Герой одного из поздних и едва ли не самых известных рассказов Чехова говорит: «Ах, свобода, свобода! Даже намек, даже слабая надежда на ее возможность дает душе крылья, не правда ли?» («Человек в футляре»). Возвращаясь к языку старой русской критики, к высокому слогу Белинского, где столь уместны слова «пророк», «пророчество», «пафос», следовало бы сказать, что подлинный пафос чеховского творчества сосредоточен в этой надежде: он был последним в классической русской литературе пророком нашей свободы – личной, душевной, общественной.
Он жил во времена глубочайших сдвигов в вековечном укладе российского бытия, когда законы государства, авторитет отцов, моральные прописи Церкви утрачивали власть над людьми и в хаотическом брожении жизни трудно было понять, как сложится завтрашний день. Перед лицом меняющейся действительности люди терялись, и эта потерянность отозвалась в бесконечных исканиях героев Льва Толстого, в жестоких психологических надрывах Достоевского: «Порассказать толково то, что мы все, русские, пережили в последние 10 лет в нашем духовном развитии, – да разве не закричат реалисты, что это фантазия! А между тем это исконный, настоящий реализм! Это-то и есть реализм…»[2]
Время Чехова – это время великих научных открытий, обращенных в будущее и надолго опережавших свой век. Никакого практического смысла не имели и мало кому были в те времена понятны неевклидова геометрия Н. И. Лобачевского, тем более космогонические теории К. Э. Циолковского, как, впрочем, и Периодическая система Д. И. Менделеева, который пророчески говорил, что топить печи ассигнациями несравненно выгоднее, чем нефтью. Ему не верили, слова его казались парадоксом ученого чудака.
Тогда же и чеховский доктор Астров нарисовал свою карту, о смысле которой мы догадываемся только теперь. Сто лет тому назад на русских реках не было ни одной электростанции, никто и слыхом не слыхивал о кислотных дождях. «Русские леса трещат под топором…» Но топор не бульдозер, не самосвал, не лесоповальные машины, которые подхватывают ствол своими мощными механическими руками и срубают дерево, как былинку, превращая таежную чащобу в пустырь. Правда, в лесах уже были проложены просеки железных дорог, по современным меркам – игрушечных, а в топках локомотивов сжигались береза, лиственница и сосна.
Тихо было в мире в те далекие времена: не было самолетов, метро, трамваев, троллейбусов, ни даже этих слов – «авиация», «космос». Не было страшных, леденящих душу кадров видеохроники: стаи белоснежных птиц в разливах мазута и нефти на Балтике; скандинавские шхуны на Северном море, отравленном миллионами кубометров бросовых вод; рыба с полусгнившими плавниками, незрячая, негодная в пищу; светлоглазые дети, теряющие волосы от неведомого недуга. Во всей России погибла в те времена одна-единственная чайка: «В последнее время вы стали раздражительны, выражаетесь все непонятно, какими-то символами. И вот эта чайка тоже, по-видимому, символ, но, простите, я не понимаю…»
Создавая карту Астрова, эту гигантскую экстраполяцию в будущее, Чехов, как Менделеев и Циолковский, опередил свое время на целый век.
При составлении летописи были учтены разыскания, выполненные составителем этой книги для академического Полного собрания сочинений и писем Чехова. Впервые указываются время и место первой чеховской публикации и псевдоним писателя, тоже, по-видимому, самый первый, остававшийся неизвестным в течение долгих лет: Юный старец. Приводятся документы, обнаруженные в архивах московской цензуры, которые проясняют судьбу первого сборника Антоши Чехонте, не вышедшего в свет («Шалость», 1882). Важнейшее значение имеет датировка пьесы «Безотцовщина» (в кино была поставлена под названием «Неоконченная пьеса для механического пианино»). Этой пьесой (1877–1881), предназначавшейся для М. Н. Ермоловой и отвергнутой в Малом театре из-за непомерно большого объема и несценичности, Чехов и начинал свой творческий путь.
Таганрог
1860
17(29) января. Родился Антон Павлович Чехов, третий сын П. Е. Чехова (1825–1898) и Е. Я. Чеховой (урожд. Морозовой; 1835–1919).
Семья Чеховых жила тогда в Таганроге, на Полицейской улице. Дом сохранился до наших дней.
И. А. Бунин впоследствии писал:
«Мы сидели, как обычно, в кабинете Антона Павловича и почему-то заговорили о наших крестных отцах.
– Вас крестил генерал Сипягин, а вот меня купеческий брат Спиридон Титов. Слыхали такое звание?
– Нет.
И Антон Павлович протянул мне метрическое свидетельство. Я прочел и спросил:
– Можно переписать его?
– Пожалуйста.
«Запись в метрической книге Таганрогской соборной церкви: «1860 года месяца Генваря 17-го дня рожден, а 27-го крещен Антоний; родители его: таганрогский купец третьей гильдии Павел Георгиевич Чехов и законная жена его Евгения Яковлевна; восприемники: таганрогский купеческий брат Спиридон Титов и таганрогского третьей гильдии купца Дмитрия Сафьянопуло жена».
– Купеческий брат! Удивительное звание! – никогда не слыхал!
В метрическом свидетельстве указано, что Чехов родился 17 генваря.
Между тем Антон Павлович в письме к сестре пишет (из Ялты. – М. Г.) 16 января 1899 г.:
«Сегодня день моего рождения, тридцать девять лет. Завтра именины, здешние барышни и барыни (которых зовут антоновками) пришлют и принесут подарки».
Разница в датах? Вероятно, ошибся дьякон.
1867
Антон и Николай Чеховы отданы в приготовительный класс греческой приходской школы; отец хотел, чтобы сыновья стали купцами.
«Сливки общества в тогдашнем Таганроге составляли богатые греки, которые сорили деньгами и корчили из себя аристократов, и у отца составилось твердое убеждение, что – детей надо пустить именно по греческой линии и дать им возможность закончить образование даже в Афинском университете» (М. П. Чехов).
1867–1875
Братья Чеховы постоянно пели в церковном хоре; руководил этим хором их отец.
1868
Антон был определен в приготовительный класс 2-й Таганрогской мужской гимназии.
1869–1879
Учеба в гимназии.
Много сил и времени отнимала бакалейная лавка отца, где нужно было присматривать за порядком, обслуживать покупателей. В 3-м и 5-м классах Антон оставался на второй год из-за отставания по арифметике, географии и греческому языку.
Вместе с братьями Иваном и Николаем обучался портняжному и переплетному ремеслу в ремесленном классе при таганрогском уездном училище.
На каникулах бывал в деревне Княжей у дедушки Е. М. Чехова, управляющего имением графа Платова, в других богатых имениях и на хуторах под Таганрогом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
