Часть II
Апокалипсис
Моя прошлая жизнь, до знакомства с Андреем, была наполнена одними метаниями, косвенным участником которых являлся мой дядя и единственный друг, росший со мной с самого детства – Серёжка. Ему, кажется, нравилось наблюдать за мной, слушать идеи, когда-то впитанные из книг моим мозгом, неоконченные, додуманные и извращенные до неузнаваемости. Иногда Серый говорил, что восхищается мной, иногда, что я злая и сумасшедшая, но это ничего, потому, что из-за этого со мной интересно.
Взгляды и точки зрения на вещи часто менялись, иногда, придя к тому или иному выводу, я целый день ходила с улыбкой, вся во внутреннем удовлетворении, при этом зная, что пройдёт неделя – две, я узнаю новые факты, переживу ещё пару бессонных ночей – и мнение вновь изменится. Мировоззрение моё формировалось как кувшин на гончарном круге, динамично переливаясь, затем, наконец, посудину снимали с круга и давали застыть, чтоб потом снова кувшин падал из рук нерадивого мастера по пути к печи для обжига, и разлетался. Как голуби разлетаются в стороны, если ребёнок с визгом бежит на них.
Всё-то мне хотелось найти смысл жизни. И только годам к двадцати до меня допёрло, что он, этот смысл, подобен элементу выживания. Любой род – львов, котов, лис, людей, комаров – стремится выжить. Смысл делает человека жизнеспособным. Более жизнеспособным, чем просто цель жизни или цели. Смысл жизни подобен пище, подобен жажде, тяге между животными к спариванию. Религии призваны давать смысл, всем один и тот же. Всех грести всех под одну гребенку своими готовыми ответами на все вопросы из одной большой человеческой энциклопедии жизни. И религии и эзотерика готовы предоставить некие знания и правила жизни на блюдечке. Но знание добывается трудом, потом и кровью. Не существует большой готовой энциклопедии ответов на все вопросы. Ну и в чем религиозный смысл? Ответ прост: служить богу. А кто такой бог? « А вот этого мы вам не скажем – хором отвечают религии, устремляя мудрые взоры в облака – мы не знаем, никто не знает. Но ему надо служить». Потом лица религий меняются, одна из них подскакивает и начинает вопить во всё горло, выхватывая из ножен меч. И начинается мясорубка, что Верден нервно курит.
Я – это физико-химический, или, как бы сказали теоретики биоцентризма, информационный процесс. Клетки моего тела отмирают, на смену им приходят новые, и нельзя сказать подлинно – что есть я, ибо клетки моего тела проходят полное обновление где-то за семь лет, … То есть я существую только в форме процесса. Я льюсь телом по времени и пространству. Правильнее – только по пространству, ибо время всего лишь одна из его характеристик. То есть, чем быстрее преодолеваешь пространство, тем сильнее вязнешь в нём, сливаешься с ним. Чем меньше времени тратится на перемещение в пространстве, тем больше объект движения словно становится пространством, набирая бесконечную массу – при приближении к порогу световой скорости. Именно поэтому порог непреодолим.
Человек рождается из тех частиц, которые кружились во Вселенной хуеву тучу времени до его рождения, до рождения земли. Атомы, из которых состоит плоть – пришли из недр Солнца или другой звезды. А звёзды образовались из других частиц, которые кружились в момент рождения вселенной. То есть, ничего нового не родилось со времени Большого Взрыва, если он был – я иногда шучу, что жизнь сделала меня скептиком, не верящим даже в существование Индии, потому, что не я летала туда ни разу. Материя всего лишь преобразовывалась. И появилось сознание. Человек, то бишь. Может, после смерти сознание пропадет, а материя продолжит свое бесконечное путешествие. То есть смерть не означает смерть, конец, каюк. Смерть очень грубое слово. Её не существует. А как же сознание, спросите вы, оно же бесценно. Да откуда вам знать? Сознание способно лишь запугать человека непонятностью мира и конечностью тела, и с ним, телом, самого сознания. Оно понимает, что ему не выжить, в любом случае. Максимум – прожить лет сто двадцать. Поиск смыслов, муки – это горе от сознания. С чего вы взяли, что оно важно? Что интеллект – вообще не тупиковый путь развития человечества, как вида? Смысла в жизни нет априори. Смысл – это не критерий бытия, ибо критериев у последнего нет, это не физический закон как, например, закон центробежной силы, а суть субъективная штукенция, нужная человеку для укрепления зоны комфорта. Не узнать смысл, если даже он имеется, что маловероятно, и после смерти, так как знания в известной нам форме уже не будет. Каждый уходит туда, где и был до рождения. Это, от части, потеря себя, то есть сознания, личности, лица. Но так ли оно, лицо, важно в масштабах вселенной? Каждый из нас – часть вселенной, а не что-то отдельное от неё. И нет никакой иерархии. Цветок равен коту, кот – человеку, человек – камню. Материя не иерархична по ценности, по сути, по смыслу. Она различна физически, но не имеет оценочного характера. Не надо бояться смерти. Смысла не найти, но можно его придумать, если худо живётся, как заявляли безумные и безудержные абсурдисты. Чаще всего придумывают – то есть делают – детей, а потом называют их смыслом. Я уже думала о детях, особенно мысль приходила мне в голову, когда я готовила себе кашу или заваривала кофе, или мыла полы – ребёнок бы пригодился. Но нет, я не настолько сволочь, чтоб заводить детей.. А спросит меня ребёнок: «мамуль, в чём смысл жизни?» А я такая отвечу: «ну, доченька, это такая вещица, которые люди придумывают себе, чтоб легче жилось». Девочка посмотрит на меня большими глазами и снова спросит: «мам, а зачем тогда мы живём? Для чего мы тут»? Я в ответ пожму плечами, отвезу дочку в гости к родственникам и уйду в запой. Нет, я не такая сволочь, чтоб заводить ребёнка.
