— Кто? — спросил Малтрэверс, вновь поглощенный ходом матча Суррей — Йоркшир.
— Дженни Хилтон.
Его реакция удивила ее. Резко отложив свою газету, он протянул через стол руку.
— Дай-ка посмотреть.
Несколько секунд он рассматривал снимок, хмурясь, стараясь что-то вспомнить.
— Стала лучше, чем прежде. Еще красивее.
— Еще красивее?
Тэсс разглядывала его с интересом.
— В твоем прошлом есть что-то, о чем ты мне не говорил?
— Да нет.
Он ностальгически улыбнулся.
— Когда-то я был в нее безумно влюблен, вот и все.
— Правда? А ты мне об этом не говорил. — Тэсс вновь взяла газету и стала изучать фотографию более критично. — А я и не знала, что у меня есть такие предшественницы.
— Не знала. Но эта страсть была безнадежна. Она была невероятно знаменитой, а я подростком с фантазиями.
— Фантазиями? — повторила Тэсс ехидно. — И что, они были очень грязными?
— Ступайте тихо, потому что вы ступаете по моим мечтам, — предостерег ее Мэлтрэверс. — Это все было очень наивно, но ведь и ты пережила в юности крушения мечтаний. Ты же была влюблена в чьего-то старшего брата. Как его звали? Джейсон?
Тэсс подернула плечами.
— Рэч. Я до сих пор волнуюсь, когда вижу кого-нибудь на нортоновском мопеде. Из-за него я проглатывала пиво полпинтами. А у него были веснушки.
— Так что не попрекай меня Дженни Хилтон. В те дни не я один был увлечен ею. — Он с недоверием покачал головой. — Боже, это было больше двадцати лет назад.
— Мы были ужасно молодыми, милый, — голос Тэсс опустился на две октавы ниже, и она театральным жестом через стол протянула руку и обхватила его запястье.
— Теперь мы старые и мудрые и нашли настоящую любовь.
— Но нас до сих пор волнует мопед или газетная фотография. Давай почитаем, что здесь написано.
Тэсс протянула ему газету и стала убирать со стола, пока он изучал раздел хроники.
«Среди присутствовавших на вчерашней премьере новой пьесы Тома Конти я заметил Дженни Хилтон, которую едва ли кто-нибудь видел с 1968 года, когда она ушла из кино и исчезла. Тем, кто ее забыл, напоминаю, что ей принадлежит одно из блистательнейших имен шестидесятых годов, четыре верхние позиции в хитах, а затем, когда она переключилась на актерскую деятельность, — Оскар за лучшую женскую роль — в «Марии Стюарт.» Я попытался заговорить с ней, когда она покидала Альбери, но мадам Хилтон была также уклончива, как раньше. Однако насколько я понял, она вернулась и живет в Лондоне. Она была одна, и я не заметил никаких признаков тех торжественных эскортов, которые сопровождали ее в былые дни. Жаль! Как видите, эта леди все еще очень мила.»
— Ты помнишь ее? — спросил Малтрэверс, закончив чтение.
— Едва. — Тэсс помыла посуду — две чашки и пару тарелок для тостов — завтрак всегда был минимальным, и вытирала руки. — Я смотрела фильмы с ней по телевизору — она была очень хороша, но тогда она была очень большой, а я — очень маленькой. Сколько ей лет?
— На четыре года три месяца и шесть дней старше, чем я, — ответил Малтрэверр. — Я это разузнал. Когда тебе семнадцать, это большая разница в возрасте.
— А когда тебе было семнадцать лет, мне было шесть, — добавила Тэсс. Я увлекалась сказками и стишками, а не поп-звездами.
— Не знаю, почему ты живешь со стариком.
— Из-за денег.
— У меня нет никаких денег. Я голодный автор.
— Но со страховым полисом и двухкомнатной квартирой в Хайбери.
— Хайбери и Айлинггон, — поправил Малтрэверс.
— Если ты собрался ее продавать, не упоминай Айлинггон. А я свою буду продавать, — проходя мимо, Тэсс взъерошила ему волосы. — А пока что я буду работать. Мне нужно быть на студии в одиннадцать.
— Ах, да, это то озвучивание, где ты играешь мыльный пузырь. Прекрасная роль для классной актрисы.
— Мне платят сто фунтов в час, и будет большая рекламная кампания по телевидению — отозвалась Тэсс из другой комнаты.
Гонорар за повторное прокручивание будет сказочный. Если Джуди Денч не стесняется таких ролей, почему я от них должна отказываться?
— Она не играет мыльные пузыри, — прокричал ей Малтрэверс. Я не дейм[1] и не играю Клеопатру в Национальном театре. Теперь оторвись-ка от своих занятий и займись делом.
