4 часа 24 минуты
На сайт заходит мой старый-добрый друг. Мы, находясь в приватном чете, замечаем его. Я знакомлю его с Машей, и разговор продолжается. Внезапно кто-то под кличкой Bad Boy начинает нагло хамить в чете. Его ядовито-зеленые реплики, написанные здоровенными буквами, напоминают плевки. Первое инстинктивное (но неверное) желание берет верх - я начинаю хамить в ответ.
Я отлично понимаю, чем мне это грозит (в чете "Кроватка", как и во многих других, употребление нецензурной лексики в публичном разделе карается просто - sysadmin выкидывает хамов и запрещает им доступ к чету), но все же ввязываюсь в перепалку:
Bad Boy: Маша, здорова, корова! Ты похоже редкая [email protected]#$%^, у тебя ~! @#$%^*...
Профессор Мориарти: Эй ты, Bad Boy! Пошлое, низкое пресмыкающееся, отныне я буду называть тебя желтой лягушкой и земляным червяком, да-да, земляным червяком!
Bad Boy: Проф, [email protected]#$%, [email protected]#$%, [email protected]#$%. :-Q
Профессор Мориарти: Сам ты [email protected]#$%, пресмыкающееся!
...Через минуту бурного обмена "колкостями" все заканчивается - мне выдается сообщение "Вы были отключены от чета". После безуспешных попыток вернуться я понимаю, что больше на него войти не смогу. Похоже, sysadmin отключил и Машу - ее на чете тоже нет. Единственное утешение в кровавой матерной битве погиб и Bad Boy...
День третий (разлука)
С утра до вечера продолжаются безуспешные попытки войти на "Кроватку" или найти Машу в других чатах. Ощущение ужасное, самочувствие паршивое. С некоторым удивлением обнаруживаю, что действительно по уши, что называется, влюбился...
Наравне с паршивым настроением губы почему-то постоянно пытаются насвистывать "Старый клен, старый клен, старый клен стучит в окно...", и сердце бьется как-то по весеннему учащенно... Маши нет нигде, никто ее не видел... Проклиная все, прошу "четеров" передавать ей, что каждый вечер буду ждать на "Диване".
День четвертый (поют сердца)
0 час 10 минут
"Диван", длинная безрадостно-серая полоса реплик уползает вверх. Изредка появляются знакомые клички, но Маши нет. Только в разлуке понимаешь, как дорог для тебя человек... Опустошение...
0 час 25 минут
"Диван", попытка войти на "Кроватку", еще три других чета. Все безнадежно, ее нигде нет... Я один в бесконечно огромном пространстве Сети, несмотря на толпы окружающих меня Стрелков, Мангов-Мангов, Канистр, Оль и Ирин... Время бесконечно, оно тянется, как прилипшая к подошве ботинка жвачка...
1 час 13 минут 43 секунды
Она! О Боги, это она! Знакомый "ник" неторопливо ползет снизу вверх по экрану. Счастье! Оркестр, туш! И большими, самыми большими, самыми яркими буквами я ору на весь чет:
Профессор Мориарти: Машенька, любовь моя, зравствуй!
Маша: ПРОФЕССОР! НАКОНЕЦ-ТО!
3 часа 15 минут
Боже мой! Как в чете летит время... Вроде только парой-другой фраз обменялись, а уже два часа прошло. За окном - снег и одинокий пьяница кричит что-то радостное. А в Интернете - Маша, которая все время "падает" из-за плохого соединения. И каждое ее падение начинает восприниматься, как маленькая смерть. В правом (общем) окне я тогда начинаю дико "орать" т.е. писать большими буквами: "Машенька, ты где? Приди, родная". Если не "орать", тогда заново вошедшая в чет Маша не сможет меня "зацепить" для приватного разговора...
4 часа 10 минут
...Я все пытаюсь упросить Машу дать мне свой телефон. Она колеблется и отшучивается. Но я упорен, я обещаю ей любовь до гроба, джентльменское поведение и луну впридачу...
Профессор Мориарти: Маша, ну дай телефончик, я (честно) буду звонить только в случае крайней необходимости... Мне бы голос твой услышать, солнце моеее!
Маша: А друзьям своим давать его не будешь?
Профессор Мориарти: Даже под пыткой не скажу. Я буду молчать, как партизан...
Маша: Ну ладно, дам. Завтра в 15.00 звони мне, лубовничек...
Ура, начало положено! Я услышу ее голос! Я наконец-то пообщаюсь с ней древним, уже не актуальным, не модным, но таким милым способом - я поговорю с ней...
День пятый, последний (самый счастливый)
Люди... Я - самый счастливый человек на свете! Я договорился о свидании! Слушайте все: сегодня я встречаюсь с Машей на станции метро Третьяковская, у старого, покрашенного серой краской полотера, который стоит в конце платформы, если ехать со стороны Беляево...
P.S. Все сетевые псевдонимы участников этой истории изменены, чтобы не компрометировать их Интернет-обладателей. Описываемые события и адреса, где они проходили - подлинные...
