– Почта, – объяснил проводник. – Ума не приложу, кто может писать хоть кому-нибудь в этом городишке.
Капитан кивнул.
– Было время, когда прибытие проходящего почтового поезда через Найтсвилл считалось большим событием. Особенно спецпоезда, в семь тридцать. Весь город, казалось, вздрагивал и оборачивался в тот момент, когда он, сверкая огнями, проносился мимо. – Капитан посмотрел на рельсы. – А где приспособление, которым подхватывали мешок с почтой, если он ненароком вылетал из вагона?
Проводник снял фуражку, провел рукой по потной голове.
– Не знаю, капитан. Наверное, это было еще до меня.
– Да, конечно. – Капитан снова взглянул на обшарпанное здание. – Магазин Алвы… Он все еще принадлежит Ламбертам?
– Не знаю… – Проводник пристально смотрел на капитана. – Вы вроде бы сказали, что никогда не бывали здесь?
Капитан рассмеялся, хлопнул его по плечу.
– Верно… Ну, поблагодарите железную дорогу от моего имени за приятное путешествие.
Он дотронулся до своего берета, повернулся и медленно пошел вверх по дороге. На вершине холма, за магазином Ламберта, улица расширялась и переходила в четырехрядное шоссе. На перекрестке стоял светофор. Черный асфальт плавился под лучами полуденного солнца. Примерно в четверти мили отсюда стоял большой белый дом, обращенный окнами на шоссе. Когда-то усадьба Найтов была окружена густым девственным лесом. Теперь деревья вырубили по обеим сторонам шоссе и перекрестка ярдов примерно на пятьсот, как показалось капитану. Он не ожидал увидеть этот район таким оголенным.
На углу стояла бензозаправочная станция, на противоположной стороне – еще одна. По диагонали от капитана расположился «Парк развлечений» – так указывала вывеска. Маленький, пыльный, высохший. Подобные смехотворные оазисы можно увидеть по всей Америке, вдоль основных магистралей, чаще всего на развязках, где путешественники останавливаются, чтобы наполнить бак бензином и прервать хотя бы на полчаса монотонность дороги. Рядом закусочная: «Горячие сосиски с соусом «чили». Супербургеры. Пицца. Холодное пиво и содовая». Парк развлечений занимал площадь примерно в два акра. Там были карусели, автомобильчики, двигавшиеся по кругу, – для малышей, мини-гольф. Однако, по всей видимости, наибольшим успехом пользовались платные туалеты.
В центре парка стояла гипсовая статуя высотой примерно двадцать пять футов – средневековый рыцарь на коне. И рыцарь, и конь покрыты побелкой. Рыцарь держит копье на изготовку.
Вывеска поверх закусочной гласила: «Добро пожаловать в царство белого рыцаря. Отель в древнем замке. Коктейль-холл и ресторан – прямо, 1500 футов».
Стрелка указывала в сторону белого дома, окруженного невысокой каменной стеной, отделявшей его от дороги и прилегавшего к ней парка. По-видимому, стена поставлена сравнительно недавно и предназначена для защиты от оползней. Раньше-то землю вокруг дома на протяжении многих веков надежно защищали корни деревьев.
Он дождался зеленого света светофора, перешел улицу и направился к «замку». На губах его появилась усмешка. Да, на расстоянии замок еще как-то смотрится, но вблизи ветхость его становилась все более очевидной. Подобно многим гостиницам и мотелям на перекрестках дорог его существование зависело от того, удастся ли привлечь тех, кому не хватило места в более приличных отелях, да еще тех, кто слишком задержался в Парке развлечений, чтобы ехать дальше. Краска на его стенах облупилась, так же как и на лошадках обветшалых каруселей. Сланцевые плиты крыши, некогда являвшие собой гордость всех домов на Гудзоне, не исключая и Ривер-рич, теперь выглядели полуразрушенными; некоторых плит вообще не хватало.
Парадный вход закрыт и заколочен. Вверх шел ряд ступеней к новому входу. Над дверью светилась неоновая вывеска: «Коктейль-холл». В окнах, в рекламных огнях, жаждущих приглашали отведать «Рейнголд», «Пабст» и «Роллинг-рок». Старую тропинку, сбоку от дома, расширили и заасфальтировали. Она вела на задворки дома, где располагалась площадка для парковки. Капитан пошел вверх по тропинке, насчитал семь автомобилей. Вместо живой изгороди теперь двор отделяла от кладбища цепочная ограда.
Состояние кладбища оказалось еще более удручающим, чем все остальное. Похоже, прогресс полностью выдохся, не дойдя до этого злополучного городка. Сорняки, густая трава, дикие цветы заполонили всю территорию, скрыв под собой могилы и небольшие надгробные плиты. В борьбе с природой выстояли только памятники в самом центре кладбища. Здесь нашли успокоение многие рыцари.
Капитан положил сумку на землю и стал пробираться сквозь густую растительность. Это напомнило ему джунгли Вьетнама. Там трава тоже как будто цеплялась за ноги, словно говорила: «Возвращайся назад».
Возвращайся назад…
Возможно, это самое разумное, что он может сделать. А еще разумнее было бы вообще сюда не приезжать. Он нетерпеливо раздвинул стебли руками и продолжил путь.
Из яблоневого сада позади кладбища выбежали двое мальчишек. Один из них, постарше, гнался за другим. В руке он держал пригоршню яблок, собранных с земли под деревьями. Кинул на бегу яблоком в мальчишку поменьше. Яблоко пролетело мимо его уха и расплющилось о камень.
Капитан усмехнулся. Когда-то он тоже играл в эту игру, летом, когда они ездили к сестре матери в Мичиган. Фрукты, гниющие под деревьями в конце сезона, представляли собой смертельное оружие в ребячьих битвах.
Преследуемый спрятался за одним из больших надгробных камней, благополучно избежав с полдюжины «снарядов», потом со всех ног припустил к площадке для парковки, пересек ее, прыгнул через забор и был таков. Сбежал, подумал капитан. Однако как оказалось, он слишком поспешил с выводами. Такое не раз случалось и во Вьетнаме. «Снаряд» все-таки настиг мальчишку, ударил за левым ухом.
«Голова треснула, как спелый арбуз. Брызнула человеческая шрапнель – кровь, мозги, осколки костей…»
Капитан вытер пот с лица и непроизвольно содрогнулся. Ведь это всего лишь расплющенное гнилое яблоко, ничего больше. Мальчишка, хохоча, вытирал голову носовым платком.
– Ах ты, зараза! Ну, погоди, я с тобой рассчитаюсь!
Капитан повернулся и пошел дальше. До кладбища доносилась музыка из громкоговорителей у карусели в парке. Музыка тысяча девятьсот семьдесят третьего года…
Она представлялась ему такой же чужой и непонятной, как новая мораль и стиль поведения. Правда, этот мотив он узнал: его без конца крутили в закусочных на военно-воздушной базе Кларк и в Трейвис-Филде. Какая-то рок-звезда, британец, который и говорить-то по-английски толком не умеет. В песенке капитану слышалось что-то призрачное, неотступное, соответствовавшее его настроению: «Снова я в одиночестве… как всегда…»
