— Ага! Гуд монинг, гуд монинг, гуд монинг ту ю, гуд монинг, гуд монинг, ви а глед ту си ю! — язвительно произносит Семенов и разводит руками. — Я хоть еще мазер, фазер, систер и бразер знаю, а он в английском — ни бум-бум!
Однако лингвистический спор обрывается на этом интересном месте, потому что рядом с Дежкиной оказывается Веня Локшин. Вернее, он здесь уже давно ошивается, пытается обратить внимание Клавдии Васильевны на свою вызывающую персону.
— Здравствуй, Вениамин, — сухо говорит Клавдия Васильевна. — Сделал?
Веня откидывает со лба волосы, поправляет пеструю ленточку — бандано, широким жестом расстегивает блестящий замок кожаной «косухи» и достает из-за пазухи пачку фотографий.
Клавдия вздыхает.
— Вениамин, ты не обижайся…
— Ладно, — все-таки обижается Веня, выхватывает у нее снимки и снова прячет за пазуху. — Переделаю.
— Надо просто снимать то, что есть, без выдумок, — виновато просит Клавдия.
— Скучно, — кривится Веня.
— Так у нас тут не клуб «Арлекино», — очень остроумно говорит Клавдия. — И, Веня, — переходит она на интимный тон, — ну хоть чуть-чуть подстригись, а?
— Мне не мешает, — с вызовом отвечает парень.
— Клавдия Васильевна! — кричит с другого конца коридора Патищева. — Вы не заплатили!
— А! Да-да! — кивает Дежкина и направляется в ее сторону.
— Привет, Дежкина, тебя Самохин ждет! — бросает на ходу Люся-секретарша, делая пометку в своей записной книжке.
Ну вот, как чуяло сердце. Самохин — горпрокурор. Ой, хорошо еще, если всего только новое дело.
— Бегу! — ускоряет шаг Клавдия и прошмыгивает мимо бдительной Патищевой к своему кабинету. — Позже-позже… К Самохину вызывают.
Кабинет открыт, но Чубаристова в нем нет. Только догорает в пепельнице сигарета.
— Клавдия Васильевна, а Чубаристов где? — сунул в дверь голову командированный из Саратова.
— Под стол спрятался, — мрачно шутит Дежкина, бросая на подоконник сумку и энергично пожимая руку Игорю.
— Здравствуйте, Клавдия Васильевна, — широко улыбается тот. — Тут из горсуда звонили…
— Ой, потом, Игорек, потом. Будут спрашивать — я у Самохина.
— Мне с вами пойти?
— Пошли, — сразу соглашается Клавдия. Как-то с Игорем спокойнее. Такой уж он надежный парень.
— Ну вот, наконец! Здрасте, господа, — деловито входит в кабинет маленький человек с большой лысиной. — Будем знакомы — Эдуард Витальевич Лозинский.
В другое время Клавдия бы от неожиданно свалившегося счастья села бы на стул.
Лозинский! Писатель Лозинский! Бывший муж самой Татьяны Порониной. Пьесы пишет, теперь вот историей занялся. Ну, как же — по телевизору часто выступает.
— Здравствуйте, — стремительно жмет протянутую руку Дежкина. — Вы к Чубаристову? Он сейчас вернется. Подождите.
— Да я, собственно… — начинает было писатель, но Клавдия уже вылетает в коридор.
Игорь догоняет ее у самой приемной.
— Я ему чаю предложил.
— Ой, у меня ж пирожки! — запоздало вспоминает Дежкина.
— Пирожки? — широко улыбается Игорь. — С курагой?
— С курагой.
— Ох, отведу душу! — по-детски облизывается парень.
В приемной генпрокурора народу — не продохнуть. Но очередь занимать бессмысленно. Самохин будет вызывать сам и наобум.
Клавдия Васильевна притулилась сразу около двери — Игорю уже места не осталось.
— А может, по Гавендову? — спросил Игорь.
— Нет, Люся сказала бы, не упустила бы случая, — отрицательно помотала головой Клавдия. — Да и я с судьей говорила — дело приняли. Нет, не по Гавендову. Что-нибудь новенькое подкинут.
— Вы боитесь? — спросил Игорь, внимательно глядя на Дежкину.
— Ага, — простодушно созналась та. — Прямо как-то не по себе.
— Это в вас еще от прежних времен, да? — сочувственно улыбнулся Игорь. — Боязнь кабинета начальника.
— Ага, — кивнула Клавдия.
Она, конечно, лукавила. Не кабинета она боялась. И не начальника. Просто с некоторых пор пошли по прокуратуре упорные слухи: будут избавляться от слабых работников. Дескать, уровень преступности таков, что только высокие профессионалы могут спасти ситуацию обуздать, поставить заслон и так далее… По собственному жизненному опыту Клавдия знала, что стоит за этими словами: увольнять будут женщин. И это притом, что работников не хватает, берут чуть не с улицы. А вот с женщинами — ну не любят их мужики. В смысле как коллег.