До того, как нас с Андреем познакомила нелёгкая, я училась на истфаке и жила в общаге. Моя соседка бывала в комнате несколько раз в неделю, и большую часть времени я тратила на стихи, чтение, учебу, пьянство и гулянки. Жизнь струилась во мне, бурлила, очаровывала своими яркими красками, потерями, мимолётными мгновениями удовлетворенности.
У науки нет законченной истины, господин Лосев? – спрашивала я обшарпанный общажный потолок, откидывая в угол чертову «Диалектику мифа». – Тоже мне открыли тайну. У кого есть законченная и незыблемая истина? У религии. В этом то и её проблема. Она не развивается, она заглохла, из движка культурного развития превратилась в тормозные колодки для вращающегося колеса бегущей вперёд цивилизации.
На столе стояла пустая бутылка из-под водки, а рядом с ней полная только что открытая – так проходила подготовка к экзамену на последнем курсе. Помню, начиналось утро, до экзамена оставалось десять часов, и я надеялась, что успею проанализировать билеты и протрезветь. Прекрасно помню, что последнее не вышло. Но одной ночи меня хватило на четыреста с копейками страниц книг. Я чувствовала себя как рыба в воде, готовясь к экзаменам за ночь перед ними, поскольку совсем охренела от накрывшего меня юношеского максимализма. Мне казалось, что я как Ницше, как Достоевский, как Паганини! Мне казалось, что я уникальна, интеллектуальна, гениальна, что у меня впереди только открытия и страдания. Открытия и страдания – как время и пространство, одно и то же, только с разных ракурсов.
Школьные и университетские годы для меня были временем, когда топливом познания являлись книги. В дошкольный период, как и в послеуниверситетский, миропознание больше осуществлялось путём опытным: сделаешь корявое сальто с трамплина в речку, не уделяя должного внимания равновесию, шлёпнешься о водное полотно всей спиной – и перестанешь относиться к прыжкам в воду столь халатно.
Иногда читать книги мне становилось вредно. Конечно, речь идёт о хороших книгах. Такими книгами я называю те, что содержат в себе идею или интонацию. Но наступает время, думала я, когда пора уже самостоятельно создавать идеи и воплощать их, вырабатывать свою интонацию письма и мысли. На последних курсах я зачитывалась научной литературой, художественной, статьями о квантовой механике. Как-то раз один аспирант, проводящий у нас семинары, вызвал меня рассказать о смене научных парадигм и технических революциях.
Аспирант любил внимание и уважение, для чего использовал пафосную манеру речи и жестов, впрочем, упрекнуть молодого учёного в некомпетентности было бы совсем неправильно. Он публиковался, прекрасно ставил лекции, удерживая внимание аудитории интересными фактами или историями. На самом первом занятии он, представившись, сразу обратился к студентам: « Очень часто вы, по университету, обращаетесь друг к другу – «эй, чувак!» – а вы знаете хоть, что это слово означает? Кастрированный баран. Да-да. Подумайте об этом».
«Сегодня, в основе современного научного мировоззрения лежат достижения Квантовой Механики – начала я рассказывать вопрос, вынесенный на семинар – к сожалению, популяризация науки в настоящее время и в настоящем месте слаба, в сравнении с Европой и Америкой, и, по этому, всё же небольшое количество людей имеют какое-то представление о Квантовой Механике. В основе современной концепции естествознания лежит представление о рождении Вселенной из Большого Взрыва. Считается, что белковая жизнь произошла путем реакций неорганических элементов, из которых и возникла органика. Развитие видов, по мнению большинства ученых, и происхождение человека, наиболее полно отражает теория эволюции.
