомендации соседа года полтора назад, и мы подружились. А потом Эдварда серьезно напугала поразившая весь дом болезнь, и я пригласил его на ужин.
— Когда именно это было? — спросил Лоу, вдруг оживившись.
— Ну… — я немного подумал, — весной прошлого года, насколько я помню, в апреле. Двое его слуг внезапно заболели — подозреваю, отравились едой, — и бедняге стало не по себе, так что я пригласил его в наш клуб. Похоже, он был рад общению со мной и не желал уходить, словно его не тянуло домой. Помню, он был тогда взволнован и рассеян, будто его мысли постоянно занимала некая проблема.
