Отпустив руку Мерсера, потянулась к моей. Я встала рядом, сжав ее холодные пальцы.
– Мы найдем его, – продолжал Мерсер. – А вам нужно только выздоравливать. Это главное.
– Он прав, – подтвердила я. – Как можно больше отдыхайте. Мы будем навешать вас каждый день и привезем все, что нужно.
– Домой…
– Конечно. Как только поправитесь, можно будет уехать, – сказала я.
– Пора принимать обезболивающее, – произнесла медсестра. – Она беспокоится, если упоминают о семье, – не хочет, чтобы родители видели ее в таком состоянии, переживает за них. Они были против того, чтобы она училась в Нью-Йорке.
Мы подождали, пока она успокоится. Медсестра ввела лекарство, оно подействовало.
Влажные глаза Анники часто моргали, словно она боролась со сном. Вероятно, ей хотелось, чтобы Мерсер оставался рядом. Наконец веки сомкнулись. Голова едва приминала упругую подушку. На белоснежном больничном белье девушка выглядела совершенно бескровной. Окружавшие ее приборы были, казалось, вдвое тяжелее, чем она сама. Звуки работы механизмов и мигание лампочки теперь не нарушат ее сон, а воспоминания о кошмарном происшествии, как я надеялась, не прорвутся через пелену снотворного.
Еще не было пяти, когда мы вернулись к машине и поехали в центр города, ко мне в офис. Но темнота стояла кромешная, и заметно похолодало.
Когда мы выезжали на Йорк-авеню, у Мерсера запищал телефон. Детектив снял его с ремня и раскрыл.
– Хорошо, Боб. Сделаем дополнительный осмотр, – ответил он, взглянув на меня.
Звонил Боб Тейлер, главный серолог из отделения судебно-медицинской экспертизы. На этот раз он произвел экспресс-анализ вещественных доказательств, обнаруженных на месте нападения на Аннику. Это лишь предварительные данные, которые подлежат повторной оценке. Они, конечно, не рассматриваются в суде, зато уже сейчас позволяют судить, насколько серьезны улики.
– Мы нашли четыре окурка, – проговорил Мерсер в трубку. – У крыльца. А вы обнаружили что-нибудь?
Услышав ответ, Мерсер повернулся ко мне и подмигнул. Значит, у нас хорошие новости.
Но постепенно улыбка сошла с лица Мерсера. Потом он окончательно помрачнел, отключил телефон, швырнул его на сиденье. И выехал на скоростную магистраль.
– Опять повезло, можно сказать. Я думал, серология нам не поможет, поскольку в нашем распоряжении нет спермы. Но на одном из окурков Тейлер обнаружил кровь Анники. Поэтому он и спрашивал, где их подобрали. Скорее всего, тот тип наступил на окурок окровавленной подошвой, когда выходил из здания.
– Но что-то тебе не понравилось.
– Могли бы обработать и слюну, обнаруженную на кончике того же окурка. Нет сомнений, это слюна кого-то, кого мы знаем.
Я бы удивилась, если бы Мерсер пришел в восторг от случайной улики, к тому же подобранной за пределами прихожей, где произошло нападение.
– Ты же только что сказал, что было четыре…
– Пойми, Алекс, – проговорил он, – это слюна какого-то нашего старого знакомого. Остальные три окурка ничего не дают. Окурок со следами крови и слюны очутился там, когда этот тип подбирался к своей жертве. Возвращаясь, преступник мог на него наступить.
– Ты уверен? Мы упрятали его за решетку, а теперь он вышел мстить? – рассуждала я.
Это мог быть условно освобожденный, которого легко выследить по предыдущим преступлениям. Все вдруг сложилось именно так, чтобы мы могли поймать его. Меня захлестнула волна возбуждения.
– Если б я знал, кто это, мы бы не ехали сейчас в Нижний город, – вздохнул Мерсер. – Я бы уже надевал на него наручники. Помнишь того ублюдка, который свалился на нас как снег на голову четыре года назад, а потом внезапно исчез – мы уже думали, что ему пришел конец. Выходит, он вернулся. Только сейчас он опаснее, чем был тогда.
До меня все еще не доходило, о ком идет речь.
– Я его знаю, Алекс, – сказал детектив. – Тейлер только что убедил меня в этом. Насильник в шелковом чулке снова здесь.
Глава 2
За моим столом висела карта Манхэттена. Обернувшись, я прикрепила на нее красную пластиковую кнопку – в этом месте располагалась квартира Анники Джелт. Расстояние между этим местом и моим домом было не больше ногтя, каких-то пять кварталов.
Я повернулась и увидела перед собой прокурора округа Нью-Йорк.
