Осин закрыл глаза. Он не думал, что будет так больно. Марина не Галя. Марина полежала не под одним мужиком, прежде чем досталась ему.
— Доступные женщины — удел слабых мужчин, — посочувствовал баритон.
Пристально вглядываясь, как Марина на экране монитора беснуется в экстазе, Виктор выматерился.
— А вот и расчет за удовольствие. — Баритон обошелся без дополнительных комментариев.
Зеленые бумажки поплыли из рук в руки. Двести баксов, подсчитал Осин. Хорошая такса. Марина ласково улыбнулась блондину.
— Завтра приходите. Часа в три.
— Конечно, — раздалось в ответ. — В три.
Снова на экране эротические упражнения и даты. Девятнадцатое июля, двадцатое, двадцать первое. Осин насупился. Марина вернулась тридцвтого. Загорелая, довольная.
— Цены нынче сумасшедшие. Турки дерут с бедных туристов за любую мелочь три шкуры. Кошмар.
Три шкуры и кошмар равнялись…Осин умножил двести на двенадцать дней и застонал от ярости. Он сидел в пыльном, вонючем городе, дышал потом и гарью, улыбался инспекторам налоговой, предлагал взятки. А Марина развлекалась. Стерва. Сука. Дрянь. Скормила наглым выблядкам три тысячи баксов. С экрана лучезарно ухмылялись похотливые морды мальчишек. Виктор выключил комп. Подавил страстное желание броситься в спальню и избить Марину. Нет, он сдержит эмоции. И выгонит ее утром. Сегодня пусть спит. Эту малость Марина заслужила.
Сам Осин не сомкнул глаз. Он лежал в кабинете на диване, думал. Он — не ангел. Не пренебрегал женским вниманием. Не избегал контактов. Иногда случайных. Иногда рискованных. Но что дозволено Юпитеру, не позволено быку. Тем паче корове. «Я за свои деньги получаю удовольствие, не за чужие», — больше факта измены бесила Виктора мысль, что Марина платила пацанам из его кармана. Он маялся, работал, а она, тварь, трудом и потом нажитое, спустила на ретивых жеребцов.
Утром, Осин разбудил любовницу небрежным тычком в плечо.
— Одень халат и выйди в гостиную, — приказал хмуро.
— Что? Что случилось? — всполошилась Марина.
Вопросы разбились вдребезги о дверь спальни. Виктор покинул комнату, даже не обернувшись.
— Что случилось? — Уже сердито спросила Марина спустя мгновение.
— Ничего. — Виктор включил видео и отвернулся к окну. — Смотри.
Он не желал наблюдать за реакцией Марины. Его не интересовало: выдержит ли она характер и промолчит. Или начнет оправдываться и лгать. Или струсит и заплачет. Марина для Осина перестала существовать. Осталась только назвать вещи своими именами.
— Хватит, — раздалось за спиной.
Виктор обернулся. На экране монитора два здоровых самца пристраивались одновременно к одной самке.
— Жаль, нет третьего, — протянул насмешливо, — было бы как в «Эммануэль».
Марина молчала.
— Я так не умею, — с сожалением продолжил Осин. Блондинчик действовал с акробатической ловкостью.
Марина на экране тряслась от возбуждения. У нее дрожали лихорадочно губы, немного косили глаза. Марина в гостиной плотнее запахнула халат, спросила:
— Где ты взял эту гадость?
— Вчера в почтовый ящик подбросили. По телефону пообещали яркие впечатления. Не обманули.
Все-таки Осин волновался. Рубил фразы, как дрова.
— Кто звонил?
— Мужчина, — Виктор пожал плечами. — Он не представился.
— Зачем меня снимали?
Осин подивился женской логике. Как разница зачем? Важнее, за каким занятием.
— Ты хочешь, чтобы я ушла?
— Да.
— Именно сейчас?
— Да.
— Но ведь и ты мне изменял.
Осин не ответил. Кто платит, тот девушку и танцует. Правила Марине известны. К чему лишние слова?
— Возможно, позднее ты пожалеешь…
— Нет.
Два года коту под хвост, думала Марина. Опять все сначала.
— Я вытянула тебя из могилы. Ты бы спился, — ей не стоило опускаться до упреков.
— Я тебе благодарен, — поморщился Осин, — потому и не выгнал вчера. В чем мать родила, на ночь глядя.
За окном вьюжил декабрь. Голой, на морозе было бы холодно.
В июле было жарко. Жаркое солнце, жаркое дыхание, жадные жаркие руки.
Красивый стройный брюнет присел перед Марининым шезлонгом на горячий песок, обжег голодным взглядом и, словно ни к кому не обращаясь; словно самому себе, выдал:
— Ты красивая, чувственная. У тебя соски торчат, как горошины. И попа шикарная. Я люблю красивые задницы, это большая редкость.
