Вслед за этим он увидел Монику, одетую в костюм норманнской женщины. Она опустилась возле него на колени, и, улыбаясь, протянула к нему руку, чтобы стереть песок с его лица. Марчелло подмигнул актрисе, которая, действительно, была его любимой женщиной и в жизни и в этом фильме.
– Слушай, а ты красиво умирал, парень, – засмеялась она. – Я заметила, что наша новая ассистентка режиссера просто обливалась слезами.
Марчелло радостно сел:
– Ну, да?! Ты говоришь о той маленькой блондинке с хвостиком и красной повязкой?
– Скотина! – завопила Моника и, схватив полную пригоршню песку, швырнула в него.
– Эй, вы, двое, кончайте! – раздался властный мужской голос. – Мы и так уже далеко зашли с этой постановкой, чтобы еще потерять ведущего актера, ослепленного сумасшедшей особой.
Марчелло и его подруга взглянули в эту сторону и увидели, что к ним приближается режиссер Ирвинг Хартман, за которым по пятам следует главный оператор Гарольд Шиндл. Оба были средних лет, лысые, с одинаковыми бородками и в очках с толстыми линзами. Между собой члены съемочной группы, не сговариваясь, давно уже назвали их «однояйцевыми близнецами».
Отряхивая песок, Марчелло поднялся на ноги и, притянув к себе Монику за плечи, повернулся к режиссеру.
– Ну как, Ирвинг?
Тот расплылся в довольной улыбке.
– На этот раз достаточно.
– Слава Богу! – с чувством произнес Марчелло. – Самое время закончить после двенадцати-то дублей!
– Если бы ты после девятого дубля не заехал своим мечом по камере, мы могли бы и раньше закончить, – съехидничал Гарольд.
– Так это же оператор на меня наехал! – возмутился главный герой, – я был как раз на своей отметке, когда он оказался у меня на пути!
– Правда! Правда! – с деланным благоговением вздохнула Моника, – великий Марчелло никогда не ошибается!
Суперзвезда потер бок и состроил гримасу.
– Пожалуй, я пойду домой и попробую полечить свои раны в горячей ванне.
– Может пускай посмотрит доктор? – разволновался Ирвинг.
– Не стоит.
– Супергерои, подобные Марчелло, не бегают по докторам из-за каждого ушибленного пальчика! – снова подала голос Моника.
В ответ Гарольд подмигнул героине.
– Уж ты-то поможешь Марчи залечить его раны, правда, малышка?
Моника ухмыльнулась, а Ирвинг спросил.
– Слушай, Марчелло, ты уверен, что будешь готов к завтрашней съемке? Я все переживаю, особенно, после того, как ты отказался от участия каскадеров в сцене с горящим драконом.
– Да брось! – махнул рукой актер, – это все ерунда. А потом, это все равно последняя сцена в картине, так что ты сможешь доснять все остальное, даже если я сгину в аду, правильно?
– Ну, я, право, не знаю, – задумчиво поскреб бороду режиссер.
– Эй, Ирв! Может лучше побеспокоиться о чем-нибудь действительно важном? Например, вдруг завтра будет погода ни к черту, или ветер помешает?
Ирвинг подозрительно посмотрел на небеса, на которых, и впрямь, показались какие-то зловещие тучи, и пробормотал:
– О, Господи, если придется отменить съемку финальной сцены, боюсь, продюсера хватит кондрашка. Мы и так уже выбились из бюджета.
– Может, стоит нам всем вместе попросить Тора[6], чтобы он сменил гнев на милость? – Марчелло наклонился к земле, поднял шлем Айвара и критически уставился на рога. – Ты знаешь, завтра, когда мы будем снимать погребение в ладье и отплытие в Валгаллу, эти рога, впервые за все время съемок, будут выглядеть естественно и правдоподобно.
Ирвинг мученически закатил глаза.
– Слушай, ты опять начинаешь, да?
Марчелло нахмурился.
– Да, опять. Я, видишь ли, очень серьезно отношусь к своему ремеслу.
На это Ирвинг всплеснул руками и, искренне изумляясь, воскликнул.
– Да кого сейчас волнует, носили или нет викинги рогатые горшки!
– Меня волнует, – не сдаваясь, упрямо произнес Марчелло. – Пойми же ты, викинги никогда не носили рогатые шлемы во время сражения. Их оставляли только для религиозных церемоний или на какие-то особые торжества. Да, вот еще валькирии одевали шлемы с рогами. Позволь тебя спросить, я, что, похож на валькирию?
– Да что ты, в самом деле, голубь мой, – замурлыкала Моника, – ты все, что угодно, только не валькирия.
Марчелло ухмыльнулся и нахлобучил шлем партнерше, а она, забавно протестуя против такой фамильярности, наморщила свой очаровательный носик из-под сидящего набекрень шлема. Настроение на съемочной площадке явно становилось все более игривым.
– Ладно, хватит беспокоиться о правдоподобности, – посоветовал режиссер. – Все равно, уже слишком поздно. И потом, обожающие тебя поклонницы сойдут с ума от восторга, когда увидят на твоей голове дополнительное украшение. Подумай сам, разве мы можем лишить их такой радости?
– Эй-эй, ребята! Я присягу дам, что у Марчелло нет ни рогов, ни хвоста, – съехидничала Моника.
Услышав это, Ирвинг и Гарольд захохотали, а Марчелло погрозил партнерше пальцем.
– Ну, ну… Мы с тобой дома об этом потолкуем, озорница.
Если бы они знали Монику хуже, то и впрямь могли бы поверить, что она испугалась сурового взгляда своего партнера.
Положив ладонь на плечо Марчелло, Ирвинг сказал.
– Я хочу тебе дать несколько советов насчет завтрашних съемок. А потом мы все можем собраться в студии и обсудить итоги дня.
Он кивнул актрисе.
– Моника, а ты придешь в студию?
– Извините, ребята, – женщина передала партнеру его шлем. – У меня сегодня деловое свидание, которое я не могу пропустить.
Марчелло подмигнул ей.
– Ну, тогда пока, беби, увидимся дома. Моника в ответ лукаво взглянула на режиссера и попросила:
– Ирв, я тебя умоляю, не подпускай его к той особе с красной повязкой, ладно?
Мужчина засмеялся.
– Детка, ты меня знаешь! А ты, со своей стороны, проследи, чтобы Марчи сегодня отдохнул, хорошо?
Она повернулась, чтобы уйти и, пригладив свои светлые роскошные волосы, заверила.
– Будь спокоен, я его всю ночь буду баюкать.
Четыре часа спустя, поболтав о всяких пустяках с Ирвингом и встретившись в своем клубе с личным рекламным агентом, Марчелло направился домой. В своем золотистом «Феррари» с открытым верхом, он выехал из Голливуда и, миновав живописную Лоррель Каньон Бульвар, оказался на Холмах. Заходящее солнце, стремительно падая за горизонт, как и сотни лет до этого, посылало на землю свои первозданно яркие закатные лучи, окрашивая дома и деревья в какие-то фантастические краски; свежий весенний ветерок приятно охлаждал лицо. После трудного и напряженного дня Марчелло чувствовал себя ужасно разбитым и, все-таки, умиротворенным и довольным. Однако больше всего на свете он сейчас желал добраться домой, поиграть со своими собачками и залезть в горячую ванну. «Еще, пожалуй, придется взнуздать Монику, чтобы слегка восстановиться и наказать за ехидство», – ухмыльнувшись, подумал он.
