— Ты лез в чужие дела, разбирался с придуманными угрозами для твоей страны, тогда как такие, как мы, гибли городами, выживали и давали десятки тысяч очков вперед тебе и таким как ты!
Я любого способна вывести из себя — это утверждал Джейк, об этом сказал Рафаэль. Это моя суперспособность. Что такого я сказала? Я усомнилась в его профпригодности, мужественности, крутости. В том что у него есть яйца.
— Теперь вы сбрасываете нам на головы весь мусор планеты, рассказываете мне о своих “типа” заслугах перед человечеством и орете на меня, пытаясь напугать! Я засыпала под крики таких, как ты!
Я сажусь обратно, буквально заставив себя сделать это.
— Никто не помогал нам.
Мне стало легче. Но ровно на секунду. Зачем я лезу на рожон? Я просто не понимаю к чему это все. Что они хотят знать? Где я дала маху? Почему они не верят мне?
— Никто не виноват в том, что произошло с вами, лишь вы сами и ваш президент!
Он стоит так еще несколько секунд. Бугрятся мышцы на его лице, слышно, как скрипят зубы, светлые глаза побелели от ярости, но меня он этим не проймет.
— Вы сами погубили себя!
— Наш президент при поддержке таких, как ты!
Вот только не надо говорить, что в действиях государства виноваты обыкновенные люди. Я уверена, что большая часть из нас была бы против таких разработок доведись нам узнать об этом.
— Мне нужна истинная причина, имена тех кто помогал тебе. Иначе, ты вернешься обратно!
Он наклоняется к моему лицу, смотрит прямо в глаза своими белесыми глазами.
— С пузом! Рожать ты будешь где-нибудь в поле, ночью, ожидая приближения мертвецов.
Круто. Он ведь и в самом деле может так сделать!
— Хорошо, — откликаюсь я почти незамедлительно, быстро кивая ему, как будто соглашаясь с его угрозой. — Я расскажу вам кто еще был с нами и почему я решила вернуться, даже то почему я сбежала. Но только для вас.
Еще пара секунд пристального внимания, кажущеся взбешенного монстра весом в центнер, а то и больше. Они ведь не отстанут от меня.
— Но только для вас.
Он кивает, а я начинаю заговорщицки-приглушенным тоном.
— Я сбежала от парня. Нашла того кто мог бы помочь мне, переспала с ним, но не ожидала что таблетки подведут. Он сделала ноги сразу же, как только узнал о моей беременности. Я решила вернуться, а в итоге, испугалась! Вы, кстати, чем-то похожи с ним! Я решила попробовать. Я ничего не теряла и я оказалась права.
Я все жду, когда Борн ударит меня. Ничто не мешает всем этим людям делать то, что они захотят. Меня ведь официально не существует. Я — гражданин мертвых земель! Никто не возмутится, не поплачет, не подаст жалобу.
— Мне нечего сказать вам, майор.
Кроме Рафа и Джейка, если последний когда-нибудь узнает об этом. Интересно, что бы сделал Хеллингер, если бы это вдруг произошло?
— Это правда и только.
Меня оставляют одну. Я в пятнадцатый раз рассматриваю это ничем непримечательное место, не разрешая себе грустить, предаваться унынию, плакать, кричать и требовать ответов. Достаточно этой вспышки агрессии. Но может они этого и ждут? Слёз, а не этого всего?
Они ведь наблюдают за мной. Я слабая женщина, совершенно одна, нахожусь в положении, вокруг чужие люди и не видно даже какого-то намека на светлое будущее. Мне нужно плакать потому что во мне бродит гормональный коктейль и потому что эти жестокие люди терзают, кричат и угрожают.
“Неужели и правда отправят обратно?”
Чем больше я думаю об этом, тем больше признаю, что такая вероятность есть. Однако, я спокойна. Моя интуиция подсказывает мне, что все будет хорошо. Мне бы эту уверенность, когда мы мотались вдоль побережья.
— Мисс Дарресон.
Я поднимаю глаза, глядя на вошедшего в камеру Хогарта. Видно, что он спешил, а еще, что чем-то раздражен.
— Настала очередь хорошего полицейского? — откликаюсь я, растянув губы в приветственной улыбке.
Хоггарт кивает пока идет ко мне. Он не улыбается, не отвечает мне той же любезностью. Как всегда. Я уже не жду этого, просто в очередной раз отмечаю этот факт.
