Я хотела крикнуть, что моя мама меня не бросала, а тетя Зина – лгунья, но не смогла, промолчала. Еще я боялась, что если скажу что-то плохое, то тетя Зина вообще перестанет меня кормить. Или отвезет не к бабушке, а в другое место. И вообще высадит на ближайшей станции и бросит. Она все время грозилась это сделать.
– Еще одна выходка, и я выкину тебя на станции, – говорила она, – и совесть моя будет чиста. Я на такое не подписывалась. Вот вместе с чемоданом тебя и выкину.
Мне нравилось лежать на верхней полке и смотреть в окно, а тетя Зина говорила, что я ногами поднимаю пыль, которая летит на стол с продуктами. Я лежала смирно, не шелохнувшись, но тетка все равно кричала, что я напылила на помидоры или в чай.
К концу вторых суток – поезд до деревни, где жила моя бабушка, шел почти трое – тетя Зина уже не хотела быть святой. Она превратилась в страдалицу и жаловалась на жизнь. Она ехала к сыну, а вот вынуждена заниматься мной. И потеряет столько времени! А сын у нее такой замечательный, такой умный. Надежа и опора, не то что эти девчонки – выскочат замуж или в подоле принесут, вот и вся от них благодарность. А сын никогда мать не бросит. Только меня же нужно еще до бабки довезти. Поди знай, сколько времени на меня еще уйдет.
Я уже вполне бойко перескакивала из вагона в вагон и много времени проводила в купе проводницы – помогала ей раскладывать билеты по ячейкам, пересчитывать белье и наливать чай. Проводница на вторые сутки поняла, что я хожу все время голодная, тетка врет напропалую, и сменила гнев на милость. Особенно после того, как увидела меня заплаканной, когда я выходила из туалета. Да и проводницу тетя Зина достала – обвиняла, что та за белье берет больше, чем надо, а сахара к чаю недокладывает. Уж она, Зина, точно знает – сколько уж ездит. Все проводницы одним миром мазаны – где могут, украдут. А если не украдут, так испортят. Вон, белье серое специально подкладывает, пододеяльник весь в пятнах. Из-за жадности тетка нажила себе врага. Она брала три стакана чая, а заплатить хотела за два.
– Да подавись ты этим чаем, хабалка! – воскликнула проводница, забрала меня из коридора и поселила в своем купе. Мне нравился бойлер, который должен был быть всегда горячим, и нравилось, что у проводницы в купе можно смотреть в окно. Главное, что там не было тети Зины.
– Ох, бедная ты девочка. Где ж были глаза у твоей матери, что она тебя этой Зинке доверила? На вот, ешь. – Проводница выставляла передо мной маленькие кастрюльки из вагона-ресторана.
В свое купе я возвращалась поздно вечером, и тетя Зина немедленно принималась причитать – что я шляюсь по чужим купе и вырасту шалавой. Другого будущего у меня быть не может.
К концу нашего путешествия тетя Зина извела уже не только меня и проводницу, но и соседей по купе.
– А если ее никто не ждет? – причитала она. – А если адрес неверный? Что ж мне, на себя такую ответственность брать? Я не возьму! Нашли дурочку! Где мне там ее родственников искать? У меня поезд через два часа. Мне к сыну надо! Вот что за мать такая? Бросила ребенка и поминай как звали! Бумажку сунула и хвостом махнула. Еще вопрос, что там за командировка такая. Наверняка к мужику упорхнула, а дочку сплавила, чтобы под ногами не мешалась.
И тут я не выдержала. Двое с половиной суток я молчала и терпела из последних сил. Я смотрела в пол и заставляла себя молчать, не отвечать этой ведьме. А тетя Зина стала для меня настоящей ведьмой – злой и алчной.
– Не говорите так, – сказала я тихо.
– Что ты говоришь? – Тетя Зина не привыкла, чтобы я подавала голос.
– Не говорите так о моей маме, – повторила я.
– Вот нахалка малолетняя! Это ж где видано, чтобы за доброту так платили? – Тетя Зина пошла пятнами, ее большая грудь заколыхалась.
– Вы врете. А врать – плохо.
Попутчики, которые ехали с нами, молчали. Тетя Зина, к моему удивлению, не стала развивать тему, а тоже притихла, хотя внутри у нее все клокотало. Я боялась, что она меня из поезда выбросит, и такой реакции никак не ожидала. Оставшиеся часы мы провели в гробовом молчании, что было счастьем. На меня вдруг навалились апатия и усталость. Если первые сутки я все время плакала, прыгая между вагонами или запираясь в туалете, то сейчас даже плакать не могла. Вторые сутки мне было страшно – что со мной будет, куда меня везет тетя Зина? Сейчас и страх прошел, уступив место покорности судьбе. Я уже немного себя знала – что могу не есть, могу есть то, что мне не нравится, умею молчать, сдерживаться, умею общаться с другими людьми. Еще я поверила в судьбу. Ведь если бы судьба хотела, чтобы я умерла, она могла бы это сделать сто раз – когда я прыгала между вагонами. А вместо этого она послала мне проводницу, которая кормила меня супом и котлетами, и других добрых людей.