– Завтра я смогу обратиться к Большой коллегии, – принялась я докладывать. – Надо начать допрос свидетелей…
– Алекс, сначала поймайте мне этого гада. Следует знать, кому предъявлять обвинение.
– Шеф, я точно знаю, кто это.
– Вы знаете имя? – удивился патрон. – У вас есть что-то, чего не знаю я?
– Есть данные по ДНК, есть пять женщин, которых…
– Четыре года назад?
– Можешь сколько угодно меня перебивать, я не отступлю. Я говорю о том, что у нас пять женщин – по их делам одни и те же данные биологической экспертизы. И еще четыре дела, где четко прослеживается тот же мотив и состав преступления, хотя нет вещественных доказательств. Сейчас появилась новая зацепка.
Пол Батталья повернулся и шагнул к двери.
– По-вашему, я должен сообщить прессе, что этот маньяк снова на свободе, но, чтобы все спали спокойно, я предъявлю обвинения каким-то данным ДНК? Обращайтесь, когда кого-нибудь задержите. Мне нужно имя, дата рождения, фотография, чтоб поместить это все на первых полосах. Я прав, детектив?
Выражения лица Мерсера было не разглядеть из-за густого дыма прокурорской сигары.
– Я бы хотела получить разрешение на предъявление обвинения.
– Кому, Алекс?
– Я хочу обвинить условную личность. Послушайте, что у нас получается…
Мне хотелось попросить его лишь о том, чтобы он не отстранял меня от ведения дела. Но даже после десяти лет работы, уже возглавляя отдел сексуальных преступлений, я не могла себе этого позволить.
– Вы ведь и раньше действовали так же? Зачем вам я?
– Послушайте, Пол, мы делали так лишь дважды – в делах, где не было ни малейшей зацепки. И они вообще не освещались в прессе. Мы их спрятали.
Я, конечно, рисковала, в первый раз решившись обвинить насильника, когда у нас была только комбинация аллеломорфов в его ДНК – ни образцов крови, ни ткани, ни имени, ни местонахождения. Вряд ли Батталья вообще был в курсе, что я применяла такие методы.
– Стоит начальнику полиции придать огласке тот факт, что насильник в шелковом чулке вернулся, как весь Верхний Ист-Сайд завалит нас требованиями решить проблему в кратчайшие сроки…
В голосе прокурора вдруг почувствовалась заинтересованность. Лозунги его избирательной кампании провозглашали, что нельзя играть человеческой жизнью в политических целях. Но в ноябре он вновь баллотируется на выборах и весьма заинтересован в благоприятной уголовной статистике.
Облокотившись о косяк, он заговорил, не вынимая сигару изо рта.
– Если мы все же предъявим обвинение условной личности, у нас появятся преимущества? – спросил он.
– Целых два. Последний случай здесь как раз неважен. Но те нападения произошли более четырех лет назад. Если мы его не повяжем, то в отношении прошлых преступлений скоро минуют сроки давности. Ни за одно из них его нельзя будет судить.
Сексуальные преступления в Нью-Йорке должны быть раскрыты не позже пяти лет после их совершения, за исключением особых случаев, имевших прецедент. В отличие от убийств.
– И если мы выдвинем обвинение, то…
– Вместо имени мы предъявляем обвинению генетический код. Аналогичная комбинация аллеломорфов ДНК, по словам заведующего отделом серологии, может встретиться у одного из триллиона афроамериканцев. Как только к этой улике добавятся имя и лицо субъекта – он наш.
Мой кабинет завален бумагами. Мерсер стоял спиной к картотеке. Он сообщил последние сведения из полицейской пресс-службы:
– В семь часов начальник полиции собирает пресс-конференцию по поводу последних преступлений. Последняя жертва сейчас не может работать с художником, но, к счастью, есть данные Тейлера. Все женщины, ставшие жертвами четыре года назад, давали аналогичные показания. То же лицо, те же повадки.
Голос у Мерсера мягкий и глубокий.
– Попадись он нам, мы уж постарались бы наградить его пожизненным, – продолжала я. – Упускать его никак нельзя. Поверьте мне, Пол, он не остановится на Аннике Джелт.
Мерсер поддержал меня.
– Преступник сейчас на взводе. Согласно плану Купер, он ответит за все преступления – с тех пор, как он впервые обозначился в городе. Мы обойдем закон о давности и выдвинем обвинение с пожизненным сроком. А для верности накинем еще лет двести пятьдесят.
– Завтра прилетают родители Анники, – сказала я. – Она думает только об одном – вернуться домой. И они хотят как можно скорее забрать ее из этого ужасного огромного города. Мне нужно допросить ее, как только она сможет подняться q постели.
– Это не все. Ты говорила, есть два преимущества, – напомнил окружной прокурор.
