Звездолеты Т-класса уступали обычным эсминцам в размере, да и в красоте, можно сказать, тоже. Зато скрытые под угловатыми бронелистами корпуса четыре кристалла Шелдона и два мощных антигравитационных генератора давали суммарную тягу, по меньшей мере в три раза превышающую таковую у любого другого корабля такого размера. Это давало кораблю фантастические возможности ускоряться в досветовом режиме полета — а патрульные корабли обычно и не выходят в гиперпространство. И каждый ирал корпуса говорил о мощи. Верно, эта посудина не отличалась особой красотой, но в руках хорошего капитана могла — и еще как! — поспорить с лучшими судами Облачников. Угловатый корпус «Свирепого» представлял собой веретено трехгранного сечения, напоминающее причудливые сабли воителей-фуррогов из сектора К'типш. Заостренный, как игла, нос тянулся примерно на четверть длины корабля, затем корпус плавно расширялся, здесь находилась носовая башня «А» с длинным стволом 144-милли-иралового разлагателя. За башней возвышалась хмурая трехэтажная надстройка командирского мостика, накрытая, как теплицей, прозрачными панелями экранов гиперполя (необходимых для обзора в режиме сверхсветового полета), заметных только по отсветам бледного рассвета в лужицах растаявшего на них снега. Выносные крылья мостика нависали над палубой по обе стороны от надстройки. Массивные шары на их концах заключали в себе станции управления огнем семи башен главного калибра. Расположенная примерно посередине оболочки гиперэкранов стройная мачта венчалась куполом антенны КА'ППА-связи, позволявшей в силу причудливых эффектов тревисовой физики практически мгновенно устанавливать связь как в досветовом, так и в сверхсветовом режимах полета на огромных расстояниях.
За мостиком примерно на треть длины корабля тянулись торпедные палубы с размещенными по бокам тупорылыми ботами — по два с каждой стороны. На плоской крыше красовался пятитрубный торпедный аппарат. Палубы служили для размещения ремонтных мастерских, необходимых при длительном патрулировании — основной боевой задаче, ради которой строился «Свирепый» и однотипные с ним суда; там же хранились торпеды. За надстройкой, в самом широком месте палубы, размещались башни «W» и «X» со 144-миллиираловыми разлагателями.
Кормовая часть «Свирепого» также заканчивалась заострением. Из справочников в академии Брим знал, что корма имеет в длину 97 иралов, а в высоту — только 21. Если не считать четырех круглых отверстий диаметром в три с половиной ирала, поверхность кормы была абсолютно гладкой. Каждое отверстие — сопло кристалла главного хода — было в настоящий момент закрыто от воздействий атмосферы Гиммас-Хефдона круглыми защитными створками.
О размещении нижних палуб снаружи нельзя было судить; заметны были только еще четыре башни со 144-миллиираловыми разлагателями: те, что располагались по левому борту, обозначались «В» (носовая) и «Z» (кормовая), те, что по правому, — «С» и «Y». С обеих сторон на крыльях мостика красовались авалонские иероглифы: Т-83.
Сказать, чтобы все эмоции Брима сводились к восторгу, было бы преувеличением — даже при всей своей суровой красоте корабль впечатлял не так, как крейсера или линкоры, исполинские туши которых виднелись на горизонте. Не величественный боевой конь, но рабочая лошадка. Брим вздохнул и напомнил себе, как ему повезло, что он попал хотя бы на такое судно; мало кому из карескрийцев вообще удалось вырваться из шахт и копей.
Пока он стоял так, глядя сквозь пургу на свой корабль, в надстройке напротив трапа, переброшенного на пирс, распахнулся люк. Из него появился рослый звездолетчик, постоял, привыкая к морозу, и поплотнее запахнул свой форменный плащ. Потом сунул руки в люк и вытащил швабру.
— Закрой ты чертов люк, Барбюс! — крикнул кто-то изнутри.
— Есть, мэм! — Послышался лязг захлопывающегося люка. Огромный звездолетчик пожал плечами, включил швабру и принялся сметать с палубы снег — как раз вовремя, чтобы столкнуться на верхней ступеньке трапа с Бримом и плывущим за ним чемоданом. Прежде чем вахтенный заметил его, швабра швырнула изрядную порцию снега прямо на ноги Бриму. Только тогда человек с крайне удивленным видом поднял глаза.
Брим улыбнулся. Чего-чего, а такой встречи на борту своего первого корабля он никак не ожидал.
— Доброе утро, Барбюс, — произнес он так невозмутимо, как только мог. Барбюс обалдело вскинул руку в приветствии, выпустив при этом швабру. Та не упустила возможности швырнуть снег в лицо и на мундир Брима, после чего устремилась к краю палубы, за которым поблескивала вода. Барбюс и Брим машинально рванулись за ней и, столкнувшись, чуть не сбили друг друга с ног. В последний миллитик Бриму удалось-таки схватить урчащую машину и спасти ее тем самым от неминуемой гибели. Он выключил ее, получив в лицо последний заряд снега и пыли — по счастью, большая часть мусора попала все-таки в воду, — и осторожно протянул ее также изрядно запорошенному вахтенному.
