Ройланд в отличие от Уинстона или лорда Кельвина был теоретиком. Ему нравились числа сами по себе, и он не испытывал особого рвения схватить обрывки проводов, слюду и кусочки графита и немедленно воплотить в жизнь то, о чем свидетельствовали числа, — в удивительное новое устройство. Тем не менее, он уже сейчас был в состоянии представить себе действующую модель атомной бомбы, не выходя за рамки работ, связанных со стадией 56-с. Да, имелось достаточное количество микросекунд для того, чтобы составить из отдельных кусков критическую массу, не превратив все устройство преждевременно в пар. Ее можно было набирать строго размеренными порциями. На этом экономилось немало микросекунд, и способ становился практически гарантирующим устройство от преждевременного срабатывания. И только после этого происходил Большой Взрыв!
Раздалась характерная сирена — сигнал об окончании рабочего дня. Ройланд продолжал сидеть в своей клетушке. Ему, разумеется, следовало пойти к Ротшмидту и рассказать о полученных результатах. Ротшмидт наверняка похлопает его по спине и нальет полный бокал Женевского из высокого глиняного кувшина, хранившегося у него в сейфе. Затем Ротшмидт отправится к Оппенгеймеру. Еще не успеет зайти солнце, как всему проекту будет дано новое направление. Направление дельта-1, Направление дельта-2, Направление дельта-4 и Направление дельта-5 будут сняты с повестки дня, а люди, ими занимающиеся, будут переброшены на Направление дельта-3, как на единственное, ставшее золотоносной жилой! Всему проекту будет дан новый импульс — в течение последних трех месяцев он фактически был в состоянии застоя. Пока что результаты вычислений, связанных со стадией 56-с, были первой обнадеживающей новостью после того, как один тупик стал возникать вслед за другим на пути решения задачи. Последнее время у генерала Гроувза было весьма кислое и подозрительное лицо.
По всему прожаренному солнцем зданию с крышей из гофрированного железа было слышно, как хлопают ящики письменных столов и двери клетушек. Кто-то в коридоре негромко рассмеялся. Проходя мимо двери Ройланда кто-то нетерпеливо воскликнул по-немецки:
— …ради чего все это?
Ройланд погрузился в мучительные раздумья. Он знал ради чего — он думал о Большом Взрыве, о Жутком Большом Взрыве и о пытках — о тех пытках в средневековом суде, когда растягивали сухожилия, ломали кости, прижигали кожу, раздробляли пальцы и ступни. Однако даже во время этих зверских средневековых пыток тщательно избегали повреждения наиболее чувствительных частей тела — органов размножения, хотя повреждение их или реальная угроза покалечить их могли привести к быстрому и полному признанию. Нужно было совсем свихнуться, чтобы подвергать кого-либо подобным мукам. Человек в здравом уме даже не подумает о такой возможности.
Капрал из военной полиции потрогал дверь Ройланда и заглянул внутрь.
— Пора заканчивать, профессор.
— Хорошо, — отозвался Ройланд. Он машинально запер ящики письменного стола, закрыл окно на шпингалеты и выставил в коридор корзину для бумаг. Дверь щелкнула. Еще один день, еще несколько долларов.
Возможно, как раз в это время проект уже прикрывается. Такое случалось, и не один раз. Грандиозный провал в Беркли был одним из тому доказательств. Да и сейчас в общежитии, где жил Ройланд, не досчитывались двух физиков: их каморки пустовали с тех пор, как их перевели в Массачусетский Технологический для работ, каким-то образом связанных с противолодочной защитой. Когда в последний раз показывался здесь Гроувз, у него было очень недовольное лицо. Может быть, он уже принял решение. «Дам им еще месяца три, а уж затем…» Может быть, лопнет терпение у Смитсона, и он прекратит ненужные расходы, прикрыв «Проект». Может быть сам ФДР Франклин Делано Рузвельт — спросит на заседании кабинета министров: «Между прочим, Генри, что там получилось у?..» После чего наступит Конец, если только Генри не скажет, что ученые вроде бы с оптимизмом рассчитывают со временем на получение положительных результатов, господин президент, однако есть основания полагать, что пока еще ничего конкретного не…
Под неослабным наблюдением лейтенанта военной полиции он проследовал через обнесенную колючей проволокой зону и побрел по улице, по обеим сторонам которой стояли бараки общежитий. Он направлялся к гаражу обслуживавшей поселок воинской части. Ему нужны были джип и пропуск. Ему захотелось пообедать у своего старинного приятеля Чарлза Миллера Нахатаспе, знахаря в соседней с поселком резервации индейцев племени хопи. Антропология была хобби Ройланда. Ему захотелось, воспользовавшись случаем, выпить немного — он надеялся на то, что алкоголь прояснит его ум.
Нахатаспе радушно встретил его в своей хижине. Казалось, улыбаются все бесчисленные морщинки его лица.
— Ты хочешь, чтобы я на какое-то время стал осведомителем? ухмыльнулся он. Он побывал в Карлайсле еще в восьмидесятые годы прошлого века и с тех пор не прекращал насмешек над белыми. Он соглашался с тем, что физика — довольно забавная наука, но особую пищу для его шуток составляла антропология.
— Хочешь услышать что-нибудь остренькое об узаконенном у нас гомосексуализме? Или, может быть, зажарить тебе на обед собаку? Присаживайся на одеяло, Эдвард.
— А куда подевались все ваши стулья? И смешной портрет президента Мак-Кинли? И… и все остальное?
Хижина была совершенно пустой, если не считать нескольких горшков для приготовления пищи, которые стояли на выложенном из камня очаге в центре хижины.
— Я повыбрасывал весь хлам, — небрежно произнес Нахатаспе. Вещи ужасно утомляют.
Ройланду показалось, что он понимает, что все это значит. Нахатаспе уверовал в то, что довольно скоро умрет. Эти индейцы верят в то, что обладание разными пожитками может повлечь более скорую смерть. Обычай, разумеется, запрещает всякие разговоры о смерти.
Индеец изучающе посмотрел на лицо Ройланда и, как бы прочтя его мысли, сказал:
— О, тебе об этом можно говорить сколько угодно. Пусть это тебя не смущает.
— Вы неважно себя чувствуете? — обеспокоено поинтересовался Ройланд.
— Просто ужасно. Мою печень пожирает змея. Забралась туда и ест. По-моему, ты сам тоже чувствуешь себя не очень-то хорошо, правда?
С трудом укоренившаяся привычка во всем соблюдать секретность принудила Ройланда уклониться от прямого ответа на вопрос.
— Когда вы говорите о змее, вы на самом деле так считаете, Чарлз?
— Разумеется, — кивнул старый индеец. Выудив из горшка горячую тыкву, он стал дуть на нее. — Что знает необразованное дитя природы о всяких там бактериях, вирусах, токсинах и опухолях? Что я могу знать о том, что раскалывает небо?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
