Конечно, слова о «четырех строчках Пастернака» не следует понимать буквально. В этом резко заостренном образном выражении — клятва беззаветной верности искусству, что называется, до гробовой доски.
Годы, прошедшие со дня смерти Николая Майорова, явились лучшей проверкой достоинств его поэзии. Его душевно чистые, честные, всегда напряженно страстные стихи удивительно точно передают ритм жизни и духовный облик молодого человеке не только конца 30-х — начала 40-х годов, но и нашего времени. Они покоряют сердца все новых и новых читателей. С благодарностью вспоминают они поэта, который в своих стихах — по-юношески угловатых, но вместе с тем подкупающе искренних, сердечных, — сказал потомкам о судьбе своего героического поколения:
Я в жизнь вошел тяжелым и прямым.Не все умрет, не все войдет в каталог.Но только пусть под именем моимПотомок различит в архивном хламеКусок горячей, верной нам земли,Где мы прошли с обугленными ртамиИ мужество, как знамя, пронесли.(……………………..)Но как бы ни давили память годы,Нас не забудут потому вовек,Что, всей планете делая погоду,Мы в плоть одели слово «человек»!
Никто не забыт, ничто не забыто. Пришла к читателю и поэзия Николая Майорова.
Вадим Ружина,
кандидат филологических наук, доцент Бельцкого пединститута
Закат
Где-то в небе за Дунаем,у склонившихся Карпат,перья желтые роняя,таял розовый закат.Ветры спали солнца ради,тени с гор в равнины шли.Кто-то долго нежно гладилгрудь истерзанной земли.И она вздыхала томнов ослепительный опал:в небе плыл закат огромный,перья желтые ронял.
1937
Его герои
Здесь подлецы и казнокрады,свиные рыла и подлог.Чинуши, ждущие награды,царя владетельный сапог.Здесь городничих легионысуды негласные вершат.Здесь мелких тварей миллионывприпрыжку в ведомства спешат.Секут детей. Считают деньги.Сбивают цены. Спорят. Лгут,бород заржавленные веникиуткнув в свой приторный уют.Здесь держиморды с их замашкой.Здесь доже вор бывает прав.Здесь сам Ноздрев играет в шашкии шашки пичкает в рукав……И сколько их,пустых святош,среди отъявленных уродов,один с другим, как капля, схож!
1938
Ночь
Это все знакомо и понятно.Скрипнет дверь. Потом забрешут псы…И от рам неровной теньюпятнаупадут бесшумно на часы.
Стрелки медлят. Дразнят — не иначе,и считают время — не проспи.Так пересчитывает сдачускупой и недоверчивый кассир.
Но тебе вставать еще не скорои, наверно, слушать надоест,как, не находя удобных мест,чьи-то тени ходят коридором.
1938
Август
[1]
Ты для меня и музыка, и сон,Последний снег, осенняя прохлада,И всплеск последний града,И ночь, что подступает под балконВеликолепьем августовским сада.
Я весь в тебе. Давай поговорим,Пока мы здесь вдвоем, неотделимы.Как дышим мы дыханием однимИ не живем, а медленно горимИ даже уловляем запах дыма.
Так навсегда меж нами повелось:Считать обидой легкое участье,Над чувствами не ставить выше власти,С ума сходить от бронзовых волосИ шепотом рассказывать о счастье.
Будь для меня постылою простудой,Будь горною тропою до небес.Я не спрошу, — зачем ты и откуда?Будь для меня одним великим чудомИз тех семи прославленных чудес!
Будь для меня и небом и землей,Пошли на смерть, корми тяжелым хлебом!Я всем плачу тебе: собой,Словами лучшими и славой ветровой,За эти руки, пахнущие небом!
Детство
Я был влюбленным в лес и в воду,В простую радость, в игры на дворе.Курил табак. Крал тайно из комодаОтцовский карабин, хранимый в кобуре.
Друзья мои, — владельцы птичьих клеток,Невинных снов, диковинных гвоздей, —В часы нужды курили листья с веток,Дрались у игрищ, крали голубей.
На все был спрос, к любой покупке повод.Превыше всех коллекций стариныЦенились карабин и книжка "Овод",Для них, казалось, но было цены.
Мир был предельно прост и ясен.И за пригоршню пятаковМы покупали мыслимое счастье,Закованное в тяжести подков.
"…Он для тебя украсит стены…"
…Он для тебя украсит стеныИ скажет: "Славой ослеплю!"А я опять останусь с теми,Которых вовсе не люблю.
И в смене встреч и длинных буднейТебя я вспомню, изумлюсь!Все тяжелей и безрассудней,Все непонятней становлюсь.
Я не пойму, моя отрада,Как можно в этакой странеВсю жизнь пройти с тобою рядомИ все ж остаться я стороне.
Зов жизни
Был долог бабий блуд на сеновале.Пока чернело небо без стрижей, —ворочались, потели, целовалив тупые переносицы мужей.А мужики лежали как пласты, —дневная ноша плечи им растерла.Тяжелые нательные кресты,как тараканы, выбились на горло.Сквозь крышу шел густой полынный запах,и прежде чем отдаться вдоволь сну,не торопясь кузнец в тяжелых лапахсжимал и тешил глупую жену.Так мнет горшечник розовую глину,склонясь над ней, как древний ворожей.Так парни тащат за полночь к овинубесстыжих хуторянок от мужей.…Дорога шла вразвалку от селаза рожь, в кусты, в душистые осины.Там девка парня статного вела,в глаза глядела, за виски бралаи рассказать о звездах не просила.А что услышишь в тишь такую:то ли влага бьет в суку,то ль тетерева токуютв ночь такую на току?..
1940
Дед
Меня ты просишь, чтоб о дедея по порядку рассказал.Как он рубил углы соседям,чужие бревно воровал.И как любил свое он дело,как постарел он и зачах,и как медлительно гореланад ним рублевая свеча,
когда желтеющие ногион протянул вдоль половиц,и как, ступая от порога,крестясь, старухи пали ниц,как, помянув отца и сынаи всех апостолов зараз,они выдавливали силойслезу притворную из глаз.
1938
От редакции
Редакция альманаха "Поэзия" выражает благодарность поэту В. Жукову и К. Титову за предоставленную возможность опубликовать ранее неиздававшиеся стихи их друга Николая Майорова.
Примечания
1
По воспоминаниям друга Николая Майорова К. Титове, стихи "Август" и "Детство" были написаны в 9-м и 10-м классах.