Малтрэверс просмотрел почту — три счета, проспект «Ридерз дайджест» и чек на гонорар, который не мог внести принципиальных изменений в его бюджет, — и взял все это с собой в переднюю комнату, где в эркере, выходящем на Копперсмит Стриг, стоял его стол. Он купил эту квартиру в семидесятые годы, когда начиналась его карьера на Флот Стрит, и был поражен ценой, баснословной по сравнению с ценами на недвижимость в его родном Чешире и в Центральных графствах, где он работал до переезда в Лондон. Но если она обошлась ему в свое время в пятнадцать тысяч, сейчас эта сумма благополучно выросла в шестизначную. Он был в положении, характерном для многих лондонцев, — обладая недвижимостью, стоящей целое состояние, и постоянно испытывая финансовые затруднения. С тех пор, как он оставил каждодневное занятие журналистикой ради прихотливой карьеры романиста и драматурга и, время от времени, автора литературных страниц в газетах, его доход и стоимость жизни шли голова в голову — так тесно, как на скачках, исход которых нельзя определить без фотофиниша. Но заработки Тэсс позволяли им сохранять определенное благополучие. «На радость и на горе» они теперь жили вместе, но она не продавала свою квартиру в Мусуэл Хилл и сдавала ее на краткое время другим актерам, которым было необходимо остановиться в городе, что приносило дополнительный доход. Если бы они поженились, то могли бы продать обе этих квартиры и позволить себе… но брак ушел куда-то на второй план. Чувствуя, что у Малтрэверса не прошло еще похмелье после первой женитьбы, Тэсс мудро избегала даже шуток на тему брака. В результате один из их друзей охарактеризовал их как самую супружескую несупружескую пару, которую он знал. Малтрэвертрс загрузил систему и закурил сигарету, пока компьютер, шурша что-то про себя, собирался выдать на дисплее меню. Он вызвал третью главу новой книги, которую закончил накануне, исправил опечатки и стер абзац, пораженный его хроническим заболеванием — неумеренным употреблением эпитетов. Он быстро напечатал еще три абзаца и сразу же их стер. Курсор мигал ему, взволнованный зеленый спринтер, ожидающий команды, чтобы понестись через поле экрана, оставляя за собой бессмертную прозу. На улице остановилась машина с молоком, постояла минуту и загудела, отъезжая, Малтрэверс провожал ее взглядом, пока она не скрылась из вида. Разглядывая алые цветы пиона, растущего у ворот, он подумал, что так и не собрался спилить засохшее дерево, помахал рукой проходящему мимо соседу, вытянул шею, чтобы посмотреть, не подняли ли шторы в семнадцатой квартире, где они были закрыты уже три недели, что начало интриговать их с Тэсс и, наконец, взяв с полки над столом свой первый роман, открыл его наугад, чтобы убедиться, что он сможет вновь сделать то, что уже получалось раньше. Обнаружив несколько мест, которые стоило бы переделать, он почувствовал какой-то импульс, уронил книгу на пол и, подперев руками подбородок, уткнулся в экран, как будто ожидая от него вдохновения. Но единственно, что мог сделать экран, это — ждать. Через несколько секунд его мысль разогналась, и он стал писать, не давая анализу остановить поток слов. От текста, выходящего у него из-под пальцев, могло сохраниться не более десяти процентов, но дожидаться стопроцентно удачного варианта не приходилось. В комнате вновь появилась Тэсс, элегантная в желтой шелковой блузке и костюме из бургунди. В это время Малтрэверс был поглощен работой, и лишь пробормотал что-то неопределенное, когда она перед уходом поцеловала его в голову. Через час, когда, выдохшись, он пошел сварить себе чашку кофе, у него было готово более тысячи слов. Когда он вернулся на место, зазвонил телефон.
— Гус? Это Майк Фрейзер. Рад, что тебя застал. Можешь сделать для нас интервью?
— Сколько?
— Не будь таким меркантильным. Сотрудничество в «Кроникл» должно рассматриваться как привилегия.
— Привилегии на хлеб не намажешь, а у меня обед без масла стынет. А знаешь ли ты, что прерываешь великий процесс творчества? Создается бессмертная проза.
— Тогда ты должен ожидать нашего обзора, так что будь уж другом.
Малтрэверс шутил, и Фрейзер, редактор отдела культуры, знал это. За три года, прошедшие с момента основания, газета снискала себе репутацию издания, публикующего качественные материалы, и Малтрэверсу льстило, что его имя появляется в одних колонках с именами Элана Беннета и Энтони Берджеса.
— Ну хорошо, ты меня уговорил, — сказал он. Что там у тебя?
— Интервью с Дженни Хилтон. Помнишь ее?
— Я не только ее помню, мы с Тэсс говорили о ней сегодня утром. Ты читал заметку в «Экспресс»?
