Для создания широкой исторической панорамы нельзя было ограничиваться ни временными, ни пространственными рамками. Поэтому не удивляйтесь, что иногда по ходу повествования мы будем переноситься из страны в страну, из одной исторической реалии перескакивать на десятилетия назад или вперед, затрагивать, не всегда прямо относящиеся к заявленной теме имена и явления. Все это продиктовано исключительно необходимостью дать максимально полную, объемную картину событий, потребностью не только зафиксировать факты, но попытаться понять их первопричины, резоны и подосновы.
Постоянные читатели изданий, выходящих в серии «Русские шансонье», могут обратить внимание на то, что информация, касающаяся Петра Лещенко, Юрия Морфесси, Дины Верни, Александра Галича и других, в том или ином виде уже появлялась в иных книгах серии. Однако не спешите с выводами.
Во-первых, в данном исследовании биографии и творчество упомянутых артистов рассматриваются под совершенно иным углом зрения. Во-вторых, по сравнению с ранними изданиями это существенно дополнено новыми сведениями, гипотезами, фотографиями и песнями.
Как всегда, рассказ о перипетиях судеб «русских шансонье» пройдет под музыку.
Вы сможете услышать большой спектр произведений, которые в разные исторические отрезки считались в СССР вражескими и подрывными. Для контраста в диск включены несколько «ответов» отечественных исполнителей андеграунда 1960–1980 годов.
Итак, наша спецоперация по задержанию «музыкальных диверсантов» начинается.
Максим Кравчинский
Глава 1. ОТКУДА НОТЫ РАСТУТ
«Так ведь на то она история
Та самая, которая
Ни слова, ни полслова не солжет».
А. Флейтман
Из кабаре — в ЧК
На третий день после прихода к власти — 27 октября (9 ноября) 1917 года — председатель Совета народных комиссаров В. И. Ленин подписал «Декрет о печати».
Началась история советской цензуры.
Известно, что первым делом большевики прикрыли всю буржуазную прессу. Кому, как не им, было знать мощную силу слова. И не только печатного.
Стоило новому правительству объявить войну криминальным элементам, как уголовный мир тут же взбунтовался. По свидетельству ученых-филологов, обитатели ночлежек и тюрем тут же запели белогвардейские частушки и даже сложили «Анти-Интернационал» — пародию на пролетарский гимн.
Зимой 1917 года в Петрограде поэт Николай Агнивцев совместно с режиссером Константином Марджановым и конферансье Федором Курихиным открыл кабаре «Би-ба-бо>. И все шло хорошо, пока весной 1918 года артист Иван Вольский не исполнил для почтенной публики злободневные куплеты:
Грабят, режут тут и там,Отдохнут и снова,Неудобно что-то намБез городового.Ходят слухи на Неве —Не без доказательства,У Чичерина в МосквеНотное издательство[2].
«Трубадура» тут же доставили в ЧК на Гороховую, и только личное вмешательство наркома просвещения Луначарского спасло незадачливого комедианта от сурового приговора. Кабаре обозвали в прессе «учреждением для паразитов», а его учредители вместе с перепуганной труппой отправились подальше от «тонких ценителей искусства» в черных кожанках на занятый белыми Юг империи.
Удача улыбалась не каждому. Популярнейший артист «рваного жанра» Сергей Сокольский[3] за исполнение антибольшевистских куплетов был расстрелян в Киеве красногвардейцами.
В феврале 1918 года некий аноним, скрывшийся за витиеватой подписью «Один из обитателей будущего земного рая», направил на имя… Ленина «музыкальное» письмо, написанное по мотивам популярной песни Дмитрия Садовникова «Стенька Разин и княжна». «Вождя мирового пролетариата» автор величает «Колькой» не от незнания.
У него действительно была такая партийная кличка.