— Вы американцы такие самоуверенные.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Да. Мы такие и источник всех бед. Это я уже поняла.
— Вы англичане такие нудные, — парирую я.
— Вы стали дерзить.
— Я не люблю, когда на меня кричат. Извините.
— Почему?
Я дергаю плечом. Хочет знать и этот факт из моей жизни?
— Неприятные воспоминания из детства.
— Все дело в вашей матери? Она была больна.
Он листает свой планшет. Я не отвечаю.
— Энцефалопатия, верно? Приступы начались спустя три года после вашего рождения.
Хм. Значит они сохранили базы данных по несуществующему континенту.
— Это ведь, — он вновь смотрит в свои бумаги, даже не переворачивая их, — всегда сопровождалось криком и ругательствами.
Да. Она говорила все громче и громче. Позже, отец говорил что это из-за растущего напряжения в спинном мозге.
— Потом она стала принимать препараты, что сделали ее намного мягче.
Я вновь ощущаю прилив раздражения. К чему все эти вопросы? Зачем он дает понять что знает кое-что обо мне. Для чего все это?
— Она мертва?
— Да.
— Вы уверены?
— Да.
Она была монстром и убила папу. Перед глазами встает то самое кресло, его искусанные руки, лицо, лежащий револьвер на персидском ковре. Я вернулась много позже и уничтожила ту тварь, которая звалась моей матерью. Я подожгла квартиру, сделав свой дом их общей усыпальницей, вместе со всем, что было так дорого мне. Успела забрать мистера Сноу, но он как известно тоже канул в лету.
Дурацкий порыв, надо было выбрать что-то другое. Фотоальбом? Бумага не вечна. Флэшки, жесткий диск, ноутбук с фотографиями? Кто же знал, что я еще смогу воспользоваться ими? Пожалуй стоило взять альбом со снимками. Нет. Фотокамера и та ушла на дно вместе с яхтой.
— Кто вам помогает, мисс Дарресон?
— Я не понимаю о чем вы говорите. Я здесь, а не на свободе. О какой помощи идет речь?
Хогарт молчит. Проходит какое-то время прежде чем он решается заговорить, складывая обратно исписанные листы бумаги.
— Мы подобрали вас в океане. Мы не планировали афишировать ваше спасение, как и выпускать вас обратно к людям.
Мое сердце ухнуло в пустоту, но я постаралась никак не выдать себя. Я не хочу обратно. Не из-за Рафа, не ради Джейка, а из-за себя и того, кто у меня внутри. Я еще вижу будущее, но оно вдали от тех мест.
— Вы планировали вернуть нас обратно?
— Может быть.
Почему? Потому что, я могла бы повторить свой подвиг с большим успехом, чем сейчас? Из-за того, что я вернулась и раструбила всему миру о том, какие они козлы?
Это бред.
Я не знаю на чьем судне мы находимся, под каким флагом передвигаемся. Люди вокруг говорят на английском. Разве кто-то не говорит на нем? Таких мало. С национальностью Хогарта я просто угадала. Всё лишь предположения.
— Ваши планы изменились?
Я испускаю вздох облегчения. Не могу удержаться от этого жеста.
— Да.
Секунда промедления. Он двигает стул, до этого бесполезно стоявший у стенки.
— О вашем существовании стало известно прессе. Теперь о вас знает весь мир.
Я приподнимаю брови. Любопытно. Это дело рук Рафаэля? Кого же еще?!
— Журналисты, — он морщится при их упоминании, — они сделали из вас героиню.
— Я ничего не знаю об этом, — я облизываю мигом пересохшие губы. — Вы видите и знаете, что я постоянно на виду.
Он молчит. Очень долго. Дольше, чем обычно.
— Кто помогает вам?
— Я же сказала вам…
— Здесь, — уточняет он, словно я не понимаю о чем он, — на корабле.
Я качаю головой. Я ни с кем не общаюсь. Та женщина была единственной кто заговорил со мной, а ещё эти двое — Хогарт и Борн, но больше никто.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Никто.
Они не смогут и не будут держать меня…
— Александра, нам плевать на журналистов. Хочу, чтобы вы знали это.
— Тогда в чем дело?
Он молчит какое-то время.
— Я ведь могу доверять вам?