Наконец мы подъехали к нашей станции. Стоянка – две минуты. Тетя Зина за сорок минут до прибытия вытащила мой чемодан в проход и замерла с видом оскорбленной статуи.
– Иди, посиди у меня, – предложила мне проводница.
– Нет, пусть стоит, – грозно велела тетя Зина, и я вынуждена была подчиниться.
Перед самой станцией проводница сунула мне в руки пакет. Судя по запаху, там была еда.
– Пусть тебя Бог хранит. – Она меня перекрестила и пошла по вагону объявлять остановку.
Не знаю, кто меня хранил тогда, но я была уверена, что мама.
Тетя Зина выбросила мой чемодан на перрон еще до того, как поезд остановился. Свою сумку она крепко прижимала к груди.
Мы спустились по ступенькам, и поезд почти тотчас же тронулся.
– Ну, и куда дальше? – Тетя Зина была раздражена. Ей больше не нужно было притворяться перед попутчиками. Она вглядывалась в бумажку, которую ей дала мама, – на листке был записан адрес. – И зачем я на это согласилась? Неблагодарная ты тварь. Позорила меня перед людьми. И мать твоя… вот молодец… нагуляла тебя… а потом скинула…
Я начала закипать. Мне тоже теперь не нужно было сдерживаться. Мы остались с тетей Зиной один на один.
– Наказание на мою голову… – причитала тетя Зина, оглядываясь по сторонам.
– За которое вы получили деньги, – ответила я.
– Да какие там деньги? Что ты такое говоришь? Вот ведь мерзавка! Да твоя мать три рубля на все про все выдала! – заверещала тетя Зина. – Да я все на тебя и потратила! Себе в убыток!
– Вы врете. Мама дала вам много. Я все ей расскажу, она вас найдет и сдаст в милицию за то, что вы деньги украли, – сказала твердо я.
– Да я тебя сейчас придушу как котенка за такие слова! – завопила тетя Зина и кинулась ко мне, собираясь то ли душить, то ли дать подзатыльник.
– Эй, дамочка, вы чего тут раскричались? – услышала я за своей спиной незнакомый женский голос.
– А тебе какое дело? – Тетя Зина ответила резко и грубо. – Иди, куда шла!
– Да пошла бы, только разговор ваш услышала, – спокойно ответила женщина, подходя к нам.
Тут я немного запаниковала. Женщина была в платке, надвинутом на глаза. Она была больше похожа на ведьму, чем тетя Зина. К тому же у нее в руках была клюка, на которую она опиралась.
– Не твое дело, старуха! – Тетка вскинула голову. – Не лезь, куда не просят.
– Да не могу не лезть. – Женщина остановилась и принялась внимательно меня разглядывать. – Очень я любопытная по натуре. Лезу, куда не просят. Старуха, говорите. Ладно, пусть буду старухой.
– Так, пошли. – Тетя Зина дернула меня так, что чуть руку не вывихнула. Я ойкнула от неожиданности и резкой боли.
– А ну-ка, отпусти девчонку, – велела ей женщина, сменив тон. – Она тебе не коза на веревке, чтобы ее так дергать. Куда ты ее собралась вести?
– Вот! – Тетя Зина сунула женщине листочек с адресом. – Если тебе больше всех надо, то сама эту маленькую дрянь и веди. А я к сыну поеду. У меня поезд. Будет мне тут каждый встречный-поперечный замечания делать.
Женщина взяла листок, прочитала и еще раз посмотрела на меня.
– Где твоя мама? – спросила она.
– В командировке. Тетя Зина, – я кивнула на тетку, – должна меня отвезти к бабушке. Мама ей денег дала. И на дорогу, и на питание, и даже за то, чтобы она за мной присмотрела. А она их в лифчике прячет. Еще мама колбасу и конфеты дала, только тетка их сыну хочет отвезти. И есть мне не давала. Меня проводница кормила и другие люди. И она про маму мою плохо говорила. А меня шалавой называла.
Я не знала, почему вдруг вывалила этой незнакомой женщине все, что было у меня на душе. Как будто кто-то открыл кран и меня вдруг прорвало. Я плакала и цеплялась за ее юбку, не хуже той маленькой цыганки.
– Ах ты дрянь малолетняя! – заорала тетя Зина. – Да я тебя как родную дочь оберегала, а ты вот как? Да ты… мерзавка! Как твой поганый язык повернулся такое сказать?
– Тебя Зина зовут, да? – Женщина опять сменила тон, стала почти ласковой.
