- Нет, - покачала головой мать, ловко сортируя грибы и укладывая их в таз. Один подберезовик вызвал у нее сомнения, и она отложила его в сторону. - У Степаныча сердце прихватило. Еле откачали! Ужас!
- Надо же, - Петя искренне расстроился. Дед Степаныч не походил на большинство стариков. Он не вредничал, обладал здравыми суждениями и не пускался в нудные рассказы о том, как хорошо все жили при Советской власти. Дети не раз уговаривали его переехать в город, но упрямый старик твердил, что где родился, там и доживать будет. К тому же куры, огородик. На кого оставить?
- Жена, говорят, к нему приходила, - таинственно понизив голос, сообщила мать. - Он после обеда вздремнуть лег. А и конечно, погода сегодня серая, отчего ж не вздремнуть? Только будто толкнуло его что-то. Открывает глаза, а в кресле Анна-покойница сидит и говорит ему: Не бойся, я не за тобой. Тебе еще рано.
- Тут-то его кондрат и хватил, - закончила она.
- Что жена к нему приходила, он сам тебе рассказал? - ехидно поинтересовался Петя.
Мать подвоха не почуяла:
- Нет, соседка.
- Ну раз соседка, тогда да. Ладно, мать, ополоснусь и баиньки.
- Умирает деревня-то, - неожиданно сказала она.
Голос матери был серьезный, даже где-то торжественный. Таким тоном она обычно рассказывала, какие вещи приготовила "на гроб" и где оные вещи искать в случае ее неожиданной смерти. Петя терпеть не мог подобные приготовления, впрочем, как и сопровождающий их торжественный тон. Ему сразу хотелось сказать что-нибудь грубое или сбежать куда подальше. Обычно он срывался и ядовито спрашивал, не нужно ли ей заранее прикупить и гроб. А что, на чердаке места много, пусть стоит.
- Ты чего, мать? - полное брюхо настраивало на благодушный лад.
- Грустно мне, Петяша. Сегодня вдруг поняла, как у нас тихо. Помнишь раньше, вы с ребятами из одного конца в другой носились? То в казаки-разбойники играли, то в прятки, а то затеете собак дразнить. Такой шум стоял, караул. Нет больше в деревне детей, одни старики остались.
- Да ладно тебе, нет! Вон у Федоровны пять штук по двору носится, никакого угомону.
- Так то дачники, а я про наших говорю, деревенских.
- Умирает деревня, - со вздохом повторила она.
Что на это ответить, Петя не знал, поэтому молча допил чай и отправился в баню ополаскиваться, пока его окончательно не разморило. Быстренько облившись, он дотащился до закутка, отделенного от горницы фанерной перегородкой, и рухнул на чистые простыни. Кровать громко скрипнула, принимая вес его тела. Глаза закрылись сами собой. Пете показалось, что он с огромной скоростью несется над землей. Мелькают кусты, земляничные прогалины, повороты тропинки. Нужно постараться не потерять сосредоточенность, иначе чудесный полет закончится. Дальше он не помнил, провалился в сон.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Встал Петя затемно. Сентябрь хоть и стоит рядом с летом, но в средней полосе он демонстрирует все прелести глубокой осени. В шесть утра царит непроглядная темень. О том, что рассвет непременно наступит, напоминает лишь узкая полоска зари на востоке.
- Петя, вставай!
- Щас, мам, еще пять минуточек.
- Вставай, вставай! Никаких пяти минуточек. Царствие небесное проспишь!
Петя поднял бренное тело с кровати и потащился на кухню, едва не цепляя углы спросонья. Там уже суетилась мать. Петю всегда изумляла эта ее способность вскакивать ни свет ни заря. Нет, он не имел привычки валяться в кровати до двенадцати, как изнеженные городские жители, но подъем в четыре утра считал излишне суровой практикой. Мать же объясняла свою утреннюю бодрость тем, что привыкла ухаживать за скотиной - которой, к слову, у них давно уже не было - и иначе не может.
На кухонном столе дымилась яичница, и горкой высились вчерашние пирожки. Плотно подзакусив, Петя вышел из дома навстречу трудовым подвигам. Мгновенно его обняла сыроватая прохлада.
Путь Пети лежал на консервный заводик. Два километра по заброшенной дороге и где-то километр через лес. Он знал, что ему еще повезло. В родном Вышелесе работы не было, и возможность зарабатывать хоть какие-то деньги считалась крупной удачей. Большинство односельчан сдавали комнаты редким дачникам и промышляли продажей грибов и ягод. Тем и жили. Последнее занятие требовало от человека выносливости. Собрать лесные дары мало, нужно еще доставить их к покупателю. Такой зверь как покупатель водился только во Владимире. Тут выручали внуки соседки напротив - Клавдии Ильиничны. Будучи нежадными людьми, они захватывали в город не только любимую бабушку, но и ее соседей с корзинами.
