собой; разными они были и по цвету, и по плотности своей.
И взмолились тогда эльфы морские, воззвав к своим богам:
— Вот, рассказали нам боги о земле чудесной; вняли и приплыли мы, дабы исполнить наказ, преобразить и приукрасить её. Но разделились мы меж собою ещё на заре времён, и каждый пошёл своей дорогою. И хорошо эльфам простым, ибо простыми они и остались — довольствуются они тем, что произрастёт на их земле, что родит им плодородная почва; и молоко коров, овец и коз наполняет их желудок всяческой лихвой. Вот и лесным эльфам хорошо живётся, ибо нашли они себя среди стволов древесных, и даже обучают их своему наречию. И как одним пригоже жить в дружбе со скотом да взращивать различные культуры — так и другие постигают все прелести общения с птицами и всеми зверятами лесными. А нам, что делать нам? Ведь в море мы не всякий раз, ибо шторм порой на нём пресильный! Дельфины нам друзья, но они не могут с нами пребывать всё время. Маемся мы в своём отчаянии изрядно, ибо, придумав музыку, на что-то большее не годны. Вот глядим-глядим мы все на камни, и многие века беседуем мы с ними; вот только ответом служит нам молчание, а так не терпится поговорить! Не камни ли отныне нам друзья? Кто бы смог их оживить?
Не поняли боги стенаний, причитаний морских эльфов, но внемлили их просьбе, и вдохнули в камни жизнь.
Спали гномы очень долго; но постепенно, камушек за камушком пришли в движение, и начали осыпаться с ближайшей к морю горы на землю, и началось сие действо в Первом году Первой эпохи.
И испугались эльфы, и сбежались на шум. И пришли в предгорную долину не только морские эльфы, но и все остальные, ближайшие к ним родичи. Они стояли вместе, рядом, но, в то же время порознь, ведь Зло проникло в эти земли ещё до эльфов; и было это самое презлое Зло, какое только можно было себе вообразить. Сейчас оно ещё было молодое, неокрепшее, но подающее огромные надежды… Для того чтобы тот благодатный край когда-нибудь был испепелён да уничтожен.
— Минуло порядком пару-тройку тысяч лет, — Молвил эльф, что рядышком стоял, поближе всех к взбеленившейся долине. — Но такого я совсем не видел.
— Мы увидели воздух, мы увидели землю, — Продолжил эльф другой. — Мы подружились с лесом, подружились с морем; но такого мы не лицезрели никогда!
— Что же там творится, и что же происходит? — Вопрошал эльф третий. — Воистину, для нас это загадка! Необъятна ся земля, ведь горы — нечто новое для нас.
И подошли они ближе, и вот: уже не камни, но какие-то невиданные доселе существа сидят прямо на земле, и стряхивают с себя пыль, отчаянно чихая из-за ярких солнечных лучей, так раздразнивших их ноздри. Недра же земли умолкли, и грохотание в горах на время прекратилось.
Новоявленные взору эльфов создания были коренасты, невысоки ростом, и всё как-то больше вширь они удались; полнёхонькие, престранные на вид пухлецы. Растительность на их теле была в преизобилии — в особенности на их суровых лицах. И если эльфы были бледны, как лунный серп, то новички были ни дать, ни взять ожившие камни — такие же грубоватые, шероховатые, неотёсанные комки; комки шерсти, на вид немного глупые и смешные, но с гординкой во взгляде, и страшно сердитые.
— Уф, уф, уф, как долго же мы спали! — Щетинясь, произнёс один из неизвестных.
— Уф, уф, уф, но всё же пробудились! — Пробурчал ему в ответ такой же преугрюмый тип, стреляя глазками из-под нависших и густых бровей.
— Уф, уф, уф, водицы бы испить! — Шумел третий из непонятных комочков.
— Уф, уф, уф, и желудок плотненько набить! — Ворчал четвёртый.
И подошли к ним эльфы ближе, и развели руками, переглядываясь между собой.
— Хе номэс? Хе номэс?1 — Спрашивали, говорили, и совсем не понимали. — Вы только появились… С чего ж вы голодны?
— Гномес? Кто такой «гномес»? — Переспросил тут самый важный, самый главный из Рождённых горой, подходя к своим.
Этот сородич древних камней был заметно выше остальных своих собратьев; статен и более серьёзен он был. И притихли разом все, ибо понятно стало, что именно он — вождь и предводитель целого народа; племени, что явилось пред лице эльфов из-за скал, гротов и подгорных пещер.
— Нет средь нас никаких «гномес». — Спокойно, степенно и безо всякой обиды и тревоги в голосе изрёк он, выступая немного вперёд. И все его родичи попрятались было за его спиной, но тотчас расправили свои плечи, ибо уже тогда, с самого своего возникновения обрели они и храбрость, и отвагу, и достоинство, и честь — ведь боги, сотворив их, не забыли про них и наделили другим видом своего благословенного дыхания. — Но если слово это ново для вас самих, и не выражает неприязни к нам — стало быть, мы и будем отныне гномами, ибо это первое, что мы услышали после того, как породила нас вон та высокая гора.
— Мир тебе, о славный гном! — Расступились эльфы в изумлении великом, и добавили с глубоким уважением. — Селись, где хочешь, народ нам твой нисколько не мешает; он не ущемит нас нисколько и ни в чём, ибо узрели мы во взгляде твоём великую мудрость уже сейчас, хотя ты только в мир этот явился.
И собрал говоривший с эльфами гном весь народ свой в круг, и сказал так:
— Се, земля наша, что у гор; здесь мы родились.
И дали эльфы гному имя «Нейн», и первым среди гномов был он во всём, и пример всем подавал преподобающий. Суровым, крепким, властным, но к просьбам страждущих — несомненно, соучастным; поучал Нейн гномов любя, ни разу голос не возвысив. Одевался же он неброско, скромно; строг, но многомилостив он был. И слушали его все, и внимали; и чад своих во справедливости да наставляли. Тянулись к Нейну даже змеи, что ползают на чреве своём пред богами древности уже порядком лет. Истинно, истинно это есмь тот, за которым пойдут даже на Край Света — сказывали даже, что тот гном побывал и на Луне, и в глубочайших недрах земли, и даже под водой.
И обучили эльфы Нейна своему языку (каждому из трёх наречий), и овладел он им в безусловном совершенстве; и в ответ обучил Нейн эльфов гномьему говору. И как эльфийский язык был восхитителен на слух, упоительной усладой для ушей, ибо точно музыка лилась, вместо росы из хрустального кувшина