От грубого напора, от бесцеремонности, Марина опешила. Ее давно никто так откровенно не «клеил».
— Тебя когда-нибудь трахал профессионал? — спросил парень. Марина отрицательно мотнула головой. Нет.
— Хочешь попробовать?
Наверное, она перегрелась на солнце. Или перекупалась в море. Или передышала пряным соленым воздухом.
— Хочу, — сказала вдруг. — Сколько?
— Проба за счет заведения, — красавец плотоядно облизал губы и приказал, — пошли.
К двдцати шести годам Марина многое повидала, многое перепробовала и полагала: в постели удивить ее нечем. Но, открылась истина в объятиях «солнечного» мальчика, есть на белом свете чудеса. Красавчик старался исключительно ради Марины. Он, как музыкант, играл на ее теле виртуозные пассажи, складывая из поцелуев, поглаживаний, укусов-нот страсти, прекрасную музыку экстаза. Спустя час взбудораженная, воодушевленная, восторженная Марина готова была платить за следующее свидание. Брюнет стоил того.
— Тебе понравилось? — игриво поблескивая карими глазами, спросил он.
— Да, — не вдаваясь в подробности, ответила она.
— Тебе мало одного мужчины. Ты очень напряжена.
Марина, далеко не ханжа и пуританка, только ахнула.
— В следующий раз я приду с напарником, — парень не спрашивал, утверждал. — У тебя хватит денег?
Марина кивнула.
— Завтра ты свободна?
Какие дела на курорте? Ешь, спи, загорай.
— Свободна.
— Отлично. — Парень ушел, одарив белозубой улыбкой. Она осталась и начала ждать завтра. Волны блаженного покоя окутывали тело. Никогда Марине не было так хорошо.
Никогда Марине не было так плохо.
— Мне кажется, — Марина пристально вглядывалась в лицо Осина, — тебя волнует не столько моя измена, сколько выброшенные на глупое развлечение деньги.
У Виктора дрогнул уголок губы.
— И еще мне кажется, ты боишься, что не выдерживаешь сравнения с этими кобельками. Я права? — Марине хотелось диалога, скандала. Холодное равнодушие Виктора лишало отношения всякой перспективы.
— Я не желаю содержать шлюху, — едва ли не по слогам процедил Осин. — Через час, чтобы ноги твоей не было в моем доме! Ясно?
— Ясно, — кивнула Марина. — Более чем.
Круглов
Полтора года назад
Круглов старался побольше проводить времени дома. Отправляясь на прогулки или за покупками, вышагивая по людным улицам, выбирая продукты в магазине, он спешил скорее вернуться в родные стены и ловил себя на радостной мысли: у меня есть дом! Никогда прежде он не жил сам. Всегда рядом были другие, с которыми приходилось делиль кров. Другие хищно вторгались в его жизнь. Крали тишину, покой, отдых. Другие лишали его возможности выбора. Пятьдесят лет Круглов прожил, обреченный терпеть толпу, коллектив, стаю. Сейчас он впервые наслаждался одиночеством.
Круглов не скучал. Подолгу спал, читал газеты, стряпал. В повседневной суете таяло напряжение, ставшее, казалось, привычным за долгие годы заключения. Взамен напряжению в сердце пробуждалось ожидание: что впереди? Комо глядеши? Куда он идет? Свернув с проторенной колеи, судьба разворачивала новый необычный сюжет. Какой? — хотелось бы знать. Вот бы хороший. Старые и плохие давно набили оскомину.
В городе полыхала золотым пожаром осень, бабье лето дарило последнее тепло, воздух пах умиротворением и покоем. Мир и покой — страшная отрава, мир и покой заставляют человека строить планы на будущее. Какое у меня будущее, отмахивался Круглов. Он привык жить одним днем. Не планировать, не загадывать, не ждать. А тут …Хорошее, у тебя хорошее будущее, шептали листья. У тебя замечательное будущее, ворковали голуби, купаясь в лужах. У тебя все впереди, обещало солнце.
Господи! Круглов не узнавал себя. Думал, по лагерям, пересылкам, тюрьмам растерял умение и, главное, желание чувствовать прекрасное. Думал, измученная душа очерствела, закалилась, отвердела. Нет. Паутинками бабьего лета, звонким цокотом утренних дождей, улыбками детворы утверждалась в сердце надежда. На что, ужасался Круглов. Не верь, не бойся, не проси — он привык к волчьим законам. И, нарушая их, тянулся сердцем к коварным слюнявым иллюзиям.
Каникулы, отведенные на обустройство закончились быстро. Дмитрий позвонил, пригласил Круглова в кафе и сразу приступил к делу:
— Нужна винтовка с оптическим прицелом. Достанешь?
— Наверное. Но стрелять не буду.
