как в нем. Нет. Он просто не знал, как этот свободный мир его примет. Такого вот – нового. Заматеревшего телом и духом. Циничного, недоверчивого.
Пока он в машине, он будто под прикрытием. Стоит ему выйти наружу…
– Не спросил, Диман, извини, какой тебе кофе брать, – суетливо сунул ему в руки трехсотграммовый бумажный стакан Лешка. – Взял американо. Сахара всыпал три пакетика.
Он хотел эспрессо. Без сахара.
Поблагодарил Лешку кивком. Снял крышку и принялся пить горячий кофе мелкими глотками. Кофе был недурен, но не тот, к которому он привык. Его кофемашина по утрам перед отъездом на фирму выдавала ему такой двойной эспрессо, что в висках начинало стучать. Он еще помнил, не забыл.
Кстати…
– Моя кофемашина цела? – покосился он на соседа.
– А что ей будет-то? Там все цело. Как было при тебе, так и осталось. Она забрала свои вещи. Твои все на местах. Ключи от квартиры…
– У меня есть. Она же не поменяла замки, нет?
Леша отрицательно мотнул головой.
– Вот и ладненько. – Дима помолчал минуту и все же спросил: – Как она вообще?
– Не знаю, – вдруг с необъяснимой печалью произнес Окунев. – Я вообще про нее ничего не знаю, Диман.
– В смысле, не знаешь? Разве вы не вместе, Леша?..
Весточку с воли о том, что Лешка на всю катушку опекает его жену, доставил ему сам же сосед. Явился на свиданку и, глядя на Карелина сквозь стекло, покаялся во всех своих грехах.
– Лучше, если я сам тебе расскажу об этом, – проговорил он, с силой прижимая телефонную трубку к уху. – Не хочу никаких сплетен за спиной. Ты мой друг, Диман.
– Сосед, – поправил его Дима.
– Пусть так, но мы всю жизнь знаем друг друга.
– Восемь лет, – снова внес ясность Карелин. – Это я всю жизнь прожил в этом доме с родителями и остался там после их смерти. Ты поселился всего лишь восемь с небольшим лет назад, Окунев.
– Для меня эти восемь лет как вся жизнь. Потому что… Потому что я никогда не встречал таких замечательных людей, как ты и Лиза.
И Окунев заплакал. И, размазывая слезы по лицу, рассказал ему, как Лиза после ареста мужа начала скатываться в пропасть. Как едва не пропила квартиру и фирму, которую основал ее супруг.
– У вас в доме постоянно крутились какие-то сомнительные люди. Все с нее требовали подписать какие-то бумаги. Потом к ней повадился мент из местного отдела. Скользкий такой, противный.
– Осипов? – уточнил Дима.
– Да. Кажется.
– Они одноклассники с Лизкой.
– Это не помешало ему залезть к ней в койку, – пряча глаза, прошептал Лешка. – Там кого только не было, Диман.
– И даже ты побывал, – с ухмылкой произнес Дима.
На тот момент он отсидел полгода под следствием и уже год на зоне. Поэтому немного научился держать себя. И не принялся бить стекла, чтобы добраться до Лешкиной покрасневшей шеи.
Диме очень хотелось удавить соседа. За новости гнусные. За то, что он там – по другую сторону стекла. И сейчас просто встанет и уйдет. А ему еще сидеть и сидеть. Чалиться, как принято здесь говорить…
– Мы вместе. Даже официально оформили отношения. Ты же знаешь. Я тебе писал.
Он глянул на Диму, тот молчал, и Леша продолжил:
– Мы вместе, но будто врозь. Она смотрит мимо меня, как сквозь стекло…
«Через которое ты сообщил мне, что вы с Лизой решили съехаться», – неприязненно подумал Карелин.
– Она не занимается ребенком. Она все забросила! Дом на мне. Участок на мне. Ребенок на мне.
– Наверняка прислуга имеется, Леша, – ухмыльнулся Карелин.
– Имеется, но надо же все контролировать. А Лиза, она… Она совсем меня не любит. Она… Она ненавидит меня!
– Ты хочешь, чтобы я тебя пожалел? – ухмылка Карелина сделалась шире. – Или… Или, быть может, ты хочешь, чтобы я занял твое место, как ты мое когда-то?
– Я твоего места не занимал, – неожиданно оскорбился Окунев и поддал газу. – После тебя там кого только не было. Я вытащил ее со дна. Я поймал ее на краю пропасти!
– Вытащил или поймал? – Карелин уставился на облака, сделавшиеся легче, светлее, переставшие сыпать дождем. – Знаешь, Леша, что я тебе скажу… Я не хочу ничего знать ни о Лизе, ни о вашей жизни. Я все это пережил и закопал. Я начинаю жить заново. В этой новой жизни вам места нет. Особенно Лизке!
Черт, ну вот почему ему показалось, что Окунев выдохнул с облегчением?
Глава 2
Закинув ноги на стол, он покачивался в рабочем кресле и дремал. К нему никто не мог войти сейчас. Все либо уже ушли, либо еще не явились. В коридоре отделения полиции было тихо. Начальник уехал в главк с докладом. И те немногие, кто, как Евгений Осипов, сидели по своим кабинетам, предпочитали не высовываться.
Редкая минута затишья. Он всегда ее использовал, чтобы подремать. Не высыпался постоянно. Лет уже десять, наверное. В выходной, о котором мечталось с начала недели, вскакивал как ненормальный с утра пораньше. И снова недосып.
– Может, это у тебя болезнь какая-то? – предполагала мама, пытаясь уложить его у себя в гостях, как когда-то в детстве. – Что-то нервное, связанное с твоей неспокойной службой?
Он кисло улыбался ей в ответ. Добросовестно пытался уснуть на любимом диване в своей бывшей детской. Но ничего не выходило.
Но вот на работе!..
Здесь его веки наливались тяжестью мгновенно, стоило ему остаться одному в кабинете. Как вот сейчас.
Осипов чувствовал, как опрокидывается в сон. Даже услышал, как всхрапнул. И совсем не отреагировал на легкий сквозняк, потянувший из форточки при открывшейся двери. Дернулся лишь в тот момент, когда над его ухом кто-то звонко хлопнул в ладоши и рассмеялся.
– Что?! – вытаращил он глаза, резко роняя ноги со стола. – Что случилось?!
Перед ним с широкой улыбкой стояла Маша Климова. В узких черных брюках, форменном поло и кителе, мастерски подогнанном под ее хрупкую фигурку.
– Дрыхнешь, Осипов? А если кто войдет?
Она присела на край его стола. На него пахнуло тонким ароматом ее духов, названия которых она никому не раскрывала. Сколько к ней ни приставали коллеги-женщины, Маша хранила тайну.
– Я не дрыхну. Я размышляю, – ответил он с вызовом. – А тебя вообще стучаться не учили?
– Я же не к тебе домой пришла. И не к начальству, – с легкой обидой огрызнулась Маша, слезая с его стола. – А ты нагло спал, Осипов, даже не пытайся отказаться. Ты храпел!
– Я не храпел. – Он почувствовал, что краснеет, и разозлился. – Чего тебе