В архивах можно найти немало других подтверждений использования мотивов популярных песен в пропаганде. Ученые-филологи Александра Архипова и Сергей Неклюдов в статье «Фольклор и власть в закрытом обществе» [2] приводят множество примеров распространения в двадцатые годы в деревнях листовок. Их находили наклеенными на заборах и столбах, а порой даже вставленными в «дужку замка на двери сельсовета». Характерно, что напечатанные в листовках тексты были не стихами, а скорее песнями. Антисоветские рифмы предполагалось исполнять на мотив народной «Песни Еремушки» или революционной «Смело мы в бой пойдем >:
Слушай, крестьянин,Беда началася,Не лей свои слезы,В колхоз собирайся.Смело мы в бой пойдемСтроить коммуну,Чтобы крепче согнутьМужицкую спину…
И даже каторжанской «Ах ты, доля…»:
Ах ты, доля, моя доля,До чего ты довела,И зачем же, злая доля,Ты свободу отняла.Мы боролись за свободу,Проливая кровь свою,А теперь нас загоняютВ настоящую кабалу.Коммунисты обдурилиБедно-темного мужика,И фунт хлеба посулили,Выть под палкой навсегда…
Кто распространял эту «подрывную литературу»? Белогвардейское подполье? Эмигрантские агенты? Доморощенные провокаторы? Точного ответа нет.
* * *
Научно доказано, что информация, положенная на музыку, а проще говоря песня, усваивается гораздо лучше любого книжного текста.
Оригинал письма Ленину от неизвестного. ГАРФ.(Ф-1235, On. 1.Д. 8Л. 235)
Потому цензурные запреты быстро распространились с печатных изданий на театр, кино, цирк и эстраду.
Согласно директиве В. И. Ленина 9 февраля 1923 года был принят декрет Совнаркома РСФСР об учреждении Главного комитета по контролю за репертуаром зрелищных предприятий при Сіавлите, получивший название Сіавная репертуарная комиссия — сокращенно Сіаврепертком.
Как указывает Алексей Тепляков в книге «Машина террора» [3], для обеспечения возможности контроля над всеми исполняемыми произведениями «театры и клубы были обязаны отвести для органов Сіавреперткома и отдела Политконтроля ОГПУ по одному постоянному месту, не далее четвертого ряда, предоставляя для этого бесплатную вешалку и программы». Чекисты регулярно посещали театральные спектакли, эстрадные концерты и другие массовые зрелища, составляли протоколы о подозрительных, по их мнению, эпизодах, на основании чего принимались решения о привлечении виновных к административной и уголовной ответственности.
«Осьмушечка свободы»
Одна из первых кампаний цензурного ведомства оказалась направлена против частушки.
К середине 1920-х население Москвы увеличивается в два раза за счет притока деревенских жителей. Гражданская война, голод и военный коммунизм заставили миллионы крестьян искать спасения в городах. В массе своей они были неграмотны, и частушка в их среде играла роль современного, если хотите, «Твиттера». В этих коротких четверостишиях реальная жизнь отражалась без прикрас, а главное — они быстро запоминались и разносились по городам и весям со скоростью лесного пожара.
Я на бочке сижу,Бочка золотая,Я в колхоз не пойду,Давай Николая.Я хожу — спинжак по моде,Милка — в красном фартучке, —Нам осьмушечку свободыТроцкий дал по карточке.
Сидит Ленин на заборе,Гоызет конскую ногуФу, какая гадина —Советская говядина.Сидит Ленин на заборе,Держит серп и молоток,А товарищ его ТроцкийВедет роту без порток.
Сергей Неклюдов и Александра Архипова отмечают:
«В 1920-е годы частично или полностью запрещается целый ряд частушечных сборников: А. А. Жарова, Р. М. Акульшина и др., из сборника Артема Веселого изъят раздел “Уходящая деревня”, в котором были собраны кулацкие, хулиганские и воровские частушки, а за частушку “Я на бочке сижу, / Да бочка вертится / Ах, я у Ленина служу, / Да Троцкий сердится” запрещена книга Η. Н. Никитина “Рвотный форт”; известен даже случай ареста куплетиста за исполнение частушки…
