Роскошные, выкупанные с мылом пекинцы, огромные, вычищенные щеткой доги, бесшумно ступающие породистые кошки — для всех них найдется место у людей. А маленькая сельская хохлатка Цонка была обречена на прозябание в подвале. Сердце у меня так и защемило, когда мне пришлось отнести ее вниз. Потом я три дня выгребал из подвала мусор, старый, рассыпавшийся в порошок уголь, выбрасывал всевозможную рухлядь, а в самом конце побелил стены. В подвале стало легче дышать, но свет все равно сюда не проникал, не было здесь и зеленой травы… В голове мелькнула мысль отнести Цонку в парк и выпустить на свободу — нет, абсурд! Доверчивую курочку схватили бы в охапку и не долго думая сразу же отправили бы в кастрюлю в те суровые и голодные дни. Вернуть ее в Добырчин тогда я тоже не мог. А Цонка перестала кудахтать, скукожилась, гребень ее поник и свесился на одну сторону, она едва-едва раскрывала клюв, когда я протягивал ей крошки…
Цонка, ласково звал я ее, Цонка…
А потом…
Рядом с нами был еще один дом с небольшим палисадником — наших соседей Секуловых. По палисаднику разгуливал огромный, красный и важный петух. Я всегда предполагал, что этот сударь — ветреный субъект, вид у него был прямо-таки фанфаронский. Он ходил по травке, точно хозяин всей земли, и то и дело чистил перышки. В общем, дурак дураком, зато грудь колесом. Именно этот петух вальяжно переминался с ноги на ногу в соседском палисаднике, когда я, пообедав, вынес Цонку из подвала и усадил ее на парапет кухонного балкона, чтобы и она могла порадоваться жизни. Стояла теплая, веселая осень, тополиные листья трепетали на ветру, по небу скитались легкие облака, было чудесно, Цонка поморгала, поморгала с непривычки к яркому свету, потом дернула головой, радостно загомонила свое «ко-ко» и заерзала на парапете.
И в это мгновенье она увидела петуха Илии Секулова.
— Цонка, Цонка, что делаешь, — закричал я. — Что с тобой? Погоди, Цонка!
Но было поздно. Неожиданно она пружинисто подалась вперед, решительно закудахтала: «Врях-тах-тах»… и взлетела.
Взлетела и шмякнулась о землю. Разбилась.
Вы все поняли?
Вы поняли, что произошло и почему?
Наша Цонка, моя Цонка, с которой мы были так счастливы, гуляя по зеленым холмам, вместе с которой мы пережили тяжелые месяцы войны, которая вставала с полу, когда появлялся незнакомый человек, та Цонка, что ела с моей руки, предпочла мне напыщенного красного петуха, этого — я заявляю об этом совершенно беспристрастно, потому что так оно и было, — фата!
И вот сейчас меня часто спрашивают, люблю ли я животных. Люблю, отвечаю я, как же их не любить. Но в состоянии ли я понять их, это вопрос отдельный. Мне не удается толком понять даже людей, а что уж говорить о животных.
Перевод с болгарского Наталии Дюлгеровой.