Она тайком вздохнула, перебрала в памяти последние свои дела — как-то зависла она с «мерседесом», топчутся на месте, копаются в бухгалтерских бумажках…
Из кабинета вышагнул Чубаристов.
На этом человеке остановиться надо подробнее, потому что и Клавдия Васильевна очень внимательно смотрит на следователя по особо важным делам, и светится в ее глазах почти девичье восхищение.
Чубаристов красив. У него плотная высокая фигура, веселое, спокойное лицо с чуть ироничными глазами, уверенная походка и ловкие руки.
Он сильным голосом здоровается со всеми сразу:
— Добрый день, коллеги. Здравствуй, госпожа следователь, — отдельно обращается он к Клавдии.
— Здравствуй, Виктор Сергеевич, — улыбнулась Клавдия. Почему-то ее так и подмывает сказать: ты сегодня отлично выглядишь. Впрочем, ей хочется сказать это каждый день.
— На ковер? — кивнул на дверь Чубаристов. — Расслабься, он сегодня в духе.
— Тебя там кто-то на проходной ожидает, сибиряк какой-то, — вспомнила Дежкина. — И Лозинский пришел.
— Лозинский? Это кто?
— Писатель Эдуард Лозинский, — подсказал Игорь.
— Не читал, — улыбнулся Чубаристов.
— А у тебя что? — спросила Клавдия про посещение Самохина.
— Так, мелочи жизни. По отцу Кириллу дело вернули.
— Ой, что ты говоришь?! — искренне посочувствовала Клавдия.
— Ничего, прорвемся, — опять улыбнулся Чубаристов. — Дожмем.
— Дежкина, заходи, — хрипло сказал селектор.
— Ни пуха ни пера! — дежурно пожелал Чубаристов.
— Поролоновая подушка, — дежурно отшутилась Клавдия.
Пожалуй, Самохина в прокуратуре боялась одна Клавдия Васильевна. Работал он тут без году неделя, никого еще не уволил, все вникал в суть дела. В прокуратуре чаще всего появлялся под ручку с каким-нибудь высоким чиновником, запирался в своем кабинете, никому не мешал работать. А то вообще завеется на весь день куда-нибудь в Кремль или «Белый дом».
Прислали его из ФСБ и, видно, скоро ушлют снова куда-нибудь.
Но вот иногда, чаще всего по понедельникам, устраивал он вот такое столпотворение в своем предбаннике, всем давал какие-то поручения, узнавал о текущих делах, даже чего-то советовал, а в следующий такой понедельник опять давал те же самые поручения, узнавал о тех же делах и советовал то же, что в прошлый раз.
Работники уже приноровились к своему начальнику, внимательно выслушивали его руководящие наставления, кивали серьезно, даже для пущей уважительности восклицали иногда: «Как верно вы заметили! Надо же!» Но, выйдя из кабинета, через пять минут забывали «верные замечания» Самохина и занимались своими делами — надо же когда-нибудь и преступников ловить.
— А! Ага-га. Заходи-заходи, Клавдия Васильевна! — широко повел рукой Самохин. — Вы там садитесь пока, устраивайтесь… Алло, да! Да, Самохин! Да, жду, — не отрываясь от телефона, спросил у нее: — Как там у тебя с Гавендовым? Заканчиваешь?
Клавдия взглянула на Игоря, неужели он и в самом деле оказался прав?
— Дело по Гавендову я уже отправила в суд… — начала было Дежкина. Это был ее козырь, на этом можно было остановиться подробнее.
— Алло! Пал Антоныч, Самохин беспокоит, прокуратура. Я чего звоню, Пал Антоныч, дошел до меня слушок, что Филиппова собираются сместить. Так?.. Я почему спрашиваю: Филиппов же у нас известный западник, так и мы соответственно ему дела строили… А если он теперь… А кто вместо? Лукарин? Лукарин… Лукарин… Лукарин… А! Знаю! Из оборонки? Так это хозяйственник отличный, простых взглядов человек, прямой и русский… Вот видите, Пал Антоныч! Значит, и нам надо чуть поправеть… А? Ну полеветь, я уж тут не разберу, где право, где лево… А? Ага-га… Ну, не буду отрывать, Пал Антоныч, спасибо вам огромное… Всего доброго.
Самохин положил трубку и уставился в окно. Потом вспомнил, что он не один в кабинете:
— Ну так как, Дежкина, у вас с Гавендовым дело продвигается?
— Через неделю суд, — опередил Клавдию Игорь.
— Ну и отлично. Значит, вы сейчас свободны?..
— Если не считать еще четырех дел, — снова вставил Игорь.
— У всех дела, и побольше нашего, — утихомирила парня Клавдия. Может, зря она Игоря взяла?
