Ужас в глазах.
– Василий Сергеич.
– Вася? Лично? А вы, оказывается, тот еще фрукт, Глеб.
– Так точно, товарищ майор.
– Да бросьте вы «майоркать»… Что знаете о деле, в связи с которым вас ко мне прикрепили?
– Я поступаю в ваше распоряжение. Это как-то, видимо, с нашим отделом связано.
– Как-то, видимо… Очевидно. На какой срок?
– Ничего не сказано. Пока нужен буду.
– Ладно, господин бывший хакер, отдыхайте пока.
Линер откидывает сиденье, ложится и выпрямляет ноги. Есть время подремать. 91-я – ближайшая к теракту – не близко. Смотрит в окно. Бабочка. Та же. И пятна, и размер. Каким-то образом держится на стекле на полном ходу. Ничего себе проветрилась. Это уже переходит все границы. Линер отворачивается. С надеждой возвращается к окну. На месте. И усики так же о чем-то вопрошают.
– Бог мой, за что? – спрашивает Линер шепотом и закрывает глаза. Даже задремать не выходит. Ощущение, что за ней наблюдают. И кто? Чешуекрылое. Открывает глаза уже без надежды. Та же картина.
«А может… Нет, не может. Что этот очкарик подумает? „Важняк“ с животом, еще и крыша съехала. Если только сам ненароком посмотрит в окно и обратит внимание… Можно попробовать… Хакер, значит… Был по весне какой-то шум…»
Зовет не поворачиваясь:
– Глеб.
– Да, товарищ майор.
– Сядьте поближе. Чего вы там в углу прячетесь? Поговорим.
Указывает на место напротив. Думает:
«Не сможет не заметить. Не слепой же».
Ботан пересаживается. Смотрит услужливо. Как лакей.
«Нет, как все-таки Вася работает. Горы свернет. А с виду хмырь хмырем. Сокурсничек. Гений своего рода. Что он им всем говорит?» – недоумевает Линер и подвигается вплотную к окну. Бабочка чуть шевелит крыльями, будто удерживая равновесие. Глеб не меняется в лице. Не видит. Верно – нечего же видеть.
– Вы по какому делу шли?
Опять ужас. Линер ухмыляется про себя:
«Эх, Вася, Вася…»
– Я не имею права… Даже вам и…
Глеб косится на шофера. Линер искренне удивлена:
– О-о-о… Такой уровень доступа… Но светило-то сколько?
– От двенадцати.
Она прикидывает в уме статью. Точно в связи с мартовским делом. Сто миллионов евро ущерба и гостайны на два пожизненных. Парень не так прост, как кажется. Да, все они ботаны такие. Странно, что еще живой. Значит, очень был нужен.
– Вы простите, Глеб, я просто не часто сталкиваюсь с такими субъектами, как вы. Контрразведка – не мое. Терроризм – проще. В основном. Свои и чужие. Белое и черное. Хотя и у нас есть двойные… Нам…
Косится на окно. Глеб послушно смотрит в ту же точку. Никакой реакции. Она в последней надежде касается ледяного стекла пальцами. Обводит бабочку по контуру. Ноль эмоций у подчиненного.
– …Работать с вами. Надо что-то знать о напарнике. Нельзя же ограничиться только именем и званием. Но раз у вас такая секретка… Ладно, давайте к делу тогда… Что по отделу прошло? Взрыв, судя по всему, дистанционный. Мобила?
– Да. Подтвердилось. Номера вычислили. Но они пусты как всегда. Анонимные симки. Всю ночь шерстили Сеть. Там есть зацепки. Пара аккаунтов. Очень близко. Но регистрация тоже с пустых номеров. Фото – левак. Возможно, и больше двух работало и…
– Вы лично что отрабатываете?
– Блоги. Откуда инфа, кто источник, как подает, оценки на экстремизм…
«С двух пожизненных на блоги?» – сомневается Линер. Мелковато. На испытательном еще. Готовят для больших дел. Нет полного доверия.
– …Но по ним мало пока чего. То ли праздники, то ли тема избита. Из известных блогеров только Dane скинул видюху, но почти без коммента, мол, парень-смертник был знаком с…
– Смертник – девушка. Я отсматривала записи с камер. У меня сейчас все больше аналитика. Сами понимаете… Подрывники, возможно, были в метро. Но в час пик сложно вычислить. Трое на подозрении. Странные перемещения. И внешность характерная. Но ориентироваться приходится только на фотороботов, а они все на одно лицо… Мы сейчас едем на допрос. В 91-ю больницу. Там большая часть пострадавших. Мне пока непонятно, зачем там вы. Упоминался какой-то смартфон…
– Допрос подозреваемого?
– Нет, какого подозреваемого? Пострадавшего. Был бы подозреваемый – он там бы не лежал. Хотя бывает и меняется все с ног на голову. Вы на выезде когда-нибудь были?
Обводит бабочку по контуру в обратную сторону. Те же солидарные, мелкие движения крыльями и усиками. Однако какой устойчивый бред.
