— Для тех кто знает как ходить под парусом, она — средняя, то есть для меня, в самый раз.
Я решила, что Хогарт — суперагент, потому что на нем всегда один и тот же серый костюм, сорочка желтоватого цвета и блестящие черные туфли.
“Он их наверняка очень любит, раз так заботится о них.”
Хогарт субтилен и по виду сплошная канцелярская крыса — невзрачная внешность, жидкие, лоснящиеся, гладко зачесанные назад волосы, прозрачные глаза, обычно не выражающие ничего, мелковатые черты, обычно с одним и тем же выражением лица. Один только нос стал набирать размеры с возрастом, но все равно не стал главным достоянием его крысиной внешности.
Спроси меня кто-нибудь как он выглядит и я затруднюсь с описанием. Нельзя взглянуть на этого парня и зафиксировать свой взгляд хоть на чем-то. Думаю, что такое положение вещей — заблуждение на его счет и рассеянность внимания очень выгодно людям его профессии.
— У яхтсменов такого класса…
Он вновь делает пометку в своих бумагах. Что он там пишет? Какие пункты отмечает?
— У яхт такого класса, — поправляю я его не менее меланхолично, — у яхтсменов нет класса.
Секунда промедления. Он не кивает, а продолжает говорить и писать, как ни в чем не бывало. Думаю, я ему осточертела не меньше, чем он мне. Хогарт знает, что я что-то скрываю. Я же понятия не имею о чем он. Нас было трое и точка.
— Яхтам такого класса требуется команда.
— Лентяям и увальням требуется команда, — парирую я. — Мне достаточно было одной пары крепких рук на подхвате.
— Это вы говорите о них? — он оглядывается назад, словно они стоят у него за спиной. — О двух детях?
Я киваю. Именно. Я говорю о них и ни о ком другом. Я уже знаю что они выжили и чувствуют себя вполне нормально, но каждый раз испытываю что-то вроде облегчения, когда он упоминает о них. Мне ничего не показалось. Я не придумала это себе.
Только кот… Я проглатываю подступивший к горлу ком слез.
— Сомневаетесь в них?
— Они всего лишь дети.
Я знаю, что они куда сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Хогарт тоже понимает это. Иначе, их бы не было здесь и он задавал совершенно другие вопросы.
— Давайте я выпишу вам путевку на один из курортов Флориды или Калифорнии, сроком…
Я медлю, словно и в самом деле раздумываю какие предложения у меня остались. Я не боюсь агента. Он пытается копаться у меня в мозгах. Пускай. Это не больно. Как хорошо ему это удается? Не мне судить об этом.
— Скажем на три месяца. Потом, если мы встретимся, мистер Хогарт, вы расскажете мне о человеческих возможностях.
Он садится передо мной. Стул железный и очень неудобный. Если такие расставлены по всему кораблю, то я понимаю откуда у вояк такая выправка. Задница затекает в считанные мгновенья!
— Мы знаем, что кто-то помогал вам.
Мое сердце предательски ёкает, пропускает один удар, но все быстро приходит в норму. Он ничего не знает! Лишь то, что я рассказала ему.
— Я знаю, что вы ошибаетесь.
Он ждет. Я же вновь пытаюсь найти хоть что-то примечательное на его лице. Как можно быть таким обычным?
— Вы говорили, что вышли из Манхэттена и отправились на юг.
— Верно.
— Что заставило вас повернуть обратно?
— Я уже говорила вам: мой любовник бросил меня, как только узнал о том, что я беременна. Что касается меня, то я поняла, что не выживу в таком положении и решила, что надо возвращаться.
Все это мы проходили много раз. Мне хватило ума сообразить, что мои ответы не должны отличаться от предыдущих. Раз за разом я повторяю одно и тоже, но только разными словами, точны только имена и названия городов.
— Почему он бросил вас?
Вот этот вопрос я слышу в первый раз. На мой взгляд все здесь достаточно просто, но я жму плечами.
— Наверное, потому что это обременительно, — я показываю на свой живот.
