а значит, как политическое обещание, является обманом. Но удивительным образом история СССР как раз опровергла гитлеровские обвинения в том, что именно социализма большевики не построят и строить не будут, а станут продолжать коммунистические эксперименты, в действительности закончившиеся вместе с военным коммунизмом к 1920-му. Подлинная программа большевиков заключалась в массовом подъёме всего народа к культуре и городской цивилизации, что было сделано и стало основой советского государства. Да, в масштабном историческом смысле социализм есть модернизация феодализма как строя. Строя, представления о котором радикально искажены исторической идеологией и историографией капитализма. Западная схема истории представляет так называемые Средние века эпохой мракобесия и всяческого угнетения. Неудивительно — ведь капитал утверждался, разрушая феодальное государство. Однако именно этот «проклятый» период создал представление о государственной морали, о чести и этическом кодексе служения, о личной ответственности Государя. Что получило фундаментальное развитие в русской государственной этике, которая с момента создания русского государства (свободного от территориальной раздробленности, характерной для Запада) сразу была имперской: обосновывала служение Государю и России, а не местному феодалу.
Мы наивно полагали, что пути нашего социализма и социализма Западной Европы исторически сойдутся к общности, которая позволит установить мир на нашем континенте, создать единую систему безопасности, а значит — и общие ресурсы хозяйственного развития, построить «Европу от Лиссабона до Владивостока». Мы не учли роли США, которых такое историческое будущее совершенно не устраивало. Не говоря уже о том, что в США не возникло никаких элементов социализма: страна продолжала идти по пути капиталистического рабовладения и получила гигантский ресурсный допинг, переложив на плечи союзников затраты на своё дистанционное участие во Второй мировой войне.
Мы многое сделали для сохранения отношений с Западом. Мы предложили ему не теоретический, договорный, а практический мир, добровольно, по собственной инициативе и в одностороннем порядке пересмотрев в пользу Запада устройство мира и Европы, оформлявшее результаты нашей Победы над германским нацизмом в 1945 году. Но русская добрая воля была принята за признание поражения, и Запад взял курс на окончательную ликвидацию России.
Запад не принял нашего решения его собственной проблемы и вернулся — под руководством США — на путь создания нового рабовладения. Делается всё, чтобы окончательно превратить человека в изготавливаемую машинами вещь, лишив его даже природной половой принадлежности. Человек не должен знать, что он раб. Или должен согласиться быть рабом, поскольку сам сможет иметь рабов. Мы не примем такого порядка. И, видимо, в этой точке рвётся наша последняя связь с Западной Ветвью — общая Надежда на сохранение Человека.
Сегодня рассеиваются последние русские иллюзии в отношении Запада, его способности хоть к какому-то партнёрству и обмену. Европейские цивилизационные начала, необходимые нам и входящие в нашу сущность, мы теперь должны и можем воспроизводить, полагаясь исключительно на самих себя, на собственную судьбу. Запад отошёл настолько далеко от тех общих корней, которые позволяли поддерживать наше цивилизационное общение, что оно становится невозможным. Нам нужно ясно осознать европейскую составляющую своей идентичности как русскую, обладающую собственной историей и принадлежащую русской цивилизации в силу её происхождения и развития.
Последнее, что мы можем дать Западу, — это сохранение его наследия, от которого он так решительно отказывается. Мы сохраним память о нём в своей культуре.
Так закончится наше многосотлетнее сродство, бесспорность которого подтверждается тем, в каком значительном объёме Запад усваивал русскую культуру как свою собственную, как он узнавал в нас самого себя — совсем не так рассматривались Западом Индия, Китай, Япония — социумы по-настоящему внешние и чуждые ему. В этом состояла возможность нашего взаимопонимания — ныне постепенно утрачиваемая, тут же кроются и причины страха перед нами, и способы внутреннего воздействия на нас — через общие смыслы и связи.
Время Обмана
Западному обывателю было приятно считать «русский вопрос» уже решённым. Нет русских, нет больше никакой России. Наконец-то… Ликвидация северного монстра (нас с вами) из стратегической задачи политиков превратилась — как казалось в 1990-е и 2000-е годы, в тактическую цель западного бизнеса. Политики почивали на лаврах. Мюнхенскую речь Владимира Путина в 2007 году они не расслышали. Слов не разобрали. То, что Россия не только сохранится, но и восстановит свой суверенитет, что её не устраивает господство над миром одного гегемона, показалось западным политикам смешным.
Предполагалось, что, как в 1985–1991 годах, мы всё сделаем сами, своими руками. Сами доразворуем, отдадим, полностью и окончательно сдадимся на милость победителя. Далее на пространстве бывшей России воцарился бы хаос из десятков карликовых «демократий», который должен был стать источником пропитания для пусть и уставших, но «цивилизованных» западных стран, а также жерновами для перемалывания органической составляющей России — многоэтнической имперской общности русской цивилизации, то есть собственно русского народа как семьи народов, говорящих на русском языке и желающих жить вместе.
Этого должно было бы хватить, чтобы занять Западную Европу освоением наших останков на ближайшие двадцать лет. Ведь США нужно что-то дать континентальному Западу взамен на превращение его в собственную колонию. У рабов должны быть собственные рабы — таков американский проект дальнейшей модернизации рабовладения. Это не должно было допустить объединения Старого Света в целом и перезапуска материнской цивилизации. Этот проект давно перекочевал из высоких кабинетов и тайного закулисья в контекст и подразумеваемое содержание общенародного западного «демократического» дискурса, стал общим местом.
Таков общий знаменатель всех западных избирательных программ, главное политическое обещание США XXI века: с русскими покончено, они уже не поднимутся.
Так ли это? Ответ на этот вопрос зависит от нас, от нашего исторического самоопределения. В 1990-е годы — и несколько позже — мы точно колебались по-гамлетовски: быть или не быть? Но ответ был дан. Быть. И тут наша судьба расходится с судьбой Гамлета, с западной судьбой.
То, что для западного обывателя — поощряемое гегемоном заблуждение, для нас прежде всего обман и самообман. Обманывают, когда не могут взять силой. И когда клиент «сам обманываться рад» — что будет «дружба», что мы будем «как все», что будет «изобилие». Что всё, что мы до этого вполне обоснованно считали правдой, — якобы неправда. И наоборот. Что у нас будет всё, и ничего нам за это не будет. И делать ничего не придётся — только поверить. Что можно расслабиться наконец.
В СССР ложь Запада, адресованная нам (и, разумеется, самому себе), была предметом разбора для многочисленных государственных учреждений, назначенных разоблачать «буржуазную фальсификацию истории». И они свою работу худо-бедно делали. Однако что для учёного аргумент, для обывателя — ничто.
Но дело не только в уровне грамотности. Мы были самой