– В первый раз.
– Хорошо… Запомните, любое действие – исключительно по моим указаниям. Никакой самодеятельности. Там могут быть люди из других ведомств. И гражданские – из мэрии, например, или еще откуда. Никаких своих контактов. Любое слово через меня.
– Так точно.
– Хм… Как вы быстро усвоили.
– Что усвоил, товарищ майор?
– Да весь этот военный этикет… В прежней жизни поди без чинов обходились?
– Нет, была своя иерархия.
– Да что вы говорите! И какой у вас там был чин или что там? Уровень?
– Гуру.
– Что? Гуру? Это генерал, что ли?
– Что-то вроде того.
Даже выпрямился от гордости.
«Бывший? Не бывает бывших», – вспоминает Линер банальное, но неоспоримое. Вслух:
– А сейчас вы кто? Прапорщик?
– Так точно.
– Ничего себе вас разжаловали.
Собирается обвести контур в третий раз и не выдерживает.
– Пересяду.
Кивает на водителя – он курит на ходу, окно приоткрыто. Линер размещается на противоположном сиденье. Не без удовольствия смотрит на пустое оконное стекло.
– Ну ничего – переживете. Выбор-то у вас был невелик. Я бы даже сказала – его не было. Но порой это хорошо, когда нет выбора. Меньше думаешь – больше делаешь…
Улыбается Линер и продолжает про себя:
«Там, в этих местах не столь отдаленных, работать ему все равно бы не дали. Неделя? Месяц? Год? Сколько бы он прожил? Несчастный случай. Отравление. Сердечный приступ. Неиссякаемый спектр вариантов. И никаких бумаг. Где ты, наивный «Викиликс»? А здесь – профи. Не гуру, конечно. Но со временем, кто знает, может, дорастет и до гуру. До генерал-гуру…
Линер ободряюще улыбается Глебу и отворачивается к окну. Но улыбка тут же сходит с ее лица.
«Нет. Хватит. Это уж слишком. Отпуск. С завтрашнего же дня. Отпуск. Муж прав. Так и до больнички недолго. Одной-то ладно. А с ними, избави Бог», – думает Линер и всматривается в прожилки на крыльях. Отец по ним бы многое сказал. А ей нечего. Главное – не провалиться в этот бред насовсем. Пока ведь, в сущности, все нормально. В чем проблема – понятно. Тут главное – не уходить в себя. Линер возвращается к Глебу как к спасательному кругу.
– Не спали ночь?
– Нет.
– Бывшему хакеру это, наверное, привычно? Ночная работа?
– Да. Трафик дешевле. Бывало и побольше суток, пока головастом был.
– Кем?
– Ну, тем, кто за компом сутками. Не ест, не пьет. Если только в туалет выбегает. Да и это через раз.
– И долго вы на этом уровне задержались?
– Год.
– Как вышли?
– Просто встал и ушел. Щелкнуло что-то.
– И куда пошли?
Глеб впервые за все время улыбается.
– Чего вы лыбитесь?
– Так… В театр…
– В театр? Чего вдруг?
– Я же говорю, щелкнуло.
– Ну, ну и что?
Глеб мнется, пряча глаза.
– Ну, что вы как красна девица? Договаривайте уж, раз начали.
– Заказал билет онлайн. Пришел. Сел. Думал, будет что-нибудь интересное. А там – балет…
Линер смеется, прикрывая лицо рукой. Вспоминает, как мама водила отца в Большой. Мидовская переводчица и оперная фанатка совершенно не замечала, что офицер безопасности сходил с ума от тоски уже на увертюре. Глеб смущается, но, уловив доброжелательный настрой, продолжает:
– Два часа. Ни слова. Этот, с палкой в яме, махал так, что, я думал, у него сейчас руки оторвутся. Взмок бедный, как будто десятку бежал. А на сцене… Два часа шарканья. О чем? Зачем?
– Так программка же есть. Почитали бы.
– Читал. Толку?
– Ну, не знаю… Ушли бы в антракте. Чего мучиться?
– Да я же говорю – все ждал: может, разговор какой начнется. Театр все-таки.
Линер представляет себе вдруг заговоривших на сцене балерин и смеется, прикрываясь уже обеими руками. Смех обрывает телефон. Шеф.
– Где ты сейчас?
Она всматривается сквозь дребезжащие крылья и усики.
– Подъезжаем. Съезд с кольца…
– Хорошо. Имей в виду, на объекте будешь старшей. С текущими вопросами пойдут к тебе. Ситуация там к массовым беспорядкам движется. И непонятно – с чего бы это. Народ собирается вокруг больницы и в окрестностях. И в самой 91-й черт знает что творится. Инфа какая есть – не инфа, а чушь какая-то. Даже говорить не хочу.
– Может, родственники?
Высказывать обоснованные предположения допускается. И даже приветствуется. Абсолютное и всегдашнее молчание – признак бревна. А это еще хуже, чем переспрашивать.
