«Грех блудодеяния глубоко проник в падшую природу человека. Он начинается прежде падения телом — с блудного помысла, приводит к порочному самоуслаждению, и неотступно начинает преследовать несчастного, пленяя ход его мыслей и чувств, превращая его в раба низкого порока. Не разжигайте в себе бесовские страсти, возлюбленные мои, — звучал с амвона голос отца Бертрана. — Берегите себя… Но не меньший грех совершают и те, — продолжал священник, — кто лишает невинности молодые души, растлевая, толкая их на путь разврата и греха, соблазняя развратными зрелищами, насмехаясь над целомудренными, занимаясь сводничеством — всё это соучастие в убийстве ближнего…»
Отец Жирар был любим прихожанами за безупречное поведение и почти неземную кротость, его слушали в молчании, но вдруг случилось то, о чем история Церкви повествует в житии епископа Амвросия Медиоланского. Стоило отцу Бертрану замолчать, откуда-то из гущи его паствы раздался тоненький детский голосок: «А Анри Карно черти утащат в ад?» Сын местного булочника Карно и соблазнил юную Розалин. Прихожане молча ожидали ответа священника, и тот, улыбнувшись малышу, ответил, что если тот не восполнит нанесённого ущерба, он рано или поздно заплатит за свои деяния.
— Вспомним Писание, возлюбленные. «Горе миру от соблазнов, ибо надлежит придти соблазнам; но горе человеку, через которого соблазн приходит…» — Говоря это, добросердечный отец Бертран не заметил, как странно потемнело вдруг лицо господина Виларсо де Торана. Ногти мсье Франсуа впились в его ладони, и он в молчании дослушал слова Господни, коими его друг увещевал прихожан. — Господь говорит: «Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если повесили ему мельничный жернов на шею и потопили бы его во глубине морской…»
Господин Франсуа невольно вспомнил лицо малыша Тьенну, его небесно чистые глаза, шелковистые тёмные волосы. Это он соблазнил и растлил чистые души, это он превратил юную малютку Сюзанн в хладнокровную стерву, озабоченную только успехом у мужчин да роскошными тряпками, а Этьенна — в бессердечного повесу, чьи жертвы уже исчислялись десятками, отправившего ещё до достижения совершеннолетия на тот свет шестерых — оскорбленных братьев, женихов, отцов… Честно говоря, Франсуа рассчитывал, что одна из дуэлей прервёт жизнь самого Этьенна, и он, наконец, получит долгожданный титул и станет полноправным владельцем отцовских земель, но его расчёты пока не оправдывались. Как назло, мальчишка был неуязвим, точно заговорён, хотя за свои мерзости давно заслуживал или пули, или удара шпагой. Оставалось всего полгода. Срок оговоренной опеки заканчивался в августе.
Но теперь перед мсье Франсуа встал гадкий вопрос, о котором он до проповеди отца Бертрана как-то не думал.
А чего за сделанное с детьми брата заслуживает он сам? Жернов на шею?
Глава 1. В которой читатель знакомится с героями, прибывшими на лето из Парижа в старинный замок Тентасэ
— …Извините, мсье, но дальше я не проеду, — возница повернулся на козлах к трём молодым людям, которые, поняв его правоту, уже покидали экипаж. Дорога в горном ущелье была завалена несколькими огромными валунами. При падении каменные глыбы раскололись, и теперь весь уступ, по которому пролегал их путь, был непроходим.
— Далеко ли ещё? — спросил у кучера Огюстен Дювернуа, субтильный юноша с бледным, довольно невзрачным лицом и пушистыми тонкими, слегка вьющимися волосами, образовывавшими вокруг его лица странное подобие пепельного нимба. Сейчас, когда на волосы падали солнечные лучи, они отливали красновато-рыжими бликами.
— Нет. После завала идите прямо по дороге, вдоль реки, потом увидите старую мельницу, дальше дорога разветвляется, но вы не ошибётесь — замок искушений, ой, простите, замок Тентасэ, он виден издали. Его нельзя не заметить, до него отсюда меньше трети лье, — кучер торопливо развернул лошадей и двинулся в обратный путь.
Молодые люди, взяв вещи, стали осторожно пробираться по самой кромке обрыва, лавируя меж упавших на дорогу камней. Один из юношей — коротко остриженный брюнет с тонкими чертами подвижного лица и умными тёмными широко расставленными глазами, Рэнэ де Файоль, оживлённо поинтересовался:
— Этот глупец просто оговорился? Причем тут искушение? Или это какое-то предание? — Вопрос свой он обращал к Огюстену, ибо приглашение погостить в замке Тентасэ на время каникул в Сорбонне, они получили именно от него.
— Конечно, оговорился. Le château des tentation и Château de Tentaseu — вот дурачок и перепутал.
— Края красивые, но неужели нельзя было расчистить дорогу? — заметил, протискиваясь у каменной глыбы, третий из них — Арман Клермон, одетый как парижанин. На вид он был крепче и куда красивей остальных, но сейчас его несколько портило застывшее на лице выражение неудовольствия. Он не хотел ехать к незнакомым ему людям, всячески противился, и уступил настояниям приятелей в последнюю минуту. Он чувствовал себя неловко, ожидая встречи с незнакомыми ему людьми.
— Полно, Арман. Возница же сказал, что обвал произошёл только в пятницу. Расчистят, — Файоль был оживлён и жизнерадостен. Впрочем, его всегда отличали мягкая плавность речи и подчеркнутое внимание к собеседнику, создававшие ему репутацию весьма обаятельного человека. В нём обращала на себя внимание и та живость, что именуется diable au corps, и хотя многие его жесты могли бы показаться несколько аффектированными, он был очень артистичен.
Неожиданно все они остановились, вынужденные пропустить двух путников, шедших навстречу — разминуться на гряде камней было немыслимо. Клермон удивлённо оглядел встречных — они казались погорельцами, были в копоти, шли, шатаясь, как пьяные. Глаза их были по-монашески отрешённы, один заботливо поддерживал другого, казалось, совсем ослабевшего. Они прошли мимо, одарив их пугающе безрадостными взглядами. Клермон проводил их встревоженными и напряженными глазами. Кто это, Господи? Откуда они? Файоль и Дювернуа почти не обратили на встречных внимание, брезгливо посторонившись. Все молодые парижане проследовали дальше и, миновав мельницу, остановились.
— Вы только посмотрите… — Дювернуа замер, восторженно оглядывая открывшийся на повороте дороги огромный замок.
Да, что и говорить, было на что посмотреть. Излучина реки живописно окаймляла каменистый уступ, на котором, словно вырастая из него, возвышался замок Тентасэ — огромное строение с двускатной крышей и тремя небольшими островерхими башнями. Замок сохранял едва заметные следы многих переделок: некоторые окна были убраны и сровнены со стенами, сложенными из терракотового камня, сходного с тем, что составлял береговые уступы. История тысячелетий, вызывая почтение и восторг, витала над ним. Сзади высилась поросшая лесом горная гряда, и Клермон, внимательно оглядев замок, не мог не оценить его фортификацию. Сейчас, во время таяния снегов в горах, когда реки стали полноводнее, Château de Tentaseu был неприступен. С миром замок соединял только арочный мост, чьи прибрежные опоры были сильно подмыты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