Размышляя о житье односельчан, Петя не заметил, как оказался у околицы. Справа расстилалась дорога, лаково отблескивающая в свете надкусанной луны, а впереди возвышалась мрачная громада заброшенной церкви.
"А не сократить ли мне дорогу?" Идея Пете неожиданно понравилась. Он ничего не имел против долгих переходов, но иногда ему становилось скучно. От дома до околицы; по старой убитой дороги до шоссе; третий поворот на Гребеньково..., а там уже и до заводика рукой подать. Возможно, у него и не возникало бы желания изменить маршрут, если бы до деревни ходил автобус или имелась собственная машина. Тогда мелькающие за окном пейзажи приобрели бы статус фотообоев, на которые можно с ленцой смотреть или просто дремать в ожидании, когда тебя доставят на место. Транспорт типа "пешкарус" дело другое. При медленном передвижении человек вольно или невольно вступает в контакт с окружающим миром. Честно говоря, Пете это успело поднадоесть. Он знал в лицо каждое дерево на обочине, каждую выбоину на дороге, а зубчатый излом дальнего леса мог нарисовать по памяти.
Альтернативой обрыдшей дороги была тропа мимо церкви. На самом деле, оставалось от нее только название. Все остальное представляло собой кучи щебня, давным-давно заплывшие дерном. Единственной целой постройкой можно было считать лишь само здание церкви с провалившейся колокольней. Внезапно проявлявшаяся в обрамлении толстенных берез, она производила неизгладимое впечатление. В детстве Петя церкви очень боялся. Про нее ходили самые невероятные байки. Говорили, что внутри заколоченного здания под самым потолком висит дубовый гроб на цепях, что по ночам оттуда слышится чей-то плач, что... В общем, много чего говорили. Церковь и вправду пугала, заставляла убыстрить шаг. Массивная кладка из рыжего кирпича словно пригибала прямоугольное строение к земле. Общая обшарпанность, заколоченные окна и провалившаяся колокольня не добавляли церкви очарования. При взгляде на нее мыслей о боге не возникало. Наверное, в этом и заключалась главная жуть, заставлявшая людей сторониться заброшенного строения.
Потом, уже в отрочестве, церковь перестала производить на него впечатление жути. Напротив, это было очень интересное место, где атаман разбойников Кудеяр зарыл клад, который показывался, если обойти церковь посолонь с цветущей веткой папоротника. Покопались они на развалинах всласть. Клада, правда, тоже и не нашли. Наверное, потому что не было цветущего папоротника.
Приняв решение, Петя зашагал по заросшей тропинке, которая на некотором расстоянии огибала церковь. Рассвет брал свое, и впереди он уже четко различал невысокие холмики старого погоста, на котором уже давно никого не хоронили. Тропинка вилась прямо через него.
Погост был действительно старым. При слове "старый", особенно если оно относится к кладбищу, сразу представляются старорежимные кресты или затянутые мхом и повиликой плиты. Увы, на этом погосте ничего такого не наблюдалось. Кресты давно сгнили, а гранитные плиты использовал на свои нужды кто-то очень хозяйственный. Сейчас могилы походили на кочки, только большие и заросшие травой. Если не знать, что под ними лежат кости, ничего и не заподозришь.
Половина кладбища осталась позади, когда Пете, до щекотки в лопатках, захотелось оглянуться. Лучше б он этого не делал. Увиденное заставило его окаменеть. Из ближайшей могилы сочился белесый пар. Сочился лениво и нагло, как будто дело происходит не будним осенним утром, а в глухую полночь, причем не в средней полосе, а где-нибудь в Трансильвании. Холодный воздух показался Пете раскаленным. Он разевал рот, не в силах ни вдохнуть, ни вытолкнуть его из легких. Пока он так стоял, струйка показалась из второй могилы, третьей, четвертой... Постепенно пар приобретал плотность, даже материальность, затем начал разбухать, чтобы через мгновение превратиться в туманное покрывало. Все происходило в полной тишине. Дальнейшее он помнил плохо. Включившийся инстинкт самосохранения бросил его вперед. Прокуренные легкие, побаливающая к непогоде спина - все было забыто. Сердце весело и мощно перегоняло кровь, чтобы ноги, такой важный, по мнению одного из важнейших инстинктов, орган, несли тело со скоростью призового скакуна.
В чувство Петю привели вид родного заводика под крышей веселенького синего цвета и хлещущие по лицу ветки ивняка.
