— Торговал. До реформ Гайдара. Он цены отпустил, и денег в кармане у народа на еду еле хватать стало. Джинсы с куртками залеживались, и я переквалифицировался. Завязал постепенно со шмотками и взялся за харчи. Капиталец имелся, авторитет — тоже, и вышло недурно.
Он сделал паузу, выруливая со двора в поток машин на Цветном бульваре:
— А зимой позапрошлой приехал в Калининград мой батя. Мы вместе не живем тридцать лет — у него другая семья. Но отношения у нас прохладными никогда не были. Так вот, он узрел, как я дело с продуктами поставил, и приговорил: «Тебе нужен новый масштаб — перебирайся в Москву». Батя до разгрома СССР ходил в замах у союзного министра, связей у него полно. Кое-чем он мне помог, и теперь у меня фирма — здесь. Я арендовал нижний этаж жилого дома в Замоскворечье, откопал толковых хлопцев — из десантуры в основном, навел мосты в местной системе купи-продай, и опт-вал наш на харчовом рынке хоть и не шибко, но растет.
Так-так, мелькнуло в моих извилинах, выехал я в Дом Советов с рядовым фарцовщиком из провинции, приеду туда со спекулянтом-оптовиком из столичной торговли продуктами — сплошь почти криминальной. Дар парламенту от первого блистал бы благородством, дар же от второго попахивал корыстью.
Ведь мог бы Потемкин, я рассуждал, ущучить у подъездов Дома Советов кого-то из депутатов, знакомых по телевизору, и мог сам договориться о доставке электростанции. Но в этом случае не исключалось: кто из деятелей парламента у него подарок принял, тот о нем, как о дарителе, тут же и забыл. А если преподнести станцию через журналиста, то факт дарения, как пить дать, попадет на газетную полосу. Победит парламент, родится новая власть, и публикация даст шанс постучаться в ее двери: голубушка, у меня, коммерсанта Потемкина, заслуги перед тобой и моей фирме грех не посодействовать…
Мы миновали станцию метро «Баррикадная». За ней следовало поворотить налево. Но путь потемкинской «Ладе» перегородил густой людской поток, валивший к Дому Советов. Застряли мы в нем минут на десять, и пока сквозь него продирались, мои подозрения о небескорыстном дарении электростанции укрепились.
Три дня назад в то же примерно время такого многолюдья сторонников парламента у «Баррикадной» не было. Но тогда и не было у Потемкина желания дать свет депутатам. А сегодня, 28 сентября, оно у него вдруг появилось. Почему именно сегодня?
Недельное противоборство Кремля и Дома Советов завершилось вничью. 21 сентября президент Ельцин на бумаге совершил государственный переворот: издал противозаконный указ о роспуске парламента — высшего органа власти в Российской Федерации. Съезд депутатов тем же днем и также на бумаге с переворотом расправился — постановил отрешить Ельцина от должности. Но он остался хозяином в Кремле, а депутатов никто не выносил из Дома Советов — ни живыми, ни мертвыми. Налицо была исключительно словесная война. А в ней, несмотря на то, что все электронные пушки били через эфир по парламенту, Ельцин не выигрывал.
Чем изощренней телеканалы и радио смешивали депутатов с грязью, тем больше москвичей шли к Дому Советов выказать свою солидарность с ними.
Вялотекущая разборка двух ветвей власти каждому обывателю позволяла спокойно сделать выбор. А поскольку Ельцин, а не парламент, озолотил меньшинство и вверг в нищету большинство, то в подсознании этого большинства мало-помалу возникал иммунитет против ельцинской пропаганды. И все ее потуги давали эффект прямо противоположный желаемому.
Политически пассивный гражданин смотрел телерепортаж, где Ельцин — благодетель, а парламент — сборище мракобесных болтунов, и делался политически активным. Но активным — на стороне парламента.
Вечером в понедельник, 27 сентября, у Дома Советов состоялся грандиозный митинг. Такой тьмы народа стены парламента раньше не видывали. На воскресный же митинг ельцинистов на Красной площади с концертом оркестра Ростроповича в качестве приманки людей собралось в несколько раз меньше.
Ничья в словесном поединке Ельцина и парламента была явно в пользу последнего. Выбор большинства стал очевиден — и не только политологам.
Сегодня поутру, когда я дома еще корпел над заметками, мне позвонил мой главный редактор Проханов:
— Запиши телефон управления общественных связей банка «Менатеп». Освободишься, свяжись — там предлагают разместить у нас их рекламу.
Разумеется, я связался и получил приглашение — прийти и заключить договор на 22 миллиона рублей. Ни от каких банков прежде нам подобных приглашений не поступало.
Редколлегию нашего «Дня» украшали самые ненавистные Кремлю депутаты — Бабурин, Павлов, Астафьев, Константинов. Их фракция «Россия» доминировала в Верховном Совете. Они срывали бурные аплодисменты на массовых антиельцинских митингах. Им, свершись отставка Ельцина де-факто, если не ведущие министерские посты светили, то уж точно — решающая роль в формировании нового правительства. Так с бухты ли барахты крупный банк «Менатеп» поспешил осчастливить нас рекламой?
И не по сходным ли с банкирами мотивам неслабый коммерсант Потемкин надумал через сотрудника «Дня» оказать услугу парламенту?
Вел ли он со мной игру или из идейных убеждений электростанцию купил, мне было все едино, по большому счету. Я согласился стать посредником в благом деле и о том не пожалел — ни когда искал в Доме Советов генерала Макашова, ни когда с приданным мне по его приказу взводом казаков возвращался назад к Потемкину
Его «Лада» была припаркована у забора стадиона «Красная Пресня» — чуть поодаль от нескончаемой толпы, плывшей от метро к парламенту. Увидев меня с казачьей свитой, Потемкин отсоединил от машины двухколесный прицеп с электростанцией. Трое казаков подхватили его спереди и покатили задом. Остальные — прокладывали им дорогу в человеческом муравейнике. Милицейский пост задержать прицеп даже не попытался.
У поста я и расстался с поставщиком света парламенту. На прощание Потемкин вручил мне визитку. Но ни словом, ни взглядом не намекнул на то, чтоб я не запамятовал им содеянное. В глазах его лишь читалось: что замыслил, исполнил — и на душе полегчало. От светлого потемкинского довольства собой мои подозрения о корыстных мотивах дарения электростанции как-то поблекли.
Я с приязнью пожал на прощание его стальную ладонь и потопал в толпе к Дому Советов.
Глава 2 Он вернулся из боя
Площадь перед дворцом парламента 28 сентября не была, как сутки назад, заполнена до краев. Но народ все прибывал — волна за волной. Народ пожилой и молодой, в обносках и шик-одеяниях с иголочки. Столь разнооблич- ной публики вместе мне в былое время не доводилось видеть, хотя за два последних года я не пропустил ни одного из многих антиельциновских митингов. Ряды злобу на Ельцина выплескивающих колоссально обновились и пополнились.
С балкона Дома Советов хрипло сотрясал воздух мегафон — глаголились решения депутатов из провинции: Новосибирский облсовет не выполнит указ Ельцина о роспуске парламента, Владимирский — считает его не действующим в области… За каждым таким известием следовал гром аплодисментов. На площади витал победительный дух.
Я протиснулся в прорве митингующих к двадцатому подъезду Дома Советов и поднялся на пятый этаж — в буфет. Там, купив бутербродов, сел за столик к одиноко вкушавшему сыр с хлебом депутату Николаю Павлову. Он, неделю не покидавший здание парламента, полюбопытствовал:
— Ну и какие у вас на оккупированной территории новости?
— Забавные, — ответствовал я в тон ему. — К вам, в свободную от ельцинизма зону, вот-вот выдвинется Моссовет — в полном почти своем депутатском составе. Он ножками прошествует с Тверской на Красную Пресню и останется под вашей крышей дневать с вами и ночевать.
Павлов поморщился:
— Большая нам выпала удача. Ты б лучше соврал мне на радость, что из Рязани идет маршем присягать парламенту десантная дивизия.
Я заглотил остаток бутерброда с философским причмоком:
— Все музы, от Каллиопы до Терпсихоры, любят терпеливо-упорных. Армия ценит отчаянно-лихих. Пусть голенище с усами, назначенное вами вместо Ельцина исполнять обязанности президента, совершит подвиг. Даже не подвиг, а сумасбродный поступок с риском для жизни — и флаги дивизий в гости к вам обеспечены.
В полемике Павлов напоминал волкодава. Но на сей раз он мой не бесспорный постулат не растерзал:
— Да в жизни всегда есть место подвигу. Но если господин Руцкой не нашел его за целую неделю, то теперь уже не найдет и подавно. Ты заметил, как с воскресенья Кремль изменил акценты в пропаганде?
— Помои на ваши головы пошли на убыль. Заседайте вы с сентября хоть до белых мух, хоть до черных. От вас самих вреда уже никакого — вы списаны указом Ельцина на свалку истории. Но поскольку вам туда не хочется, вы используете для защиты от Ельцина полууголовный сброд. К вам едут со всей страны головорезы, хлебнувшие крови в «горячих точках» бывшего СССР. Они, возрастая в числе день ото дня, получают оружие, захватывают заложников и пытают их в подвалах Дома Советов. То есть вы, истребленные указом народные депутаты РСФСР, свиваете в центре Москвы гнездо террористов, и именно поэтому вас нельзя оставлять в покое. Так все подается?