— О… ах, благодарю вас, сэр, — мрачно отозвался Барбюс. Брим сдержался.
— Это мелочь, Барбюс, — произнес он, сплюнул в воду попавшие в рот каменные крошки и шагнул влево, к люку. Барбюс сделал шаг вправо в стремлении пропустить его. Чуть не столкнувшись с ним, Брим поспешно шагнул вправо — одновременно с тем, как тот шагнул влево. Снова шаг влево — и Барбюс, в глазах которого читался уже откровенный ужас, опять невольно заступил ему дорогу.
— Замрите, мистер! — рявкнул Брим. — И не уроните опять швабру! — Барбюс застыл, чуть не свалившись через леер в воду. Насколько мог спокойно Брим шагнул к люку и, взявшись за ручку, оглянулся на Барбюса — тот все стоял по стойке «смирно» со шваброй в руке. — Можете продолжать, — скомандовал он и толкнул люк.
Перешагнув через высокий порог, он закрыл люк за собой и глубоко вдохнул воздух, напоенный запахами звездолета: озона, перегретой электроники, раскаленного металла, жареных водорослей, пота. И обязательным для любого военного корабля запахом политуры. Шагая по узкому коридору, он ухмыльнулся: все военное пахнет политурой. В конце коридора сидела, уставившись в шар дисплея, дама в форме младшего офицера. Табличка на столе гласила: «Кристоба Мальдива, квартирмейстер».
— Ну, Барбюс, — буркнула она, не поднимая глаз, — что там у тебя еще?
— Гм… — начал Брим. — Вы могли бы занести меня в…
Мальдива сморщила длинный тонкий нос, но от созерцания дисплея не оторвалась.
— Занести тебя куда? — поинтересовалась она, порхая пальцами по клавиатуре. Цифры и иероглифы стремительно мелькали на дисплее (Брим дипломатично старался не читать их). — Что, во имя Вселенной, ты хочешь… — Тут взгляд ее упал на плащ Брима с крылышком младшего лейтенанта на левом плече. — О, Вселенная! Простите, сэр, я не ожидала такого раннего визита. — Она потупилась. — Обычно мы не спим так долго. А глайдеры…
— Все в порядке, — перебил ее Брим. — Я дошел пешком.
Мальдива подняла глаза.
— Да, сэр, — кивнула она с неловкой улыбкой. — Я вижу. — Она сунула карту Брима в считывающее устройство и глянула на дисплей. Шар заполнился новыми цифрами и иероглифами. — Все вроде бы в порядке, сэр. — Она сняла с полки старомодную тетрадь в красном матерчатом переплете с вытисненной на обложке золотом эмблемой «Свирепого» — атакующим быком хиляго (вообще-то смертельно опасным хищником с планеты Югго-3 из Блимского Содружества). — Мы вас мигом оформим.
Брим шагнул к столу и проставил в соответствующих графах необходимые отпечатки пальцев обеих рук.
— Ну, — улыбнулся он, — так сойдет?
— Думаю, сойдет, — кивнула квартирмейстер, улыбнувшись в ответ. — Кают-компанию сами найдете? Она на этой же палубе. Ваша каюта будет готова через несколько циклов. — Спасибо, найду как-нибудь, — произнес Брим, стараясь, чтобы голос его звучал уверенно. Вообще-то в академии он до посинения зубрил внутреннюю планировку всех типов кораблей, включая Т-класс, но сейчас все представлялось ему каким-то незнакомым.
— Мы сообщим вам, когда приготовим каюту, — пообещала Мальдива. — Чемодан можете пока оставить здесь.
Брим поблагодарил ее, но чемодан захватил с собой. Просто чудо, как маленькое серебряное крылышко на левом плече меняет все, включая отношение к нему окружающих! Чтобы кто-нибудь на рудовозах у него на родине предложил приглядеть за его багажом? Никогда! Впрочем, сам по себе факт, что у него имеется хоть какой-то багаж, тоже говорит о чем-то: дома все его пожитки уместились бы в кармане.
Проходя по коридору, он покосился на сияющую медную табличку, прикрепленную к стене старомодными заклепками.
«К.И.Ф. „Свирепый“, № 21358, Бестия некая верфь, Элеандор, 228/51988 г.»
Судя по внешнему виду, табличку полировали каждый метацикл; значит, корабль в заботливых руках. Добрый знак, подумал он и на всякий случай, подышав на нее, тоже протер рукавом и улыбнулся. Как знать, может, это принесет ему счастье.
