На протяжении многовекового пути своего развития история философии создавала и поныне создает различные классификации школ и течений. И в этом в истории мысли проявляются глубинные закономерности прогресса философии, вновь и вновь обращающейся к своим истокам, к своему прошлому, дабы оценить его с позиций современности.
Школы и направления, выделяемые в истории философии, весьма многообразны. Определяющим принципом классификации было и остается выделение двух противоположных философских позиций — «линии Платона и линии Демокрита» — идеализма и материализма, а также прослеживание изначально присущих философскому мировоззрению того или иного мыслителя черт диалектики или метафизики.
Наряду с этим общим принципом в истории философии используются и более частные, значение которых ограничивается либо конкретным историческим периодом, либо сравнительно узким кругом мыслителей, входящих в предлагаемые классификационные разделы. Таким частным принципом классификации является выделение в истории философской мысли «академической» и «неакадемической» традиций, которые обнаруживали себя еще в античности, хотя и не сохраняли абсолютной устойчивости, проявляясь подчас лишь в отдельных аспектах мировоззрения того или иного философа. При этом «неакадемическое» направление характеризовалось пониманием предмета философии как поиска смысла жизни. Представители этой традиции отрицали избранный характер философского знания, содержанием которого, по их мнению, должно быть не рациональное постижение мира, а поиски мудрости, основанной на переживании жизни. Для философов «неакадемической» традиции подчас характерно нечеткое разграничение философии и художественного творчества. Их сочинения можно поэтому назвать художественной философией, подразумевая при этом их близость к философской беллетристике. Мир природы окрашивался «неакадемистами» в человеческие краски, гуманизировался. Поиски строго научного мировоззрения уступали у них место попыткам установить единое мироощущение, сочетающее теоретические рассуждения, религию и образ жизни, в рамках которого философия становилась мудростью, прилагаемой к повседневному опыту.
В Соединенных Штатах XIX в. «неакадемическая» традиция наиболее полно раскрылась в жизни и философском творчестве Генри Дэвида Торо. Он не раз высказывал отрицательное отношение к университетской, академической философии, главный порок которой видел в ее «бесполезности». Впадая в определенную крайность, Торо считал, что вся традиционная философия есть побочный продукт развития цивилизации, а не плод истинной духовной культуры. Философия как сугубо академическая дисциплина имеет смысл, по мнению Торо, только для тех, кто ею профессионально занимается. Эта «профессорская» наука, погрязшая в нескончаемом обсуждении теоретических нюансов, ничего не объясняет людям, не дает им никакого руководства в практической жизни. Философское знание должно быть лишено самодовлеющего характера и приближено к решению «человеческих проблем». «У нас сейчас есть профессора философии, — писал Торо, — но философов нет. Но и учить хорошо, потому, что некогда учили и на собственном примере. Быть философом — значит не только тонко мыслить или даже основать школу; для этого надо так любить мудрость, чтобы жить по ее велениям — в простоте, независимости, великодушии и вере. Это значит решать некоторые жизненные проблемы не только теоретически, но и практически. Обычно же успех знаменитых ученых и мыслителей подобен успеху царедворца, а не властелина или героя…Истинный философ даже во внешнем образе жизни идет впереди своего века» (9, 19–20)[1]. Такова в общем виде программа Торо, близкая по своему пафосу к идеям Ж. Ж. Руссо, высказанным им в «Рассуждении о науках и искусствах». В приведенном отрывке кроме нигилистической опенки академической философии содержатся и позитивные моменты, позволяющие судить о взглядах Торо на сущность и характер философии вообще. Торо опирается на два понятия: «мудрость» и «образ жизни». Следуя античной традиции, он понимает термин «философия» как «любовь к мудрости». Философия, по его мнению, призвана научить человека умению жить «в простоте, независимости, великодушии и вере». Но подобное умение — конечный результат нравственной эволюции. Ему должен предшествовать длительный путь обретения философского самосознания, в процессе которого соединяются совершенное понимание смысла мира (мудрость) и применение этого понимания к практическому бытию (образ жизни).
Мудрость придает духовной жизни человека философскую осмысленность. При этом «мудрость», как ее понимал Торо, чужда как оторванному от жизни теоретизированию, так и заземленному морализаторству. «Сам титул „мудрый“ по большей части применяется неверно, — пишет он. — Как можно быть мудрым человеком, если не знать лучшего способа жить… Если быть всего лишь интеллектуально более изощренным?.. Разве мудрость заключается в бездушной рутине? Разве не учит она, как стать совершеннее с ее помощью? Разве нечто такое, что называется мудростью, не приложимо к жизни? Разве она всего лишь мельник, перемалывающий совершенную логику? Вполне уместно поинтересоваться, как именно жил Платон. Осуществлял ли он свою жизнь более успешным способом, чем его современники, или же он склонялся перед жизненными трудностями, подобно другим людям?
Преодолевал ли он эти трудности с безразличным видом, или же он принимал облик возвышенный и одухотворенный?» (10, 4, 462–463). Таким образом, даже Платон проходит у Торо проверку на «мудрость».
Стремление Торо приблизить философию к жизненно важным для человека проблемам было основано и на убеждении в том, что истины науки не имеют практической значимости: «Математические истины чужды жизни человека, наполненной теплотой существования. Эти истины всего лишь холодные и бесплотные основы подлинных истин» (12, 182). Под подлинными истинами философ понимал истины, позволяющие «решать некоторые проблемы не только теоретически, но и практически».
Каково же значение понятия «практика», широко используемого Торо? «Практика» Торо сугубо индивидуалистична. Она не подразумевает переустройства общества на основе философской теории или проверку правильности теории ее практическим применением. «Практика» Торо — это всего лишь внесение теоретически осмысленных этических норм и понятий в индивидуальный жизненный опыт. Ведь мудрость, в трактовке Торо, по сути своей глубоко интимна и не предполагает коллективного участия и поиска.
Сведение философии к мудрости и дальнейшее погружение мудрости в образ жизни подразумевало у Торо интуитивно-эмоциональное, а не рациональное освоение мира. Строгая теория, как видим, была им отвергнута. Но «нестрогая» оказалась слишком зыбкой, почти бесформенной. Программу реконструкции философии, выдвинутую Торо, отличала очевидная неопределенность. Это вынудило его искать иное основание для своей философской системы. Таковым, по его мнению, должен был стать этический ригоризм.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