P.P.S. Вполне возможно, что наблюдательный читатель, несмотря на все предосторожности, предпринятые автором, сможет встретить и узнать в Сети героев этой истории - роман продолжается...
Лирика
* * * Есть грустное в бездвижии листвы, Лежащей под плитой бетонной снега. Лежать когда-то также будем мы, Мой милый друг, приятель, мой коллега .
Я вижу то, к чему сейчас ты слеп, Предвижу хоровод нелепый судеб, И верь - всему финалом будет склеп, И дальше склепа - ничего не будет.
Поэтому спеши, мой милый друг, Спеши оставить след на этом снеге, Не жди, когда замкнется жизни круг, Нам головы свернув в неспешном беге.
-- О.Б., 1996, октябрь.
ВЕНЧАНИЕ
Алых роз беспробудный сон Покрывалом тяжелым пал. В тон с червленою темью корон Золотится лица овал.
Густо-масляный блеск кольца, Свечи щепчутся вдалеке... Все с начала и до конца Мы с тобою - рука в руке.
Тело кинуто в сладкий страх, Тонких рук обжигает лед Томно-вязким толчкам в висках Так созвучен молитвы мед...
Лик священный сокрыл оклад Свет лампады издалека... Наш союз нерушим и свят Узаконена страсть греха.
? О.Б, 1996, сентябрь.
* * * Фиалок алых вал, Пахучих и красивых Девятый вал... Огромный глукий зал, Цепь коридоров длинных Я просто спал...
Оборками шурша, В вечернем платье, Ты вышла в сад Как ветренна душа, Как зыбко счастье, Как близок ад...
На томный жаркий лоб, Лаская брови, Дрожа слегка, Легла - белее молока И жарче крови Твоя рука...
? О.Б, 1995, март.
* * * Сегодня, на пике ночи, Утихла дня круговерть, И тихо ступая очень Ко мне заходила Смерть.
Стояла у изголовья, Мне волосы теребя Шептала, горя любовью: "О, как я хочу тебя!"
И две пустоты чернели Под белой дугой бровей И ангелы где-то пели, Все жалобней, все грустней...
? О.Б, 1996, ноябрь.
* * *
Все. Было уж поздно. Дико, Тяжелым гранитом плеч, Держа на груди гвоздику, Он должен был в лоно лечь...
Безмолвно глотая чувства, Стояла кругом семья И в памяти было пусто... И "Жутко!.." - подумал я. ....
О.Б, 1997, март.
* * *
Сегодня мы должны были заняться Этим. Он должен был сделать со мной... то, что всегда делают с такими, как я. Я не хотела покидать свое удобное ложе, не хотела чувствовать Его торопливые, но такие чуткие и уверенные пальцы. Мне казалось, что Это будет осквернением меня. Я боялась...
Но вот пришел тот самый момент, наступления которого я так не хотела. Вначале я почувствовала Его пальцы, которые нетерпеливо прошлись по всему моему телу. Потом я стала влажной, и запылала яркой, стыдливой краской. Потом Он сжал меня так сильно, что я чуть не закричала от боли, я почувствовала, что какая-то неведомая сила поднимает меня в воздух и несет, несет куда-то...
Прикосновение к листу было неожиданным и пугающим. Все мои чувства, мысли, вся влага и краска легли на белый лист бумаги и застыли там навсегда, запечатлев мои и Его переживания. Я - кисточка. Я - женщина.
Олег Булатов, 1995 год
ПРИТЧА О ЛИСТЬЯХ
На одном старом-престаром дереве, которое стояло в городском парке, глубокой осенью осталось только два листа. Всех их собратьев давно сорвал ветер, и они либо пустились в долгое путешествие по городским улицам, либо попали в осенние костры, либо были банально втоптаны в грязь незадачливыми прохожими. Но наши листья были особенно крепкие, и все еще держались рядом, на одной из самых длинных веток старого дерева. Оба они были давно и безнадежно влюблены друг в друга, и каждый из них по многу раз с нежностью рассматривал прожилки, переливы желтых красок и морщинки загнутых краев на своем соседе. Но ни тот, ни другой лист никак не могли решиться рассказать друг другу о своих чувствах, потому что им то мешали их собратья, то слишком громко в ветвях шумел озорник-ветер, то их заставлял плакать грустный осенний дождь.
И вот, одной холодной осенней ночью, когда первый снег только-только начал укутывать белым саваном кладбище опавших листьев, и одевать деревья в привиденческие наряды, один лист (вероятно, наиболее смелый) наконец-то решил рассказать другому о своих чувствах. Вокруг было очень красиво, небо было темно-темно-синего цвета, и на нем, как алмазы в сокровищнице, переливались звезды, а рядом с веткой горел старый парковый фонарь. Лист долго трепетал на ветке, стараясь приблизиться к предмету своей любви, а потом заговорил. Он поведал другому листу, как долго и тайно любил его, как следил за каждым его движением и ревновал к ветру, звездам, и даже к старому глупому парковому фонарю... Второй лист с нежностью слушал это признание. Ему так хотелось ответить на него такими же сильными и красивыми словами, но он не нашел их, и сказал банально:
