– Курподай и те, кто поумней, подозревают какую-то хитрость, но какую?
– А кошки их всех разберут… Сударь, вы верите в шпионов?
С полдюжины якобы продавшихся супостату «бацут» были на прошлой неделе разоблачены и с визгом четвертованы, только уверенности в силе Хаммаила сие не добавило, скорее наоборот. Действительно ли казненные перебежали к Баате, и если да, то всех ли изменников выловили? Курподай от ответов уходил столь неуклюже, что маршал понял – охота на «предателей» маскирует какую-то возню. Это не удивляло: в Паоне разоблачать шпионов и оскорбителей величества тоже любили.
– Если Лисенок все-таки ударит, – не дождался начальственного мнения Ламброс, – а инициатива последних стычек исходит от его головорезов, казару не позавидуешь. Особенно когда нас наконец-то отзовут.
– Что вполне ожидаемо, – согласился маршал и невольно поморщился. Не из-за Хаммаила, хотя тот был порядочной дрянью, a из-за уже привычных воплей во дворе. – Проклятье… На моем счету немного добрых дел, и теперь я сорок раз подумаю, прежде чем брать на поруки бодливую скотину. Прибить бы, да глупо получится.
Ламброс без лишних слов закрыл окно, под которым спасенный сдуру казарон наскакивал на троих сержантов и кагета-управляющего. Требования носатого Пургата не менялись – собачьи бои и уважение; то, что не будет ни первого, ни второго, дошло бы даже до баклажана, но бешеным огурцам мудрость не свойственна.
– На линеалах, – напомнил Ламброс, – согласно уставу, надлежит держать шута. Гвардии пажи и шуты тоже положены. Может, мы становимся гвардией?
– Станешь тут, – буркнул Капрас, и они вернулись к пушкам и рекрутам. Ударил сигнальный колокол, объявляя, что близится обед и мясо уже на огне. К трапезам в Кагете относились, как к молебнам, Карло это нравилось и больше не удивляло.
– Господин маршал, – физиономия дежурного адъютанта лоснилась, а поясной ремень был застегнут на последнюю дырочку, – гонец от его превосходительства губернатора Кипары!
– Пусть заходит… А ты забеги на кухню, скажи, чтоб мне не поливали этим… кислым… из недозрелых слив.
– Да, господин маршал!
– Я, с вашего разрешения, тоже пойду.
Ламброса никто не гнал, полковник вышел сам, налетев в дверях на высокого изящного шатена с таким знакомым лицом, что время словно бы потекло вспять. С несомненным родичем кипарского гостя Капрас некогда служил. В той самой гвардии… Потом обоим пришлось выбирать между прыжком в капитаны, но у «наемников», и столичными прелестями в прежнем чине. Карло выбрал первое, красавчик Левентис – второе, и в каждом пирожке оказалось по камешку – «наемник» выбился в маршалы и был назначен виновным за чужие промахи, гвардеец выгодно женился, но, говорят, оплешивел и чудом не угодил в тюрьму.
– Похоже, я знал вашего родственника, – без задней мысли сообщил маршал. – Динас Левентис из Караик.
– Да, это мой отец.
– И что отец думает о нынешнем безобразии?
Парень не знал. Глянув на Карло, привет из давно ушедшей молодости попросил разрешения снять мундир, в полу которого были зашиты письма – как оказалось, весьма примечательные.
Губернатор Кипары то ли от страха, то ли со злости вконец потерял голову, иначе не был бы столь откровенен с полуопальным военным и уж точно побоялся бы выпустить из рук послания Военной коллегии. Узнай Забардзакис о губернаторской выходке, хозяину сладостной Кипары пришлось бы бежать если не к бакранам, то к алатам, только Карло пока еще не предал ничьего доверия, тем паче превосходительный извещал о действительно важном.
Коллегия не собиралась помогать северу, и маршал с этим согласился бы – мориски опасней занятых собственными распрями талигойцев, однако речь шла о «так называемом корпусе Капраса»! Уроды собрались прикрыть им собственную задницу, но и это Карло понял бы и принял, ведь на кону, чтоб ее, была Паона. Столица, где заправляют придурки и подонки и где таким, как Капрас, места нет… Паонских бездарей маршал ненавидел, но отдать Четырежды Радужную язычникам?! Позволить им пройти Императорской дорогой, пялясь на Триумфальные арки?! Запустить в Померанцевый дворец и кошачью Коллегию?! Карло гнал бы своих парней форсированным маршем, на ходу придумывая, как и где остановить врага, утершего носы светочам стратегии и тактики, только светочам маршал Капрас как раз и не требовался. Его собирались выставить в Кипару! Одного. Выскребать по деревням плоскостопых и припадочных, наспех вооружать, гонять с этим позорищем бакранских налетчиков и получать выговоры от столичных болванов, сперва раздразнивших морисков, а потом не сумевших унять… Корпусу же предстояло погибнуть. Бездарно, зазря, потому что армия без головы беспомощней овечьей отары, а после смерти Задаваки голов в гайифской армии не осталось, только шляпы.
Маршал перечел выведенные аккуратным секретарским почерком строки раз двадцать и едва не плюнул на роскошную подпись Доверенного стратега его величества. Забардзакис был тупым архивным сундуком, столичным попугаем, сволочью и бездарью, но мориски от этого не перестали быть морисками, а приказ – приказом. В том, что таковой уже не только подписан, но и в прямом смысле не за горами, Карло не сомневался. Конечно, гонца можно прикончить, а потом развести руками, мол, ничего не знаю – война, бириссцы, родичи супруги казара, гайифские родичи, если вы вдруг позабыли… А можно написать Забардзакису все, что тот заслужил, и опять же остаться в Кагете, где шадам делать нечего. Пусть стратеги подыхают сами, пусть гонят в поле свою распрекрасную гвардию, которая жрет, как саранча, и вертит задницей, как шлюха. Победоносная, несравненная, непревзойденная, блистательная, великолепная…
Мориски будут долго ржать. Жаль, у них под запретом мужеложство, столичным фифам не помешало бы поуслаждать победителей. Маршал сунул письма в стол, отправил явно ожидавшего разговора Левентиса отдыхать и велел собрать старших офицеров.
Раз приказ о возвращении в пути, начинать подготовку к маршу лучше немедленно.
3
Служба Руппи, с какой стороны ни глянь, закончилась. Дезертир, отбивший государственного преступника, надерзивший фельдмаршалу и в придачу угодивший в плен, имеет полное право плюнуть хоть на субординацию, хоть на утреннее бритье. В Хексберге нет лейтенанта флота, как нет и… адмирала цур зее, хуже того, чем больше Руппи думал, тем сильней ему казалось, что Олафа Кальдмеера нет вообще нигде. И все же Фельсенбург сменил рубашку, причесался и отправился с докладом. Через коридор.
Стражи в доме Бешеного не водилось. Если Альмейда или городской комендант к «гостям» Вальдеса кого-то и приставили, приставленные либо мокли у входа в особняк, либо пили на кухне горячее вино, что было куда умнее. Пленники бежать не собирались, потому что служба кончилась, а свои дороги не начались.
Перед дверью Олафа Руппи замешкался, как мешкал, заходя пожелать спокойной ночи маме, когда та, силясь скрыть обиду, заговаривала чужим дрожащим голоском. Первым уступал отец, затем сдавался старший сын, но в прошлый раз Руперт устоял, ведь речь шла о Ледяном и обо всем, что в жизни есть главного. Адъютант адмирала цур зее делал что должно и таки сделал! Поворачивать было поздно во всех смыслах, но почему бы не отложить разговор и не спуститься к Лёфферу, за которым приглядывает папаша Симон, как и все палачи, знающий толк в перевязках? А ведь не корпи Руппи над анатомией, перевязывать было бы некого… А не огорчи он маму, Олаф остался бы в памяти неизбывным укором. Мертвые укоряют и требуют вечно, это от живых можно освободиться.
– Мыр! – ободрила просочившаяся в коридор Гудрун. Встав на дыбки, утешительница готовилась запустить когти в штаны утешаемого. Это позволяло заняться ловлей кошки и счисткой шерсти, только лейтенант не поддался. Широко шагнув, он вынудил надоеду отцепиться и постучал, как стучал в каюту «Ноордкроне». Дождался приглашения. Вошел.
Олаф тоже каждое утро брился и тоже был застегнут на все пуговицы. Фельсенбург щелкнул каблуками.
– Мой адмирал, имею печальное известие из Эйнрехта. Его величество Готфрид скончался в ночь на семнадцатый день Летних Волн в своей резиденции.
Олаф Кальдмеер медленно поднялся. Сегодня они не виделись, так уж вышло. Они отдельно завтракают, отдельно смотрят на дождь, отдельно дышат.
– Капитан Джильди осведомил вас о подробностях?
– Никак нет! – Проклятье, неужели так будет всегда?! – Мне сообщил шкипер Клюгкатер. Разрешите доложить подробно…
– Чем раньше мы прекратим эту игру, Руперт, тем лучше. – Щека Олафа знакомо дернулась. – Я тебе больше не начальство, но если ты сядешь, нам будет проще говорить.
Руппи сел, в очередной раз не понимая, какого змея Кальдмеер отказался оставить при себе хотя бы Канмахера. Вальдес предлагал, Альмейда не возражал, только Олаф пожелал быть один. Совсем.