Вот еще одна загадка — вампиры не люди. Эти клыки с зеркальным блеском, выступающие со всех сторон — они часть скелета, но люди в белых халатах как будто бы не видят, что ребенок во мне, как бы это сказать?.. Немного не такой. Или это проявляется позже? Когда? И как это будет происходить? Куча вопросов роется в моей голове, но задать вопросы теперь некому.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Женщина с двумя подростками — это его не испугало.
— Я еще раз повторяю: вам не стоит сомневаться в них.
Хогарт чиркает что-то в своем ворохе бумаг. Он опять записывает!
“Надо потерпеть, детка! Все обязательно закончится.”
На меня снова и снова накатывает злость, но я уговариваю себя быть спокойнее.
— Я бы тоже не приносила хлопот, но лишь до определенного времени.
Я облизываю губы и отворачиваюсь, говорю в сторону, только бы не сорваться на крик.
— Зачем ему заботиться о чужом ребенке?— Сначала он рискнул жизнью, чтобы сбежать с острова и спасти вас, а потом бросил? Было бы проще сделать это в одиночестве, а не дразнить и злить главаря группировки.
Чудесную историю я состряпала? Не правда ли? Мне хватило ночи, чтобы придумать все это. Джейк предводитель банды. Карен — помогает ему в этом. Я — его сбежавшая подружка. Они держат в страхе весь остров, убивают, грабят, насилуют и берут в рабство.
— Наверное, ему нужен был тот кто помог бы решиться на эту авантюру.
В моей легенде двадцать процентов лжи и выдумки, еще столько же игры с фактами, а все остальное правда. Если вдуматься: моя история не так далека от истины, только и нужно что разобрать ее на составляющие.
— Почему бы не взять себе в компаньоны женщину?
— В моей голове все никак не укладывается вот что, мисс Дарресон.
Он закидывает ногу на ногу.
— Как он мог так поступить с вами?
— Мужчины способны удивлять.
Он перелистывает назад свои бумажки, сверяется с чем-то, кивает и все-таки, поднимает на меня вопрошающий взгляд. Вот что он там читает? Каждый раз одно и тоже. Я не сдамся и буду представлять все в таком свете.
— Почему вы, сбежав от такого жестокого человека, заставляющего творить такие безумные вещи, вдруг решили вернуться?
О, да! Я смешала в кучу все, что видела все это время. Я наградила качествами и поступками людей, что не были способны на это. Или все-таки я ошибаюсь и не такие они белые и пушистые?
— Выбрала из двух зол меньшее, — говорю я, как можно более спокойно.
Я думаю, что на моем месте так поступила бы большая часть женщин. Отвага, безумие, если не сказать, что слабоумие — это свойственно совсем малому проценту слабого пола и кажется, что в этот процент вхожу я.
— Вы решили вернуться, а потом и вовсе развернули судно в перпендикулярном направлении.
Я киваю. Это самая шаткая часть моего рассказа, но я стараюсь говорить ее как можно тверже, чтобы она не выглядела таковой.
— Я поняла, что возвращением ничего решить. Мне стало страшно за себя. Я не знала, как поведет себя Джерри…
Да, я изменила имена. Так я хоть как-то верила в то, что говорю и не испытывала вины, что оговариваю парня, что заботился о группе людей так как только мог и умел.
“Ни черта!” — возмущается какая-то часть сознания, но я только вздыхаю поглубже, стараясь успокоиться. — “Спокойнее Алекс.”
— …ведь он бы не поверил, что я беременна от него, а не от Раймондо.
Ему и в самом деле интересно знать все это? Слово в слово повторяющийся рассказ одной недалекой и трусливой девицы, которая не способна ни на что без мужика рядом? Что конкретно его смущает?
— Я испугалась за будущее своего ребенка, который может родиться в том мире, в тех условиях, среди тех людей. Я решила попытать счастья на востоке.
— Вот так внезапно?
Все именно так. Не послушай я однажды радио так бы и продолжила сидеть там, не оказалась здесь и наверное, была бы безумно счастлива. Пусть Раф только хотел предупредить меня о надвигающейся опасности, но я узнала правду и вот мы здесь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Однажды, я решила послушать радио. До того дня, в эфире был слышен лишь шум и сигналы о помощи от других выживших. Мы поймали радиоволну, это был новостной выпуск, так мы узнали, что остальной мир живет себе и не знает бед.
