Рейтинговые книги
Читем онлайн Чел. Роман - Виктор Попов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 22

Отца волнует акустика. В который раз он заводит разговор про полетность голоса. Вспоминает первую зарубежную стажировку. Тщедушных и почти неслышных в репетиционной комнате местных. Его торжество. И его падение. В тысячном зале не слышно было уже его. Потом были годы работы над техникой, чтобы разрезать зал на куски. Как пирог. Вот задача. Вот цель.

– Как у тебя получится? Не репетиционная комната. Техники-то как раз должно хватить. Ты ее быстро схватываешь. Но вот хватит ли физики? Собор – не школьный зал. И шестнадцать лет все-таки не двадцать пять, как не мутируй. Настоящее пение – тяжелый физический труд. Техника, конечно, важнее, но…

Отец всю распевку морщится в сомнениях. В итоге, впрочем, отшучивается:

– Бог поможет. Место-то намоленное.

Бог в семье – повод для шуток. О нем отец и мать, будучи убежденными атеистами, вспоминают по случаю. И никогда всерьез.

За завтраком, к которому бабушка никогда не выходит, сестры обсуждают платья на итоговый ежегодный концерт.

– Не рано? За два месяца-то до-о… – ухмыляется наконец папа всемирно известным запредельно низким «до».

Мама вступает в дуэт повышая. Всего два такта, чтобы не пропал концертный день тишины. Сестры прыскают в ладошки и их смех напоминает ему скрипку и флейту. В этом доме у всех, кроме бабушки, какой-то определенный голос. Его легкий тенор смеется в тон общему веселью, и он бросает сестрам и маме по груше из вазы.

В школу он и сестры ездят по отдельности и на метро. Машина есть. И не одна. И даже шофер. Есть возможность и встречать, и провожать. До определенного возраста так и делают. Но теперь поездка в метро – своего рода «общая ванна». Метро так же приучает к сотрудничеству и компромиссу. Спускает с девятого этажа высотки «на землю»…

– Под, под землю, мама! – то и дело плачутся сестры.

В отличие от общей ванной, эта традиция находит у детей меньшее понимание.

– Смирись, гордый человек! – всегда цитирует мама в ответ, обрывая дальнейшие возражения.

Он воспринимает эти поездки спокойнее. Претензий избегает. В провинциальном детдоме и метро – это что-то космическое. Но когда его везут на выступления, понимает, что не отказался бы от личного транспорта и в обычные дни. Хорошее – не плохое. К нему быстрее привыкаешь. Отвыкнуть совсем – вообще невозможно. Легкая ностальгия посещает его, едва он оказывается на улице. Сыро – хорошо. Но ветер. Погода больше похожа на мартовскую – не апрель. Странно, что, стоя на балконе, он этого не почувствовал. Повязку на лицо надевает еще на лестничной клетке, перед лифтом. Еще одна семейная «история». Прямое следствие табу на любые формы простуд. Взрослые, конечно, не следуют ей повсеместно. Эта традиция не для объективов камер. Не соответствует их всемирному статусу. Но детей приучают. С октября по апрель включительно без повязки, хотя бы в кармане, из дома выходить нельзя. Сестрам, особенно скрипке, позволяются исключения и частые. Он же – олицетворение правила, которое можно нарушить только в день концерта. Да и то потому, что в этот день ему и без того не позволяется рта раскрыть. День абсолютной тишины. Повязка ни к чему. В прочие осенне-весенние дни из него также выудить слова на улице фактически невозможно. Да и летом Цицероном он не слывет. И уж тем более никогда и ни при каких условиях не поет где попало. Лестничные пролеты и коридоры, как школы, так и консерватории, куда он с нового года ходит на уроки, никогда не слышат его пения. До них доносится, и то иногда, лишь отчетливый шепот – слова арий, речитативов… Консерваторские, не знающие его лично – посмеиваются. Но одноклассники давно лишь уважительно крутят пальцем у виска – у гениев свои причуды.

До метро семь минут. В горку. Хорошая зарядка. Потом одна станция по кольцу. И две по «радиусу». Он идет почти не глядя под ноги и по сторонам. Наверное, при необходимости он мог бы пройти весь путь до дверей школы вслепую. Он все собирается попробовать. Останавливает час пик. Еще терпимый на кольце. Но вот закрыть глаза на «радиусе» вряд ли получится. Да и переход к нему с кольца осуществлению задуманного никак не способствует: он длинный и относительно узкий, объединяет два ничем не разделенных потока пассажиров.

