Сколько вы убили детей?
Сколько вы убили детей,
маленьких мальчиков,
крохотных девочек?
Сколько в ваших умах затей
человеческую жизнь считать мелочью?
Пулю в их головы,
чтобы народ
остался без будущего,
вымер под корень.
Всё решает смерть,
никаких хлопот.
Немного поплачут,
подумаешь, горе.
Да, мне плевать,
во что вы верите.
К чему ваши помыслы,
севшие на мель?
Мне всё равно,
кому дорожку гладко стелете
и чье пришествие —
ваша святая цель.
Кому нужна эта мера,
подпитанная кровью детей
на ваших алтарях?
Кому нужны ваша вера,
ваша гордость,
честь
и святость царя?
Не искупить.
Ни мольбой,
ни адом,
ни раем
эти грехи.
…Да и мы…
сидим,
мечтаем,
с судьбой играем.
…
Пишем стихи.
Черный ангел
Черным ангелом среди белых,
да еще с разбитым крылом.
Перезрелым средь яблок спелых,
среди золота – ржавый лом.
Как голодному снится обилие,
так и страннику – дальний свет.
Если уж на себя-то забили мы,
так хотя бы другим респект.
А какая уж, к богу, разница,
всё, наверно, своим чередом.
Кто-то может, а кто-то дразнится,
кто на хлев променял свой дом.
Разве в чувствах рвать себе глотку?
Чувства хрупки, сплошная блажь.
А налей-ка, дружище, водки,
и до самых краев, уважь.
Ночь
Никто не узнает того,
что, наверное, знаешь и ты:
прокуренных комнат,
распитых бутылок,
окурков в стакане;
и лиц, проступающих бурыми пятнами
из темноты,
и небо, с которого падают камни,
тяжелые камни.
Закат.
Тишина.
И, наверное, вечность – беззвучная ночь,
и звездная пустошь,
манящая зовом к далёким планетам,
и сон,
улетающий птицей-малюткою
в темень и прочь,
и песня, которой
душевней и слаще для разума нету.
Никто не узнает того,
что, наверное, знаешь и ты:
фальшивые звёзды,
придуманный светоч
и мнимые песни.
Кто верит в легенды?
Кто падает камнем с глухой высоты?
Кто праведен нынче?
Кто светел и честен?
Про женщину на ночь
Тянется дым сигаретный к потолку,
пальцы держат сигарету изнеженно.
Мне кажется, что я уже не смогу
представить себе другую женщину.
Тонкие подведенные ресницы,
капли блёстки под глазами, словно роса.
И я не могу уйти, с ней проститься —
пугают обманутые сто раз глаза.
Она молчит и смотрит мимо меня,
лишь изредка выдохнет: «Собачья жизнь!»
Я открываю окно, и с лаской дня
врывается в комнату небесная синь.
Она смотрит устало, курит молча,
и, кажется, вот-вот покажется слеза.
Застываю в дверях, каменею точно —
пугают обманутые сто раз глаза.
Только внизу у подъезда я замер,
то ли в сердце боль, то ли плачет там она.
И хочется крикнуть: «Люди, что с вами?
неужели и в душах наших война?»
Некому теперь за нас помолиться,
грянет над нами и оглушит нас гроза.
Я даже боюсь смотреть прохожим в лица —
пугают обманутые сто раз глаза.
Прожитая осень
Косятся завистливо берёзы
на зеленые наряды сосен.
Источают соки, словно слёзы,
поминая прожитую осень.
Есть и у Природы вдохновение,
скромное желание успехов.
только лишь скользит убогой тенью
летнего тепла шальное эхо.
Тешится последними лучами
Одинокий ясень у дороги.
И нежданный шелест как в печали
тянет песни ветреные строки.
Растворились в ветре, как растаяв,
Паруса небесного фрегата.
И последних птиц усталых стаи
за тобой уходят до заката.
Как-то разорвалось всё и сразу,
Только мысли жгут бедово душу.
И прощанья скомканные фразы
я уже, наверно, не услышу.
Ни улыбки, ни тепла, ни ласки,
ни надежды, что мы станем ближе.
Подошла к концу чуднáя сказка.
Я тебя, наверно, не увижу.
Сколько звёзд-то взошло на небе
Сколько звёзд-то взошло на небе,
Благодать-то какая, Праведный.
Словно сказка шальная, небыль.
И покой, тишина. Аж завидно.
Что-то шепчет осенний ветер,
и гоняет листья усталые.
Эти звёзды, наверно, светят,
чтоб немножко добрее стали мы.
А зачем мне твои тревоги
и постылые ливни колючие?
Бурой хлябью сметет дороги
и ноябрь нависнет тучами.
Забери меня, боже, на небо.
Я не буду тебе там бременем.
Так устал. Что я был, что не был.
Эти звезды угаснут безвременно.
Больная звезда
Капля света покачнулась,
потянулась вниз, но не падает.
Ночью чья-то звезда проснулась.
Смотрит вниз, не летит. А надо ли?
Обморочное состояние,
безысходность дорог нехоженых.
Ведь далёкое расстояние.
Да и жизнь сейчас тревожная..
Просто хочется жить беспошлинно,
не делиться ни с кем одиночеством.
и не стать ни ханжой, ни пошлым мне.
И не знать имена и отчества.
Это звёздочка утром рассеется,
растворится в небесной кашице.
И наверно уже не поверится,
что такою была и наша цель.
Мой пророк
Путешествуя из мира в мир и меняя образ жизни,
я замечаю, что позади не оставляю следов.
Цвета индиго сверху надир*, и путь мой натружен и жилист,
в нем и так хватает оков.
Можно сказать «синее-синее»,
но не скажешь «индиго-индиго».
Хотя красиво звучит… Я заблудился в цветах.
С недавних пор в голове сдвиги,
и мозг от голода, как живот, урчит.
И чувствую чужой страх.
Чей-то перекрученный мозг твердит,
что я увижу однажды того,
кто теперь не похож на других, кто обожжен молнией сна.
Он боится снов и не спит и ему не нужен покой,
да и жив он отчасти.
У окна
стоит мой пророк и учит меня,
что если я уйду с ним,
ничто не сможет удержать мир,
и мы его осилим вдвоём.
А буду я вначале гоним,
и цвета индиго над головой надир.
И приидет царствие мое.
*Надир – точка небесной сферы, в которой ее пересекает нижняя часть отвесной линии.
Осанна
Осмысленно-отточенные фразы
о том, что всё пройдет, хотя не сразу,
что грех – не грех,
и в жизни всё бывает,
а горечь от обид за век растает.
Конец ознакомительного фрагмента.
