— Чар… папа, я совсем не разбираюсь в машинах. Если что-нибудь сломается, я сама не починю. А гнать его в сервис будет слишком дорого…
— Да ладно, Белла, не бойся. Агрегат безотказный — просто зверь-машина. Таких давно уже не делают.
«Агрегат», — подумала я. Если уж не сам он, то хоть его прозвище на что-то сгодится.
— А насколько дешево твое «дешево»? — тут я не могла идти на уступки.
— Ну, детка, она, в общем, уже твоя. Подарок в честь приезда, — и Чарли с надеждой на лице покосился в мою сторону. Вот это да! Бесплатно…
— Ну что ты, папа, зачем? Я все равно сама собиралась покупать машину.
— Да мне не трудно. Я хочу, чтобы тебе здесь было хорошо, — ответил он, внимательно глядя на дорогу. Чарли был не мастер выражать вслух свои чувства, и эту черту я получила от него по наследству. Поэтому я тоже ответила, не поворачиваясь к нему:
— Спасибо тебе, пап. Спасибо большое. Мне правда очень приятно.
Вряд ли стоило уточнять, что «хорошо» в Форксе мне не будет никогда. Зачем ему страдать вместе со мной? К тому же, я не рассчитывала получить даром не то что машину — дырявое колесо.
— Ну что ты, не за что, — пробормотал он, смущенный моими «спасибо».
Мы обменялись еще парой слов о сырой погоде, и можно было считать, что разговор состоялся. В молчании мы уставились каждый в свое окно. Разумеется, пейзаж был прекрасен — даже я не стала бы этого отрицать. Все вокруг было зеленым: деревья, их покрытые мхом стволы, их ветви, с которых свисали зеленые «бороды» лишайников, заросли папоротников на земле. Зеленым казался даже сочившийся сквозь листья воздух.
Было слишком зелено — словно на чужой планете.
Наконец, мы подъехали к жилищу Чарли. Он до сих пор обитал в маленьком домишке с двумя спальнями, который они с мамой купили в первые дни совместной жизни. Собственно, других дней совместной жизни у них и не было — только первые.
Перед этим неизменным домом был припаркован мой новый — ну ладно, новый для меня, — пикап. Он был покрыт выцветшей красной краской, с большими округлыми крыльями и просторной широкой кабиной. Поразительно, но он мне сразу понравился. Непонятно еще, как он будет бегать, но представить себя за рулем такой машины мне было приятно. Пикап был из породы неубиваемых монстров из толстого железа — таких нередко видишь на месте аварии без единой царапины, хотя вокруг валяются обломки разбитого ими в хлам иностранного «оппонента».
— Ух ты, пап! Здорово! Спасибо! — Теперь первый день в новой школе пугал меня чуть меньше. Завтра передо мной хотя бы не встанет тяжкий выбор: идти туда три километра пешком под дождем или поехать с Чарли на машине с мигалкой.
— Я рад, что тебе нравится, — проворчал Чарли, опять смутившись.
Все мои вещи мы перенесли в дом за один раз. Мне досталась «западная» спальня, выходящая окнами улицу. Комната была мне знакома — в этом доме она принадлежала мне с рождения. Деревянный пол, светло-голубые стены, островерхий потолок, пожелтевшие кружевные занавески — все это было частью моего детства. Чарли заменил колыбель большой кроватью и поставил стол, когда я подросла — вот и все перемены.
Теперь на столе красовался подержанный компьютер, а вдоль плинтуса тянулся телефонный провод для модема. Так Чарли выполнял условие мамы — она хотела, чтобы мы всегда были на связи. Кресло-качалка родом из моего младенчества по-прежнему стояло в углу.
В доме была всего одна маленькая ванная наверху, и мне придется делить ее с Чарли. Я постаралась не слишком придавать этому значение.
Чарли никогда не стоит над душой — это одна из его лучших черт. Он оставил меня распаковывать вещи и устраиваться на новом месте — для мамы это было бы немыслимо. Хорошо было остаться одной, не напрягая лицо для улыбок и выражения благодарности. Можно мрачно уставиться в окно на сплошную пелену дождя и позволить паре слезинок выкатиться наружу. У меня пока не было настроения рыдать на полную катушку — лучше было оставить это на вечер, когда перед сном придется поразмышлять о первом школьном дне.
Средняя школа города Форкс имела поистине циклопические размеры — триста пятьдесят семь, а со мной триста пятьдесят восемь человек. В Финиксе только на моей параллели училось больше семисот. И все местные дети выросли вместе — даже их бабушки-дедушки ходили в один детский сад.
Мне предстояло быть «новенькой» из большого города — фриком из кунсткамеры.
Наверное, если бы я выглядела как нормальная жительница Аризоны, то могла бы обратить это в свое преимущество, но я совсем не попадала в образ. Мне полагалось быть загорелой, спортивной, светловолосой, хорошо играть в волейбол или, скажем, танцевать в группе поддержки — эти качества привычно ассоциируются с обитателями «солнечной долины».
А я, несмотря на постоянную жизнь под жарким солнцем, оставалась белокожей, и этому не было оправдания в виде голубых глаз или рыжих волос. Я всегда была худенькой, но какой-то немускулистой, неатлетичной. С моей плохой координацией участие в спортивных играх вечно превращалось для меня в череду унижений, к тому же грозило травмами мне самой и тем, кто неосторожно оказывался рядом.
Закончив раскладывать одежду в старом сосновом комоде, я взяла сумочку с банными принадлежностями и отправилась в нашу «коммунальную» ванную, чтобы привести себя в порядок после долгой дороги. Расчесывая влажные спутанные волосы, я смотрела в зеркало на свое лицо. Может быть, дело было в освещении, но я увидела себя бледной и болезненной. Моя кожа порой очень красива — она чистая, почти прозрачная, — но все зависит от румянца. А здесь я стала совсем бесцветной.
Разглядывая свое серое отражение в зеркале, я вынуждена была признать, что не совсем честна с собой. Не только внешность мешала мне вписаться в окружение. Если уж я не смогла найти свою нишу в школе, где было три тысячи учеников, то каковы мои шансы здесь?
Проблема была в том, что я плохо сходилась с людьми своего возраста. Возможно, я плохо сходилась с людьми вообще. Даже мама, самый близкий мне человек на свете, никогда не попадала точно в резонанс со мной. Иногда мне становилось интересно — видят ли мои глаза то же самое, что глаза всех остальных людей? Может, у меня в голове постоянно происходит какой-то системный сбой? Но важна не причина, а следствие. И завтра, увы, все начнется по-новой.
Я плохо спала ночью, несмотря на то, что всласть наплакалась. Постоянный шорох дождя и шум ветра никак не давали провалиться в сон. Я натянула на голову старое выцветшее лоскутное одеяло, потом добавила сверху подушку. Но уснуть удалось только после полуночи, когда дождь почти перестал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