Всю дорогу он молча разучивает арии. До метро только слушает. В метро параллельно отсматривает скачанные ноты. Одного реже двух просмотров ему хватает для воспроизведения партии в мельчайших подробностях. Схватив однажды – он не забывает уже никогда. Дальнейшие просмотры – это так, поиск дополнительных ощущений. Наработка эмоций, не более.

Впрочем, память его избирательна. Он запоминает исключительно теноровый репертуар. На прочее словно включается какой-то ограничитель. Отец предостерегает: при таком раннем развитии спустя несколько лет он вполне может стать баритоном. А то и ниже. Отец показывает на себя пальцем. К этому неплохо было бы готовиться уже сейчас. Он соглашается, но нетеноровые партии слушает нехотя. В дуэтах, трио, квартетах изучает только свой голос. И категорически не помнит, о чем и как поют остальные. В конце концов теряет в драматургии, в восприятии общего смысла произведения. Но его упорно волнует теноровое соло и ничего кроме.

Такая избирательность памяти – о ней знает только семья и консерваторский педагог по вокалу – оценивается по-разному. Родители, будучи солистами, не находят в ней ничего предосудительного. Сами такие были. Они советуют не зацикливаться на проблеме. По их мнению, ее попросту нет.

Консерваторского педагога ситуация настораживает. Он считает, что это может серьезно помешать его дальнейшему музыкальному развитию. Но кроме высказывания опасений, он ничего не предпринимает, не предлагает ни единого способа борьбы с недугом, который сестры обзывают «теноровой памятью». Судя по их ехидному хихиканью, термин возникает явно по аналогии с памятью девичьей, на которую он имел неосторожность однажды намекнуть. Ответный удар не заставил себя долго ждать.

С связи с «теноровой памятью» неожиданно высказывается бабушка. Хотя до этого все эти «голосящие дела» ее совершенно не интересовали. В начале последней февральской коробки, при очередном обсуждении наболевшего вопроса, она неожиданно заявляет:

– И правильно, деточка. На кой черт они тебе нужны, помнить их. Помни себя. Работай себя. Говори себя. Никто кроме тебя не скажет. И с какого такого рожна ты будешь баритоном? Не будешь ты им никогда, – будто пророчество изрекает она в заключение и удаляется к себе с едва початой коробкой шоколада под мышкой.

Переходя улицу возле церкви, возвышающейся над станцией метро, он в который раз вспоминает бабушкин приговор. Высказанный безапелляционно и специфическим бабушкиным языком, приговор этот стал четвертым правилом. Правилом, касающимся только его. Уникальность делает его весомее прочих. В каком-то смысле убирая их совсем…

Впрочем, беречь голос нужно всегда. Метро – наибольшая зона риска. На улице еще можно расслабиться. А здесь гляди в оба. Он останавливается у газетного киоска и плотнее затягивает повязку. Окинув взглядом нескончаемый поток уходящих под землю людей, он не спеша приближается к вестибюлю, массивные деревянные двери которого в этот час не успевают закрываться. Люди натыкаются на впереди идущих. Присматриваться к соседям некогда. Напирают сзади. Но он успевает-таки пропустить вперед женщину средних лет с платком у носа. Этого еще не хватало. Он пристраивается у нее за спиной и молит о том, чтобы она не обернулась. После турникета можно перестроиться на другой эскалатор. А пока глаза в пол. Он берет дыхание здесь на входе, а не в холле, пропитанном застарелыми испарениями тысячи глоток. Следующий вдох на эскалаторе. Там тоже хорошо проветривается. Нет такой концентрации всякой дряни. Но есть сквозняк. Это тоже надо предусмотреть. Он плотнее стягивает на шее кашне.

Удача. Женщина не оборачивается. Сразу после турникета он шагает вправо, перемещаясь к центральному из трех эскалатору. Упирается глазами в спортивный костюм с инициалами сборной страны. Знаки и масштабы спины – с дорическую колонну на входе в вестибюль – успокаивают его. Предельно здоровое во всех смыслах тело. Надо лишь за ним удержаться. Задача требует полной концентрации. «Тело» уж очень быстро пересекает холл перед вторым эскалатором. Нужно серьезно ускориться. В итоге все складывается как нельзя лучше: на эскалаторе он встает четко ступенькой выше. И спуск проходит без происшествий. Спортсмен не оборачивается и вообще совершает минимум движений. Его шея в накачанную ногу толщиной без заметных колебаний несет маленькую лысую головку, прикрытую бейсболкой. Большие, студийные наушники выглядят на их фоне комично. Возникает вопрос:

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 22
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Чел. Роман - Виктор Попов бесплатно.
Похожие на Чел. Роман - Виктор Попов книги

Оставить комментарий